«не с тем, чтобы полемизировать, а с тем, чтобы свидетельствовать истину» (с. 394). Итак, М. Е. Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине» ничего не выдумывал: он лишь засвидетельствовал истину. Знакомство с нею вызывает следующие мысли и переживания.
Первое, прочёл — и словно бы сам побывал в аду, название которому — крепостное право. Думается, подобное испытает каждый современный читатель, ещё не разучившийся чувствовать, то есть любить и ненавидеть. Читаешь и сжимаются кулаки, а порой и наворачиваются слёзы: сколько же сгублено судеб и жизней людей в эпоху крепостничества! Причём сгублено совершенно бездушно, буквально рептильно, бессмысленно, зазря! Пластами ложились в землю многие поколения людей, не оставляя после себя ничего иного, кроме нового поколения рабов. Или почти ничего — ведь всё-таки и от рабства они в конце концов сумели освободиться, и Ленина породить и воспитать смогли, и социализм построить, и фашизм временно уничтожить — тоже!
Второе, тысячу раз правы революционеры, выступившие против рабства людей — и не только в форме крепостничества, но и в любой иной. Писал же Н. А. Некрасов: «Знаю на место цепей крепостных / Люди придумали много иных». Да, придумали. Современные цепи спрятаны за словами-масками, такими как «свобода», «демократия», «права человека», «прибыль», «кредиты», «поручительства», «залоги-ипотеки» и т. п. И мало кто из людей понимает, что сегодня ими маскируется современное наёмное рабство (В. И. Ленин) — безжалостная, бездушная и анти-человечески бесчеловечная власть капитала. Увы, ещё меньше тех людей, которые борются с этой властью — подлинной, выражаясь словами Льва Толстого — Властью тьмы! «Но всё же, всё же, всё же…» — огромное историческое достижение трудящихся людей состоит уже в том, что буржуа вынуждены прятать, маскировать и подкрашивать в цвета СМИ и поп-культуры эти самые вполне современные рабские цепи!
Третье, это невольные параллели: читаешь «Пошехонскую старину», а думаешь всё время о современной России. И приходят на ум слова вечного проклятия в адрес тех, кто вернул нашу Родину в эпоху крепостного права и тех, кто приукрашивает или даже идеализирует эпоху крепостничества. Так, в «Литературной газете» (№30, 2013) доктор философских (!) наук А. Казин в хвалебной статье о правлении династии Романовых утверждает, что «крепостное право осуществлялось на Руси во-многом как родовая, семейная организация жизни». В общем-то, песенка старая и известная: помещик — отец, крепостные — его дети. И-дил-лия какая казинская! Но не было такого, разве что в качестве редчайшего исключения. Да, дети, только дети-рабы, рабские дети, дети в качестве рабов! Ведь и выкинувшая не так давно в России своих детей из окна — тоже была «главой» «родовой, семейной организации жизни»! Ни нам, ни детям ведь от этого «родства» ни капельки не легче! Правилом же было иное, а именно то, что описано М. Е. Салтыковым-Щедриным в «Пошехонской старине». Он описал крепостное право с натуры, каким оно было в жизни, ибо испытал и пережил его, как говорится, на собственной шкуре и в своей душе и своею душой! Можно ли сомневаться в его словах, что крепостное право — это «омут унизительного бесправия, всевозможных изворотов лукавства и страха перед перспективою быть ежечасно раздавленным» (с. 7)? Сомневаться-то можно, только это — просто правда, такая, какая она есть, простая и сложная одновременно — как сама жизнь. Только пережив все фазисы крепостного права, писал Салтыков-Щедрин: «я мог прийти к полному, сознательному и страстному отрицанию его» (с. 148) (сравните это высказывание с современными оценками иных анти-исторических «историков»! ).
Несколько слов об авторе книги. М. Е. Салтыков-Щедрин (1826 — 1889 гг.) — выдающийся русский писатель, рязанский и тверской вице-губернатор. Он родился и вырос в старой дворянской семье, жившей фактически по крепостническим писанным и неписанным законам. Их-то Щедрин и отразил в «Пошехонской старине», повествуя под вымышленным именем Никанора Затрапезного — мальчика из многочисленной крепостнически-купеческой семьи. Салтыков-Щедрин написал «Пошехонскую старину» в 1887 — 1889 годах, т. е. в самом конце своей жизни — и, обратим Ваше внимание, уважаемый читатель, в год рождения одного из первых и наиболее прямых, открытых и откровенных — не в пример нашим, доморощенным, «стеснительным», российским — возвратителей этой самой Пошехонской старины в Европе и в России — Адольфа Шикльгрубера — Гитлера!
Видимо, память о крепостном детстве всю жизнь не давала Щедрину покоя и всю правду о нём, не боясь преследований и гонений, он мог сказать лишь тогда, когда ему бояться было уже в принципе некого и нечего. Пошехонье — не населённый пункт в Ярославской области, а вымышленное писателем идеальное русское рабско-крепостническое захолустье, «местность вообще», как пишет С.-Щедрин, существующая и живущая во времена крепостного права. Напомним, что крепостное право — это общественный строй, при котором богатство, экономическая мощь и сила измеряются не количеством голов скота и не гектарами земли, и даже не деньгами, а числом человеческих душ, находящихся в полном повиновении у господ и за счёт почти вполне рабского труда которых эти самые господа и живут и существуют. Главное при крепостном праве — физическое насилие и физическая зависимость крепостного от своего хозяина, от выделяемого и наделяемого им своего работника участка земли, с которого работник кормит себя, свою семью и детей — будущих крепостных рабов помещика-господина. Сбежавшего крестьянина отлавливали и возвращали помещику. Сначала предусматривались сроки давности побегов, после истечения которых сыск прекращался, потом их отменили вообще: крепостной навсегда прикреплялся к господину. Крепостничество — самая позорная и дикая, поистине изуверская страница в российской истории. Оно явилось одновременно модернизацией, консервацией и продолжением несколько (вполне косметически) видоизменённой зависимости российских честных трудящихся людей от Орды — но уже в виде крепостного рабства перед своими, «родными», «общинными», «отеческими» помещиками и их политической организацией — самодержавно-тираническим государством, возглавляемым царями и императорами — «отцами» -первопомещиками этого звериного общества-государства. Закрепощение крестьян происходило в несколько этапов, начиная с 1497 года (полное освобождение России от Орды, напомним — это 1480 год), и завершилось в 1649 году. Отменено оно крестьянской реформой 1861 года (точнее, это год начала отмены крепостного права). Оно просуществовало формально 212 лет, а на самом деле длилось гораздо больше и даже в 300 лет не укладывается. Вот, собственно, 300-летием чего являлось 300-летие династии Романовых-Гольштин-Готторптских (1913 год) — 300-летием дикости, изуверства и мало модифицированного рабства большинства русского российского трудящегося народа! Вот что празднует — уже 400-летие (!) — нынче буржуазная «российская общественность»! Император из династии Романовых-Гольштинских был и главным олицетворением крепостного рабства, и его самым первым, главным и верховным рабом — максимально несвободным и добровольным рабом — причём не в переносном или образном смысле, а в самом прямом и точном (гениальный А. Ф. Кони: «Николай Второй был туп сердцем!»). В сознании многих людей и прошлого и современности бытует мнение, что с отменой крепостного права оно умерло, как умирает человек. На самом же деле всё было иначе. Хотя старая — крепостническая «злоба дня» — и пропала, но умирая, «она отравила и новую злобу дня, — писал М. Е. Салтыков-Щедрин, — и что, несмотря на изменившиеся формы общественных отношений, сущность их ещё остаётся нетронутою» (с. 8). Можно подтвердить, что, с определёнными изменениями, но и до сих пор — стараниями горбачёвых и ельциных, яковлевых и шеварнадз — сущность их ещё остаётся нетронутой. Ленин характеризовал её словами «капитализм — это наёмное рабство!», а Маркс и Энгельс называли эту сущность предельной степенью отчуждения человека от человеческого общества, от природы, от человечности и от самого себя, при которой человек перестаёт быть даже рабом человека, и становится рабом вещи — денег, собственности и т. п.
Это было сказано в конце XIX века — что сущность крепостничества осталась нетронутою (потому-то и последовали в начале XX века три революции в России — и это их главная причина — приведение политической общественной формы в соответствие с изменившимися общественными производственными условиями-отношениями!), а в начале XXI века мы можем утверждать иное, что крепостничество в нашей стране можно считать реанимированным, временно и гальванически воскресшим — насильно воскрешённым. В сущности, Россия культурно-духовно провалилась вовсе не в капитализм с его относительно, сравнительно мощным развитием промышленности (где хотя бы оно?), а именно в феодальный капитализм (метастазированный капитал-империализм) — капитализм, своими когтями цепляющийся за общественную жизнь даже (и именно!) и в такой форме — с существенными пережитками-атавизмами феодализма-крепостничества. Параллели современности с бытиём людей, описанным в «Пошехонской старине», напрашиваются сами собой. Выделим главные из них.
Скопидомство, праздность, рабство. В своём повествовании С.-Щедрин делит богатых людей, в первую очередь помещиков, на две группы: одни «жили себе в удовольствие», то есть, слаще ели, буйнее пили и проводили время в безусловной праздности; другие, напротив, сжимались, ели с осторожностью, усчитывали себя… скопидомствовали. Первые чаще разорялись в прах, вторые оказывались, в конце концов, людьми не только состоятельными, но даже богатыми» (с. 15). Но и те и другие жили за счёт своих крепостных, в сущности рабов, за счёт их труда, страданий, голода, смертей — их и их семей, детей, для которых крепостничество было пожизненной и с рождения каторгой — жуткой, страшной и необъяснимой сказкой-былью. Не так ли и сегодня? Крепостники, крепостные и дворовые тоже делились на две категории: одни были развращены до мозга костей — типа капитана Савельева и его жены, гл. VI — жутких чудовищ в человеческом облике, другие придавлены до потери и раздавливания бездушием крепостничества человеческого образа — как в случае со слугой Кононом — гл. XXI.