Алкоголь превращает людей в животных
Отвращение и неприязнь к небрежному контролю над телом выражаются в «звериных» терминах. Отрыжка, зевание, почесывание и потягивание заставляли очевидцев вспомнить поведение сельскохозяйственных животных. Считалось, что Бог даровал нам тела, в которых во многом происходят те же процессы, что и у зверей, но вместе с тем, и это уже уникальная черта, Бог даровал нам разум, чтобы мы могли контролировать себя и чтобы наше поведение больше напоминало ангелов. Изгнание из Эдема, как утверждали богословы, научило нас стыду и показало нам новый способ выражения нашей человечности – через одежду. Набожный человек принимал физические процессы своего тела, но укрощал их, упорядочивал и благопристойно скрывал. Физическая телесная дисциплина помогала нам учиться дисциплине духовной. Теряя контроль над физическим телом, мы позволяли проявиться звериной сущности и становились менее человечными. Чесаться – это «по-собачьи», постоянно зевая, вы становились похожи на лягушку, пускать слюни – это «свинство», а те, кто громко портил воздух, напоминали коров. Подражание поведению животных приводит к деградации и падению. Если вы плюете или сморкаетесь, не обращая внимания на других, или едите с открытым ртом, хлюпая и чавкая, вы тем самым вызываете инстинктивное отвращение окружающих и при этом выставляете себя менее достойным звания человеческого существа – вы становитесь недочеловеком, с которым не стоит водить знакомство. Оскорбление было многослойным.
Будучи аллюзией на самую грязную из телесных функций – но без появления собственно экскрементов, – пуканье и даже разговоры о нем достаточно неприятны, чтобы спровоцировать более чувствительного слушателя или вызвать смех у более шумного. Одну из моих любимых хитрейших форм можно найти, например, в «Цветах эпиграмм» Тимоти Кендалла (1577):
Она всюду таскала с собой пукающего пса,
Как вы думаете, зачем?
Затем, чтобы, пустив ветры,
Кричать: «Плохой пес, плохой!»
На гравюре Джорджа Гловера, созданной примерно в то же время, изображается похожее явление. На ней вы видите модную леди с цветком и маленькой «карманной» собачкой, носящей титул «oderatus» («благоуханная»). Это визуальное изображение чувства обоняния, а сопровождающий гравюру стих гласит:
Весьма изящно наше обонянье,
Мы любим запах розы и фиалки.
Но если пахнет неприятно рядом —
Во всем собаку обвиним мы тут же.
Отговорка, что воздух испортила ваша собака, действовала не всегда: уже тогда люди вполне понимали, в чем дело.
Разговор о пуканье послужил отличным материалом для пародии на тяжеловесные и неуклюжие девизы и эмблемы того времени. А еще он отлично подходит для политической сатиры. «Парламентский пук» 1607 года был одним из самых популярных и долговечных политических комментариев того времени; его периодически пополняли и обновляли вплоть до 1630-х. Вдохновленная настоящим пуком Генри Ладлоу – весьма громким, изданным во всеуслышание и вызвавшим хохот всей палаты общин, – поэма начинается со следующих слов: «Never was bestowed such art, / upon the tuning of a fart» («Никогда еще так искусно не настраивали пук»). Произведение было пересыпано каламбурами и упоминаниями имен известных депутатов того времени:
…очень неприятное движение,
Хотя сэр Генри Дженкин не согласился:
Движение хорошее, но для вонючек.
(Словом «motion», конечно, обозначалось одновременно опорожнение кишечника и предложение законопроекта в парламенте.) Поэма так долго сохраняла популярность благодаря своему замечательному юмору и простой, предсказуемой структуре: ее даже превратили в балладу и пели на хорошо известный мотив. Кроме того, размер был настолько прост, что любой достаточно остроумный человек мог без труда присочинить к поэме несколько новых строк.
«Thanke God quoth Sir Edward Hungerford / That this Fart proved not a Turdd» («Слава Богу, – сказал сэр Эдвард Хангерфорд, – что этот пук не разрешился какашкой»), – так продолжается «Парламентский пук». Разговор о какашках – это следующий шаг по дороге отвращения после разговоров о порче воздуха. Когда Томас Деккер, описывая ужасное поведение «лохов», решил изобразить худшее из всего, что вы могли сделать в таверне, он упомянул голые задницы и дефекацию. «Попросите оборудовать закрытый стул и заявите джентльменам, что вам приходится тратить сотни фунтов в год на лекарства», – начинает он. Вы нарушите правило «не привлекать внимания» самым драматичным возможным образом. Во всех книгах по этикету молодым людям рекомендуется облегчиться перед приемом пищи, чтобы не пришлось бежать в уборную из-за стола. Попросить закрытый стул (стул с приделанным к нему горшком, который после использования закрывался крышкой) – значит объявить о своем намерении на всю комнату, и это куда хуже, чем просто попросить горшок, ибо вы подразумеваете, что собираетесь не только пописать, но и покакать. Упоминание лекарств – еще одна отличная вариация на тему, напоминающая о слабительных и поносах: второй по распространенности специализацией для медиков после кровопускания было приготовление различных средств для того, чтобы «просраться».
Кроме словесной сдержанности, вежливые люди, в противоположность деккеровским простакам, старались скрывать и любое поведение, которое могло привлечь внимание к телесным функциям. «Неподобающим для скромного, почтенного человека будет готовиться к облегчению в присутствии других людей, равно как и подтягивать свои одежды при всех после этого. Кроме того, он не будет мыть руки, вернувшись в приличное общество из приватного места, ибо причина мытья рук вызовет у окружающих неприятные мысли». Это указания, которые давал Джованни делла Каза в 1558 году: джентльмен должен отчиститься и одеться в приватной обстановке и выйти лишь после того, как его тело снова «чисто и аккуратно» и полностью прикрыто. Весь процесс нужно проводить незаметно, чтобы не давать людям ни малейшего намека на то, где вы были и что там делали.
Пытаясь то ли шокировать, то ли вызвать отвращение, то ли весьма грубо повеселить читателей, Томас Деккер не останавливается на закрытом стуле: он советует своим «лохам» «пригласить из-за стола ближайшего друга, чтобы он поговорил с вами, пока вы сидите в отдельной комнате». Сообщив всем о наиболее неприятном для окружающих процессе организма, вы еще и должны были заставить кого-нибудь присоединиться к вам, покидая столовую и направляясь в другую комнату, где вам поставили закрытый стул. Это все равно, что сейчас пригласить кого-нибудь пойти вместе с вами в кабинку общественного туалета.
Оправление нужды считалось приватным действием. Ассоциация была настолько сильной, что изображение человека, сидящего в сортире со спущенными штанами, Вацлав Холлар использовал для персонажа по имени «Спрятанный» («All-Hidd»), или «тот, кто прячется, чтобы его не ругали» в наборе тематических игральных карт. В мире, где вы почти постоянно с кем-то вместе, где даже постель, не говоря уж о спальне, является общим пространством, единственным местом, где одиночество было вам гарантировано, где вы могли спрятаться от общественного неодобрения, оставался туалет или комната с закрытым стулом. (Собственно, даже английское слово «privy» – «туалет» – является сокращением от «place of privacy», «приватное место».) Даже наш возмутительный мистер Деккер понимал, что подобные инструкции нужно как-то обосновывать, и привел якобы реальный, пусть и зарубежный, печально знаменитый пример: советуя своим простакам пригласить в туалет друга, он добавил к этому фразу «как делает великий французский лорд». Чтобы вызвать еще большую неприязнь, он рекомендовал по возвращении в столовую обязательно поднять вопрос, какой литературой лучше всего подтираться: это даст вам возможность символически обмазать экскрементами литературное творчество всех присутствующих.
Грязные, неприятно пахнущие, истекающие непонятными жидкостями, безобразные человеческие тела лучше всего держать подальше от глаз и мыслей приличных, вежливых людей. Из всех «приватных» частей тела наиболее вероятным, конечно, было в течение дня обнажить зад. Мужчины могли развязывать гульфики (примерный эквивалент расстегивания ширинки), если им нужно было только отлить. Повернувшись спиной, вы успешно скрывали гениталии, да и способов скрыть звук и запах тоже было немало. Например, довольно часто встречаются упоминания о том, как люди писают в камин или дымоход. Это один из способов скрыть запах – особенно если возле камина стоит горшок. Благодаря тяге запах мочи уходил вверх вместе с дымом. Кроме того, запах дыма сам по себе неплохо маскировал другие неприятные ароматы. Менее вежливые мужчины (или те, кому совсем уж приспичило) могли отливать прямо в огонь или золу, где моча быстро испарялась. Несколько мгновений пахнет очень неприятно, а потом все рассеивается (да, я лично при таком присутствовала). Если же камин не горит или в него отливает сразу слишком много мужчин, то это весьма гадкий и вонючий вариант. В высокой концентрации запах мочи уже не маскируется запахом дыма – он становится просто ужасным и держится очень долго.
Чтобы облегчиться на улице, вы должны были спрятаться за деревом или кустами, о чем рассказывает немецкий путешественник Томас Платтер. Он писал о невероятном поведении в Баларюке, близ Монпелье, которое наблюдал в 1595 году. Судя по его замечаниям, он явно веселился и не упустил случая поддеть иностранцев. Баларюк был одним из первых курортных городов, где люди пили минеральные воды в лечебных целях. Выпив стакан воды, богатые посетители уходили, и, «поскольку вода действует быстро и вызывает изобильный стул, очень странно смотреть, как все облегчаются прилюдно, даже соперничая друг с другом, ибо кустов или деревьев, чтобы спрятаться, там нет».
Женские выделительные процессы были менее явными, чем мужские: им вообще не приходилось ничего обнажать благодаря длинным юбкам и отсутствию трусов. Дост