Или, может быть, вы подмастерье из Лондона, который присоединился к восстанию против короля и его придворных; вам чуть за двадцать, и вы видите, что парламент побеждает. Вы слышали речи Лилберна, и вам кажется, что возможно все. Насколько вам следует унижаться перед офицерами? Так же, как перед войной? Да и вообще, кто такой этот офицер? Мелкий дворянин, о котором вы и не слышали никогда? Разве не все люди равны перед Богом? Все очень сложно, и нет никаких простых, удобных, заранее обговоренных правил, учебников хороших манер и учителей танцев, которые могли бы вам помочь. Люди отчаянно метались в поисках уважительных форм обращения, которые казались традиционными и английскими, достаточно почетными и при этом не запятнанными иностранной неискренностью.
Одной из таких форм стал поцелуй в губы. Как мы уже видели в рассказе Самуэля Кихеля, поцелуй, несомненно, был традиционным жестом приветствия равного себе в неформальной или полуформальной ситуации. Кроме того, он нес в себе воспоминания о старом религиозном «поцелуе мира», жесте, который использовался в официальных ритуалах примирения, проводимых церковью. В отличие от многих других старинных религиозных жестов, например крестного знамения, поцелуй мира сумел без особых проблем перебраться из католической религиозной практики в протестантскую. Отличная иллюстрация к этому жесту – великолепная картина на стене в Найтслендской усадьбе близ Саут-Миммса в Хартфордшире, на которой изображается возвращение блудного сына; написана картина около 1600 года. Это обычное протестантское изображение, описывающее примирение отца и сына; они обнимаются и целуются в губы. Таким образом, приветственные объятия и поцелуй в губы казались многим современникам искренней и прочувствованной формой проявления уважения, не испорченной формальностями и напыщенностью.
Возвращение блудного сына: поцелуй в губы между отцом и сыном. Это эхо старинного ритуала «поцелуй мира», который символизирует примирение, радушие и гостеприимство
Для истовых пуритан это приветствие оказалось особенно привлекательным: оно подчеркивало братскую любовь и общие усилия под именем Бога. Кроме того, в войну покоя всегда не хватает, так что не стоит удивляться, что жест уважения, объединяющий в себе все эти смыслы, обрел большую популярность среди военных. По крайней мере в одном из политических памфлетов тех времен изображаются два военачальника, стоящих перед своими войсками, одетых в доспехи, с непокрытой головой, обнимающихся и целующихся. Памфлет посвящен недавно заключенному союзу. Мы не знаем, в самом ли деле два этих военачальника обнялись и поцеловались, подписывая договор, но этот образ был выбран из-за легко узнаваемого символизма. Именно такого поведения люди ждали от двух набожных, благородных лидеров.
На самом радикальном краю общества действовали многочисленные маленькие религиозные группы, которые с энтузиазмом переняли приветственный поцелуй. В 1657 году Джордж Фокс (многие считают его основателем религиозной группы, ныне известной как квакеры) писал: «Обычаи, и манеры, и увлечения мира, практикуемые жителями мира, тщеславны; встречаясь друг с другом, они спрашивают “как ваши дела, сэр”, и снимают шляпы, и расшаркиваются, и кланяются. “Я рад, что с вами все хорошо, ваш покорный слуга, ваш покорный слуга, мой господин, или сэр, или госпожа”, а потом, когда проходят мимо, тем же самым языком желают им зла, говорят о них дурное, желают, чтобы случилось несчастье». Отказ от всякого лицемерия и неискренности, как они их видели, стал одним из главных догматов квакерской веры, а это означало, что пустые церемонные жесты больше не нужны. Нужно было доказать сложное дело.
Возникло немало проблем; на некоторые из них указал Фрэнсис Хиггинсон, проповедник-пуританин, в 1653 году. Он жаловался, что когда квакер встречает кого-то на улице, то просто проходит мимо, «словно они животные, а не люди, не приветствуя никого и не отвечая на приветствия». Такое поведение беспокоило буквально всех. Далее, продолжает Хиггинсон, без обычных уважительных жестов и слов «трудно было различить, ушли ли они совсем или просто отошли в сторону, чтобы облегчиться». Возможно, фраза выглядит довольно странно, но она подчеркивает, насколько глубоко ритуалы вежливости были встроены в повседневный ритм жизни. Люди, впервые встречавшиеся с отсутствием поклонов и жестов со шляпой, часто считали, что квакеры – душевнобольные или инвалиды. В 1652 году Джордж Фокс и сам попал в ситуацию, когда на него то таращились с недоумением, то просто игнорировали: сбитый с толку судья, к которому он обращался, повернулся к его сопровождающему и спросил, «сумасшедший он или просто дурак».
Удивление нередко уступало место настоящему гневу и даже насилию: люди считали отсутствие поклонов и покрытую голову серьезным личным оскорблением. В 1663 году Бенджамин Фарли предложил своим собратьям-квакерам решение некоторых проблем, возникших из-за их принципиальной позиции, объявив, что «протягивание руки, бросание на шею, объятия и поцелуи – это проявления истинной чести», и этими жестами можно пользоваться, не поступаясь квакерскими догматами.
Сомнения в искренности куртуазных жестов уважения не были чем-то новым; их выражали многие люди разнообразных религиозных и политических взглядов, но, в отличие от практически всех остальных, квакеры стремились полностью отказаться от поклонов, снятия шляп и реверансов. Даже другие радикальные пуританские группы смотрели на них со странной смесью интереса и отвращения – не из-за поцелуев, которые были вполне допустимы среди друзей и родственников, а из-за того что они не кланялись и не снимали шляпы, что, вкупе с неуважительными местоимениями «thee» и «thou», казалось даже им слишком агрессивным и конфронтационным. Если вы считали, что неправильные или неуместные жесты уважения – просто какое-то мелкое оскорбление, то поймете, как ошибались, увидев, как избивают и сажают в тюрьму отказывающихся кланяться квакеров.
Если вы не склонны к такому радикализму, то все равно есть несколько способов избавиться от излишней куртуазности. Полезным примером для подражания были голландцы: они были хорошо известны во многих странах своими прямолинейными манерами, и иногда даже сами хвастались этим свойством, заявляя, что они просто не так восхищаются великими князьями и аристократами. Когда, например, в 1672 году вышел голландский перевод книги Антуана де Куртена, в которой описывались новейшие правила этикета при французском дворе, в нем были опущены некоторые дополнительные движения при поклонах, описанные во французском оригинале. Голландцы больше всего уважали успешных купцов или городских старейшин, а не придворных. Кроме того, они часто бывали на английских берегах и были политическими и религиозными союзниками Англии. Многие военные обучались своему ремеслу в континентальной Европе вместе с голландцами, так что это была популярная модель поведения для вторых сыновей джентльменов и купцов. Естественно, голландцы в основном следовали общеевропейской моде, снимая шляпы и кланяясь, но делали это проще, не так нарочито, и это нравилось многим англичанам, искавшим себе пример для подражания в сложные времена.
Один из жестов, который часто появляется на картинах того периода, – поклон на абсолютно прямых ногах, при котором вес тела переносится на переднюю ногу. Больше всего он похож на шаг вперед с наклоном, при котором правая нога остается отставленной назад. Собственно, на многих изображениях можно понять, что это движение – поклон, только по тому, что у человека обнажена голова, а шляпу он держит в руках. Английские ксилографии и голландские картины изображают эту позу, начиная с позднего елизаветинского периода, в качестве вариации на общую тему поклонов. В учебниках хороших манер и танцев эта поза появляется лишь в конце XVII века, но ею явно пользовались и задолго до этого. Возможно – хотя это всего лишь моя догадка, – это просто поклон, который был принят среди купцов и горожан. Еще один вариант – этот поклон появился, чтобы решить проблему с обувью для верховой езды.
С конца XVI века и далее сапоги для верховой езды имели довольно-таки приличный размер. На ступне, лодыжке и икре они сидели прочно и практично, но затем, ближе к колену, модно расширялись, заканчиваясь большой складкой или отворотом. В плохую погоду и во время собственно поездок верхом сапоги можно было натянуть до бедер, но вот когда вы спешивались, верхняя часть складывалась и висела, большая, жесткая и широкая, на уровне колен или чуть выше. В таких сапогах преклонить колени в знак уважения довольно затруднительно. Шаг вперед с наклоном было сделать куда проще, а за время войны джентльмены, командовавшие войсками и привыкшие сидеть в седле много часов подряд, скорее всего, хорошо ознакомились с этой упрощенной формой поклона.
Другим вариантом были рукопожатия. В 1607 году шотландец, живший в Оксфорде, опубликовал учебник хороших манер, в котором хвалил «старое доброе шотландское пожатие правых рук при встрече с непокрытой головой». Он считал, что это намного более хороший и честный жест, чем все эти французские поклоны. Рукопожатие действительно входило в приветственный репертуар в неформальных ситуациях и среди равных – как в Англии, так и в Шотландии. «Пожать протянутую руку – это выражение дружбы, мирной любви, доброжелательности, похвалы, гостеприимства, приветствия, примирения, поздравления, благодарности, прощания и пожелания удачи», – рассказывает тот же Джеймс Бульвер, что поведал нам о публичном целовании рук. Я уверена, вы заметили, что Бенджамин Фарли включил этот жест и в свои советы собратьям-квакерам; в том же 1663 году английский переводчик «Галатео» делла Казы добавил в новое издание пару строк о современных манерах Англии, в том числе сообщив, что сейчас принято «обнимать друг друга в знак единения и дружбы и пожимать руки, обозначая согласие и договор».
Рукопожатие было более популярно в Шотландии, а в Англии его в основном считали жестом согласия, подходящим для заключения сделок и примирения ссорящихся, – до того, как его на какое-то время позаимствовали особенно набожные люди в качестве альтернативы поклонам