Кроме этих ленивых богатых мужчин, существовали и другие заметные группы, которые пользовались для самоидентификации плохим поведением. Квакеры, например, пришли бы в ужас, если бы их приравняли к «щеголям», «Гекторам» или «лихим парням», но и они вполне осознанно использовали цивильность (или ее отсутствие), чтобы создать и укрепить собственную групповую идентичность. Автобиографические записки первых квакеров весьма откровенны и подробны: они описывают, с какими трудностями им пришлось столкнуться, изменив поведение с общепринятого до «правильного» квакерского, и какому давлению они подвергались со стороны новых товарищей по религии. Другие «горячие протестанты» или «пуритане» тоже весьма радовались вызываемому ими общественному диссонансу. Характерные походки, использование поцелуев и рукопожатий, отказ пить за чье-либо здоровье и от определенных модных течений, а также активное применение «thee» и «thou» заметно выделяли их среди прочих. Те, кто хотел особенно заявить о своих новых «убеждениях», демонстрировали это своим атипичным поведением, гладя все население против шерсти. Они, как и «Проклятая шайка», «Гекторы» или «Tytere tue», считали себя выше простолюдинов.
Соответственно, чтобы быть плохим постоянно, вы должны превратиться в хамелеона, постоянно меняя свою речь, поведение, манеры, одежду и аксессуары в зависимости от того, кто вас сейчас окружает.
Во многом это знакомо и нам, людям XXI века. Мы тоже привыкли перемещаться между группами, отстаивающими разные мнения и обижающимися на разные действия, менять свое поведение в зависимости от окружения, компании или даже времени суток (вспомните «водораздел» на британском или американском телевидении: после девяти часов вечера там начинаются куда более «смелые» передачи). Слова, которые одна группа людей считает оскорбительными, другой группой считаются весьма похвальными и свидетельствуют о принадлежности. Я очень хорошо помню, например, как училась материться. Я работала на железной дороге, и на одной из должностей ощущала себя явно посторонней. Я должна была учиться устройству ремонтной станции, но мужчины ни к чему меня не подпускали до тех пор, пока я случайно не сказала слово, которое, о чем я узнала лишь позже, считалось в этой части страны грубым. Все тут же расслабились. Я ругаюсь, значит, я своя. Всем стало куда комфортнее, а меня, раз уж я пересыпала свою речь ругательствами, считали просто «одной из ребят».
Знакомы нам и многие идеи, связанные с контролированием тела: от людей до сих пор требуют, чтобы они держали свои телесные процессы, жидкости и выделения при себе. Отвращение, которое мы чувствуем, когда кто-нибудь блюет нам на обувь, разбрызгивает мочу по сиденью туалета или бросает на пол использованный тампон, напрямую связывает нас с нашими предками. Пуканье и отрыжка, с помощью которых вызывают смех в компании или разряжают напряжение в слишком формальной ситуации, тоже для нас не загадка: мы и сами не прочь так поступить. В том, чтобы злить людей своей одеждой, манерами, речью или жестами, тоже нет ничего нового: современная молодежь, которая стремится создать себе групповую идентичность, делает то же самое, что делали различные группы молодых людей в XVI–XVII веках.
«Правильное» неправильное поведение – еще одна знакомая идея, и пол опять-таки до сих пор является одним из определяющих факторов; разделение, конечно, не такое строгое, как в прошлом, но мы до сих пор считаем, что женские перепалки должны оставаться словесными, а вот мужские могут и перерасти в настоящую драку. Когда мы возмущаемся неправильным поведением, мы все так же подчиняемся двойным стандартам. Негодование таблоидов по поводу роста числа молодых женщин, склонных к насилию, часто описывается в терминах, которые ясно дают нам понять, что запугивание, грабеж и другие способы применения силы со стороны женщин – это нечто худшее и более пугающее, чем то же самое со стороны мужчин.
Но хотя в общем и целом связь между прошлым и настоящим в плохом поведении можно отследить, конкретные подробности могут быть совершенно различными, указывая на абсолютно непохожий образ мыслей. Когда в учебнике хороших манер ливрейному слуге походя напоминают, что не нужно никого убивать без крайней на то необходимости, современный читатель может прийти в недоумение. Не меньшее недоумение вызовет и женщина, которая бежит к лорд-мэру Лондона, чтобы сообщить о том, что ее соседка только что переспала с мужчиной, который не был ее мужем.
Невоспитанные люди той эпохи показывают нам общество, которое ценило репутацию и уважение намного, намного больше, чем мы. Мы видим людей, чья самооценка и общественное положение неразрывно связаны с регулярными небольшими демонстрациями уважения, людей, которые бурно и нередко с применением насилия реагировали на малейшее оскорбление. Мы видим, насколько тесно это уважение связано с сексуальным поведением, причем для обоих полов. Неважно, какова была исходная причина разногласий: словесные перепалки на улицах практически всегда сводились к крикам «шлюха!» или «рогоносец!», потому что это самая эффективная форма атаки. Именно вопросы сексуального поведения были самым слабым местом в броне самообладания. Намеков и необоснованных предположений было достаточно для подрыва (или, по крайней мере, угрозы подрыва) общественного положения.
Широкая распространенность мужских проявлений насилия – с применением кулаков, посохов или клинков – показывает нам, что в XVI–XVII веках «быть мужчиной» означало совсем не то же самое, что сейчас. Физическая доблесть, сила и «бравурность» вызывали уважение и восхищение, они говорили о лидерских качествах и властности. От более высокопоставленных людей ждали, что они будут более обидчивыми и склонными к насилию, чем простолюдины, а мужской авторитет в семье отчасти основывался на физических наказаниях, с помощью которых мужчина должен был контролировать детей, жену и слуг.
Еще мы видим общество, которое трудно назвать ханжеским, но при этом у него весьма черно-белое отношение к сексуальному поведению: между хорошим и плохим поведением лежит четкая граница, но вот какая-то более подробная классификация отсутствует.
Сразу бросается в глаза одержимость чистой льняной одеждой и негативное отношение к наготе. Вдохновлялись они медицинскими взглядами того времени на природу болезней, а раскрывались – через жалобы на плохое поведение людей, от игральных карт Вацлава Холлара, язвительных комментариев Люси Хатчинсон в биографии ее мужа, и до смешного ужасных выходок «простаков» Томаса Деккера и прочих подобных персонажей.
Представления людей об устройстве природы и человеческого тела и о нашем общении с божественным совершенно отличались от наших, и нам снова и снова напоминают о них в комментариях о плохом поведении. Например, в то время о невоспитанных людях часто говорили, что они ведут себя как животные, и тогда это звучало куда язвительнее и враждебнее, чем в наше время. В эпоху Возрождения считали, что люди и животные значительно отличаются друг от друга – одних Бог наделил душой, а других нет, и с этим фундаментальным различием ничего сделать нельзя.
Физическая и духовная разница между полами – еще одна очень влиятельная в тот исторический период идея, и мы увидели, как это приводит к четкому половому разделению между разными видами плохого поведения. История о грехопадении и изгнании из Эдема лежит в основе жизни всех мужчин и женщин, подкрепленная во многих случаях галеновской теорией влаг.
Мы здесь, конечно, едва затронули поверхность, но какой же удивительный, экзотический и интригующий мир просвечивает через эту поверхность! Это очень разнообразный и сложный мир, со множеством различных групп, мест, ситуаций и моментов, требующих от вас разных реакций, причем эти реакции основываются на мировоззрениях, которые могут показаться странными и даже шокирующими современному глазу. Но – о, как же это интересно. И просто подумайте: мы же все из этого вышли.
Библиография
Anon., Cyvile and Uncyvile Life (London, 1579)
Anon., The Deceyte of Women (London, 1557)
Anon., The Babees Book (London, 1475)
Anon., Groundeworke of Conny-catching (London, 1592)
Anon., The Institucion of a Gentleman (London, 1555)
Anon., Tales and Quick Answers, very Mery, and pleasant to Rede (London, 1567)
Anon., Wine, Beer and Ale Together by the Ears (London, 1625)
Arbeau, Thoinot, Orchésographie (Langres, 1589)
Bales, Peter, The Writing Schoolemaster (London, 1590)
Bauman, Richard, Let your Words Be Few (Cambridge, Cambridge University Press, 1983)
Baxter, Richard, Reliquiae Baxterianae (London, 1696)
Becon, Thomas, Homilies: Against Whoredom (London, 1560)
Blount, Thomas, The Academie of Eloquence (London, 1654)
Boorde, Andrewe, A Compendyous Regiment of Healthe (London, 1540)
Brathwaite, Richard, The English Gentleman (London, 1630)
–—, Some Rules and Orders for the Government of the House of an Earl (1603)
Bremmer, Jan and Herman Roodenburg (eds), A Cultural History of Gesture (London, Polity Press, 1991)
Breton, Nicholas, The Court and Country, Or A briefe Discourse Dialogue-wise set downe betweene a Courtier and Country-man (London, 1618)
Bryson, Anna, From Courtesy to Civility (Oxford, Oxford University Press, 1998)
Bulwer, John, Chirologia: or the Natural Language of the Hand (London, 1644)
–—, Chironomia: or the Art of Manual Rhetoric (London, 1644)
Buttes, Henry, Diets Drie Dinner (London, 1599)
Capp, Bernard, When Gossips Meet: Women, Family and Neighbourhood in Early Modern England (Oxford, Oxford University Press, 2003)
Caroso, Fabritio, Nobiltà di Dame (Venice, 1600)
Castiglione, Baldassarre, Il Cortegiano (1528)
Cervio, Vincenzo,