А пока сделаем выводы:
• автору нужно взять себя в руки;
• не смешивайте белое ламбруско с красным;
• если вам кажется, что третья бутылка не будет лишней, ложитесь спать;
• не пейте от скуки;
• трудно быть учителем в Саратове, но приятно;
• если вы встретили «белого медведя», не возвращайтесь за «бурым»;
• пить шампанское с утра – норма;
• лучше редко, чем всегда;
• пить залпом – исконно;
• надо ехать в Грузию;
• бехеровку пить буквально по капельке;
• перцовка – ваш домашний доктор;
• не смешивайте вино с кока-колой, пока вы не на пляже;
• все мерзкое, залитое алкоголем, уже не мерзкое;
• штоллен – алкоголик;
• конфеты – зло;
• алкоголь – добро.
Ну ладно. Надеюсь, вы уверенно держитесь на ногах, взгляд ваш светел, а ум – пытлив. Пора ехать дальше. Пора узнать, с чего и когда все начиналось, кто и зачем стоял у истоков, куда все течет, стремится и катится.
Глава 2Алкоголь и предки
Гипотеза «пьяной обезьяны»
Интересно посмотреть в глаза тому первобытному человеку, который случайно съел забродивший фрукт и понял, что хорошо. Зачем ты запустил это колесо, человече? Что глазки потупил, предок? Стыдно?
Не стыдно первобытному человеку, ведь все началось не с него, а гораздо раньше, когда все мы еще обезьянками лежали в колыбели вселенной – миллионы и миллионы лет назад. Может, даже не палка в руках сделала из обезьяны человека, а желание выпить.
В XIX веке ученый Луи Пастер установил, что брожение – процесс естественный, микроорганизмы метаболическим путем воздействуют на молекулы сахара, и молекулы, чтобы защититься, производят спирт. Таким образом алкоголь потихоньку-помаленьку образуется во фруктах. Упало, допустим, манго с дерева, лежит. Под солнцем да с бактериями, чтобы не сразу сгнить и исчезнуть, стало манго бродить, наливаться этанолом, усиленно пахнуть.
А ведь бродить может только что-нибудь сладенькое, запах этот притягивал животных, манил, заставлял спускаться с деревьев. Съешь этот фрукт, обезьяна, съешь. Он спелый, сахарный, калорийный. И обезьяна ела, ничего не подозревая, а этанол разливался по крови, запускал эволюцию.
Съела макака фрукт – несколько захмелела, захотела еще фрукт – в итоге сожрала все, что было в зоне досягаемости. Знакомая история. Сидел себе на диете, считал калории, выпил бокал вина и не заметил, как съел пачку пельменей. А дело в том, что алкоголь обладает «эффектом аперитива», стимулирует аппетит, хочешь не – хочешь, доешь все до конца. И если нашим предкам это помогало запастись калориями, то нам, увы, тоже помогает.
Потом, забродившие фрукты легче усваивались, антисептические свойства алкоголя уменьшали вероятность подцепить какую-нибудь болезнь. Животные шли на запах спирта в поисках сахара, и постоянное потребление этанола вызывало необратимые изменения в их крепких телах.
Шли годы. Эпоха сменяла эпоху. Где-то там что-то щелкнуло, и случилось чудо: в организмах человекоподобных обезьян произошла мутация, стал вырабатываться особый фермент, расщепляющий алкоголь. Способность к усвоению этанола увеличилась в 20 раз. Это грандиозное событие позволило человечеству пить, как не в себя. Спасибо, эволюция или бог – кто там за этим стоит.
С тех пор человек способен перепить любое животное, кроме, пожалуй, тупайи (есть такой зверек). Вот с тупайей ни в коем случае не соревнуйтесь, если вдруг предложат. Это такая тропическая мышка, которая живет на острове Калимантан (вряд ли вам это о чем-то говорит). Так эта мышка – настоящая алкоголичка, ведет ночной образ жизни и пьет нектар бертамовой пальмы Eugeissona tristis, в котором спирта – 3,8 %. Пальма эта цветет круглый год – круглый год зверушка навеселе. Конечно, выпивает она сущие миллилитры, но относительно массы тела – ого-го.
Если переводить на человеческий манер, тупайя способна за раз выпить три литра пива! И ни похмельного синдрома, ни больной печени – ничего.
Ученые до сих пор не понимают, как этому животному удается так лихо перерабатывать алкоголь. Хочу быть тупайей, в общем.
Но вернемся к нашим обезьянам. «Напивались ли они забродившими фруктами», – спросите вы. Веселились ли они до упаду? Били ли друг другу морды в пьяном угаре? Нет, ничего такого. Желудок животных заполнялся гораздо раньше, чем наступало опьянение; потом, «крепость» этих фруктов была незначительной – около двух градусов. Поэтому все было тихо-мирно.
Кстати, падалицу-то сахарную, пьянящую – гораздо легче подбирать, находясь на земле. Вот и мотивация обезьянам спуститься с дерева, встать на ноги, превратиться в человека.
Но это все, конечно, гипотеза. Можем верить, а можем взять вилы, факелы и пойти охотиться за ученым, который гипотезу эту выдвинул. Зовут его Роберт Дадли, он профессор Калифорнийского университета в Беркли. И его мысль подтверждает, хотя и косвенно, один эксперимент. С помощью видеонаблюдения группа ученых 17 лет следила за отрядом из 26 шимпанзе. Местные жители (а дело было в Гвинее) собирали пальмовый сок и оставляли его бродить в пластиковых емкостях. А шимпанзе навострились эту брагу крепостью до 7 % пить. За 17 лет наблюдений было зафиксировано 20 попоек. Приходили и поодиночке, и группами, и самцы, и самки, некоторые неоднократно. Конечно, нельзя утверждать, что они пили этот сок ради алкоголя, хотя некоторые особи даже демонстрировали обезьянье опьянение. Но факт в том, что шимпанзе, наши ближайшие родственники, легко переносят этанол.
Конечно, идеально было бы, если бы в ходе эксперимента обезьянки научились сами делать брагу из сока. Тогда бы все сомнения отпали и мы поняли, что наше проблемное пьянство – дело сугубо эволюционное. Но этого не произошло.
Поэтому мы держим гипотезу «пьяной обезьяны» в кармане, но вовсе ею не оправдываемся. Да и нужны ли оправдания?
Неолит
Нет на земле ничего естественнее, чем пиво. Конечно, есть, но мне нравится громкость этой фразы. И хочется поспорить.
Итак, примерно десять тысяч лет назад произошла неолитическая революция. Людям надоело шманяться из стороны в сторону, надоело есть коренья и унижаться перед матушкой-природой. Они решили остановиться, взять себя в руки, заняться земледелием и скотоводством.
Логики особой в этом не было: охотники-собиратели были вполне себе сыты и довольны. Так могло продолжаться дальше и дальше, но люди почему-то решили остановиться. Из-за чего здоровье их ухудшилось, они стали зависимы от погоды, от урожая, от условий конкретной местности. Даже состояние зубов стало хуже, о чем говорят многочисленные исследования. Но что же заставило их вот так вот взять и осесть?
Каменная зернотерка – один из символов неолитической революции. Эта штука предназначалась для того, чтобы растирать зерна в муку, если вы еще не поняли из названия. Нам это приспособление кажется логичным и очевидным, но для человека каменного века, который понятия не имел о том, что такое хлеб, идея перемолоть зерно в муку и потом уже испечь первобытную булку – нонсенс. Если есть зерно – можно просто его съесть. Чувство голода не могло заставить человечество заняться земледелием. Тут же надо сажать, окучивать, ждать – взойдет не взойдет, молиться о дожде. Любая охота или сбор упавших плодов – менее затратен, но более безопасен и выгоден.
Ну ладно, собрали, допустим, зерно. Но сделать из него муку, муку разбавить водой и все это поставить на огонь – за гранью моего каменного мозга. Гораздо проще и очевиднее сделать из зерна пиво! Тут даже и стараться не надо. Разбавил водой – подождал.
Ведь и сегодня пивоваренная промышленность работает на солоде, который получают при проращивании, например, ячменя.
Это я все к тому, что пиво получается естественным путем, а вот до хлеба надо еще додуматься.
То есть можно предположить, что пиво появилось раньше, жидкий хлеб был предком твердого, человек совершил великую революцию и начал заниматься земледелием ради алкоголя.
Вот даже дикари-папуасы, племена которых изредка встречали путешественники, любят пьянствовать. Николай Николаевич Миклухо-Маклай, российский путешественник и этнограф из XIX века, в своих заметках описал процесс приготовления сильно опьяняющего напитка в одном папусском племени:
«Перед началом пира приготавливают напиток «кеу». Свежие листья и молодые ветки просто жуют, старые, твердые корни разбивают и разрыхляют камнем; все юноши в это время представляют собой жевательные машины. Набрав полный рот, они работают зубами, как настоящими жерновами, с сильным напряжением жевательных мышц. Если кто-нибудь устанет раньше, чем масса достаточно размягчена, он выплевывает ее себе в руку, скатывает из нее комок и передает другому, чтобы тот довел жевание до конца. Часто для жевания используют мальчишек; юноши идут в деревню, заставляют мальчиков нажевать «кеу» и приносят нажеванное обратно на место пира. Один тамо (человек) делает тем временем аппарат для фильтрования «кеу», состоящий из двух скорлуп кокосового ореха, из которых верхняя образует воронку, а нижняя, большая, служит резервуаром. Вместо фильтра кладут над отверстием немного мелко истертой травы. Юноши – «жевательные машины» подают один за другим комки разжеванного «кеу», смоченные как можно обильнее слюной; тамо отжимает эти комья рукой в воронку. Часто тамо отдает юноше обратно выжатую массу для повторного смачивания слюной или смачивает сухую массу водой, чтобы затем еще раз ее выжать. К фильтрату, представляющему серо-зеленоватую массу, приливают немного воды и потом дают постоять. ………
Напиток этот не особенно вкусен, о чем свидетельствуют и лица папуасов, проделывающих при питье различные гримасы, но он сильно опьяняет: достаточно маленькой рюмки, чтобы в полчаса сделать человека нетвердо стоящим на ногах».