На мой взгляд, нельзя разделять социальный анализ и анализ личностный. И то и другое суть составные части критического взгляда на реальность человеческой жизни. Возможно, гораздо полезнее для понимания психоанализа читать Бальзака, а вовсе не психологическую литературу. Произведения Бальзака лучше помогут в понимании анализируемого индивида, чем весь психоанализ в мире, потому что Бальзак был великим мастером, способным показать историю болезни во всей ее полноте, углубляясь в бессознательную мотивацию людей и показывая их во взаимосвязях с общественной ситуацией. Бальзак предпринял попытку описать характер французского среднего класса своего времени. Если вы действительно интересуетесь человеком и его бессознательным, не читайте учебников, читайте Бальзака, читайте Достоевского, читайте Кафку. В их произведениях вы узнаете о человеке гораздо больше, чем в психоаналитической литературе (включая мои собственные книги), найдете богатство глубокого инсайта – а это именно то, что должен делать психоаналитик в отношении пациентов.
То, чему люди и в особенности психоаналитики должны сегодня научиться в первую очередь, это видеть различия между аутентичностью и фасадом. В современном мире эта способность чрезвычайно ослаблена. Большинство принимает слова за действительность, а ведь это настоящее безумие; однако я думаю также, что, несмотря на то что люди не видят различия между фасадом и аутентичностью, они все же бессознательно улавливают его. Не так уж редко случается, что человек видит во сне кого-то, кто наяву ему нравится, и думает: какой славный человек; потом ему снится тот же человек как убийца или вор. Это означает, что подсознательно он понимает, что тот человек – мошенник. Осознанно он этого не понимал, пока не увидел во сне (конечно, я не хочу сказать, что тот и на самом деле убийца) и не уловил его намерений; мы ведь не считаем человека негодяем без доказательств, а может быть, тот сказал нашему герою что-то лестное. В своих снах мы обычно честны, гораздо более честны, чем наяву, потому что на нас не оказывают влияния внешние события.
[Предпосылкой начала отношений между терапевтом и пациентом является взаимное доверие. Если пациент спрашивает меня, доверяю ли я ему, я отвечу: ] «Давайте исходить из того, что я вам доверяю, хотя в настоящий момент у меня нет причин доверять вам, как и у вас – доверять мне. Давайте посмотрим, сможем ли мы сохранить доверие на протяжении того времени, что находимся в контакте». Если бы я сказал: «Конечно, я доверяю вам», – я солгал бы. Как можно с ходу доверять человеку? Иногда я доверяю индивиду после пяти минут знакомства. Иногда я определенно знаю, что кому-то не доверяю.
Тогда это очень плохо, потому что отсутствует основание для психоанализа.
Если у меня возникает впечатление, что этому индивиду я не доверяю, но все же вижу в нем что-то, в чем он может измениться, я могу сказать ему, что не нахожу его надежным, однако думаю, что у нас что-то может получиться. Если же это не так, я могу найти какой-то предлог, не обижая пациента, сказать ему, что, на мой взгляд, мы не готовы к совместной работе и ему лучше обратиться к другому специалисту.
Я никогда не сказал бы никому – да и никогда не говорил, – что он или она не могут быть подвергнуты психоанализу или что ему или ей нельзя помочь. Я глубоко убежден в том, что за такое утверждение никто не может нести ответственности. Я не Бог и не знаю, безнадежен человек или нет. Мое собственное заключение может сводиться к тому, что безнадежен, но как я могу в такой степени доверять собственному суждению, чтобы вынести человеку приговор и заявить, что ему никто не сможет помочь? Поэтому я никогда не заканчиваю первое интервью или начальный период работы таким утверждением. Если я чувствую, что не в состоянии работать с пациентом, я стараюсь направить его к кому-то еще – и делаю это не в поисках оправдания, но потому, что глубоко уверен: моя обязанность – дать ему шанс; моего заключения определенно недостаточно, чтобы основывать на нем жизненно важное решение.
Что касается снижения зависимости, то это в каждом случае вопрос дозы. Если вы имеете дело с пациентом, который почти шизофреник с чрезвычайной – как я это назвал бы – симбиотической привязанностью к своему аналитику, в которой он совершенно теряется, если у него нет нерушимой связи с влиятельной личностью, во многих случаях вы обнаружите симбиотические отношения с индивидом, играющим роль матери или отца. Это тот момент, когда пациент должен быть поставлен перед необходимостью стоять на собственных ногах, хотя может возникнуть опасность психотического срыва. Применительно к симбиотическим отношениям я сформулировал бы это так: процесс индивидуализации не произошел, несмотря на то что пациент вышел из подросткового возраста.
Фрейд полагал, что исследование, глубинное изучение пациента, инсайт в происходящие в нем процессы могут привести к изменению личности, к излечению от симптомов. Хотел бы привлечь внимание к тому, какой экстраординарной была эта идея; и в настоящее время говорят, а некоторые люди говорили уже и тогда, много лет назад, что нельзя посвящать столько времени одному человеку. Главное возражение против психоанализа все еще заключается в том, что он требует так много времени.
Несомненно, плохой аналитик постарается максимально сократить время работы с пациентом, но глубокий и эффективный анализ должен длиться столько, сколько это необходимо. Естественно, психоаналитику следует применять те методы, которые позволят не затягивать процесс дольше, чем требуется, но то, что Фрейд считал возможным потратить сотни часов на работу с одним-единственным пациентом, свидетельствует о глубоком гуманизме его подхода. Психоанализ и в самом деле отнимает много времени, однако это не повод его отвергать; представлять это как социальную проблему – чистая рационализация. Исходя из современных представлений, человек не заслуживает так много внимания, а потому лечиться у психоаналитика могут себе позволить лишь очень состоятельные люди.
Утверждение, что пациент должен платить за лечение, иначе не поправится, выглядит противоположным тому, что сказано в Писании: богатый никогда не попадет на небеса; я думаю, что это просто чепуха. Главный вопрос заключается в том, сколько усилий прилагает пациент; тот факт, что богач платит за лечение, не значит абсолютно ничего. Так что если индивид не проявляет интереса к тому, платит он или не платит, это единственный критерий и очень удобная рационализация; пациент убеждает себя, что чем больше он заплатит, тем быстрее выздоровеет, потому что приносит больше жертв. Таково современное мышление: вы цените то, за что платите, и не цените того, что получаете бесплатно. В действительности человек, обладающий большим состоянием и привыкший все покупать, может даже в меньшей степени ценить психоанализ именно по той причине, что он его покупает. Таков факт. Люди, имеющие деньги, не особенно ценят то, что покупают.
[В отношении групповой психотерапии] я испытываю большие подозрения; говорю это, несмотря на то что никогда групповой психотерапии не вел, возможно, по причине большой неприязни. Мне просто не нравится идея того, что человек говорит об интимных вещах перед десятью другими людьми. Я этого не выношу. Я также подозреваю, что это психоанализ для тех, кто не имеет возможности заплатить двадцать пять долларов; психоаналитик набирает десять человек, все вместе они платят ему пятьдесят, и его это полностью устраивает.
На самом деле я допускаю, что для подростков групповая психотерапия может быть полезной. Если они не так уж больны и имеют сходные проблемы, им может помочь понимание того, что проблемы у них общие; хорошее обучение и хорошие советы, думаю, могут облегчить их состояние, что, безусловно, хорошо. Однако не думаю, что это в какой-то мере может заменить психоанализ. Психоанализ настолько индивидуализирован и персонализирован, что едва ли пригоден для групповой терапии. Я в этом отношении старомодный индивидуалист.
Я уверен, что существующая сегодня атмосфера ведет ко все большему уменьшению приватности и порождает негуманное отношение. Не думаю, что это способствует сколько-нибудь хорошей терапии, за исключением очень специфических случаев, где в большем нет надобности. Утверждение, что отношения с пациентом носят искусственный характер, меня не впечатляет. Любовные отношения между мужчиной и женщиной тоже искусственны, потому что они не занимаются любовью на людях, а их самые интимные моменты не разделяют с ними десять человек. Мне представляется, что во всем этом много рационализации – в век, когда приватность все более утрачивается.
8. Функции и методы психоаналитического процесса
Мобилизация латентной энергии индивида есть на самом деле центральный вопрос всей психоаналитической работы. Могу привести пример. Я помню, как ко мне пришел сорокалетний мужчина и спросил: «Каков мой шанс выздороветь?» У него были некоторые невротические симптомы, но он справлялся и функционировал. Я сказал ему: «Откровенно говоря, если бы это было пари, я не стал бы ставить на то, что вы выздоровеете, потому что с теми же самыми проблемами вы живете сорок лет, и у вас нет никаких причин сойти с ума или умереть раньше времени. Так что вы проживете еще сорок лет и будете несчастны, но раз вы выносили это до сих пор, то почему бы не выносить до конца жизни? Явно не все так уж плохо». Потом я сказал ему: «Если у вас чрезвычайно сильная воля и желание действительно изменить свою жизнь, тогда, возможно, имеется вероятность успеха, и я готов на основании этого шанса провести для вас психоанализ; однако если вы спросите меня, каким я вижу объективный шанс, я отвечу: не очень вероятно, что вы преуспеете». Если существует что-то, что может обнадежить пациента, то только это. Однако, если пациент будет разочарован, ему, может быть, лучше не начинать, потому что, если он не может воспринять сказанное, у него не будет базового импульса – а именно силы мобилизовать свою энергию.