испугана и не смеет осознать это.
Докладчик. В это время Кристиане приснился другой сон, о котором она рассказала.
Сновидение 2. За несколько дней до моей свадьбы несколько близких подруг гостили у нас дома. Мы решили пойти поплавать в бассейне неподалеку, но все были встревожены. Некоторые девушки хотели пойти, другие предпочитали остаться дома. Я надела купальник, но не знала, что за костюм на мне. Одна из девушек заметила, что он старомоден и к тому же старье. Купальник был желтый и закрывал почти все мое тело. Он был такого же типа, как носила моя мать. Я поискала в шкафу свое бикини, но не нашла. Все торопились, поэтому я должна была отправляться без бикини, в старом костюме. В бассейне было замечательно, все были довольны. Я предвкушала венчание и была в приподнятом настроении. Неожиданно сон переменился: я оказалась у постели больной, в которой лежала умирающая Марта, моя старая домоправительница (та, которая вырастила Кристиану). У Марты была тяжелая болезнь, в результате которой все ее внутренности вылезали на поверхность. Это было ужасно огорчительно, но моя мать как будто ничего не имела против и принимала происходящее как что-то совершенно обычное. Меня это очень беспокоило, поскольку я поняла, что моя мать не любит Марту.
Моя реакция на сновидение касалась того, что Кристиана поняла: ее мать, на словах интересуясь другими людьми и Кристианой, на самом деле никакого интереса не испытывала и была поглощена только своими делами. Сама Кристиана опять не предложила никаких ассоциаций со сновидением.
Фромм. Эта интерпретация не учитывает первой части сновидения. В первой части Кристиана прежде всего чувствует, что она – ее мать или, можно сказать, принуждена быть своей матерью. Здесь возникает парадокс. Хотя Кристиана собирается замуж, что значит стать женщиной в полном смысле слова и жить собственной жизнью, сновидение говорит ей в символах одежды, что она должна быть похожа на мать или превратиться в мать, должна ей подчиняться, быть связанной. Она, так сказать, принуждается носить униформу матери. В это время Кристиана выходит замуж, и такое описание точно соответствует ситуации: она выходит за человека, которого выбрала ее мать. Таким образом, то, что Кристиана говорит себе или что выражает своим сном, сводится к следующему: я вышла замуж не как я, а как моя мать. Я обвенчалась с этим мужчиной, потому что меня заставила мать. Я вступила в брак не как свободная женщина по свободному выбору или в силу собственного чувства. И затем этому противопоставляется критическая мысль в адрес матери: ее мать полностью безразлична к людям. В этих двух частях, на двух различных уровнях символизма Кристиана говорит: «Я должна была выйти замуж за этого человека против своего желания, потому что моей матери совершенно безразличны другие люди, включая меня, – вот я и вышла замуж». Эта мысль выражается двумя частями сновидения.
Хочу упомянуть здесь одну важную проблему психоаналитической процедуры. Наступает момент, когда можно говорить двумя разными способами. Аналитик может сказать: «Вот что вы чувствуете. Вы чувствуете, как ваша мать в этом, этом и этом». Или можно сказать: «Вот что вы чувствуете, и вы совершенно правы. Все так». Тут очень большая разница, потому что пациентка не осмеливается подумать, что ее чувство правильно, что она имеет на это право – так думать о матери lèse-majesté[26], что-то ужасное. Только во сне, а не в реальности, она осмеливается выразить это. Если же аналитик скажет: «Ваша мать действительно почти чудовище», – это станет для пациентки совершенно новым ощущением, потому что она впервые посмеет подумать о том, что ее собственное впечатление, собственные мысли, в которых она никому, включая себя, не признавалась, правильны.
Другой вопрос состоит в следующем. Сон состоит из двух частей. Следует ли обязательно анализировать их вместе? Из методологических соображений я сказал бы, что это не так. Все интерпретации зависят от опыта интерпретатора и от ясности сновидения. На основании своего опыта я сказал бы, что по большей части две половины сновидения, увиденного за одну ночь, образуют единство и обладают тем преимуществом, что очень часто служат интерпретацией друг друга. Одна часть служит дополнением другой; поразительно, как человек, который в иных обстоятельствах не мог бы написать три фразы в романе или поэме, во сне способен сформулировать идею на символическом языке так точно, так прекрасно, так искусно. Большинство из нас достигают этого во сне. Кристиана выбирает пьесу в двух актах, превосходно сочетающихся. Она также выбирает два акта, потому что это помогает маскировке. Таково главное преимущество подобной формы с точки зрения сновидца; видя во сне две разные вещи с разным символизмом, он лучше скрывает от себя то, чего не должно быть, то, что не должно проникнуть в сознание.
Этот сон – также классическое выражение фантастического феномена, которому я не могу не удивляться, хотя занимаюсь сновидениями бог знает сколько лет: каким образом человек все знает, не осознавая этого сознательно? Как во сне мы знаем о вещах, которые в жизни тщательно маскируем? Сон Кристианы ясно показывает, что она обо всем знает, и все же во время бодрствования отрицает это; ничто из этого знания ей недоступно. Вот поэтому-то наши сны настолько реальнее мыслей при пробуждении. Мысли бодрствующего человека – по большей части ложь и фикции. Если ради ясности выразиться более резко, то я осмелюсь утверждать, что большая часть наших осознанных мыслей – ложь и фикции, а вовсе не респектабельные и истинные, как это принято считать.
Во второй части второго сновидения Кристиана противопоставляет роль своей матери роли Марты, которая ее вырастила. Не думаю, что это два контрастирующих элемента в Кристиане. Она драматизирует свою мать. Она говорит, что эта женщина совершенно бесчувственная, и как доказательство показывает женщину, которую действительно любит и которая любит ее: мать совершенно безразлична к единственной женщине в жизни Кристианы. Можно сказать, что сон означает: «Если бы я была так же тяжело больна (как Марта), моя мать не слишком бы обеспокоилась».
Я не согласен, что описание болезни, при которой вываливаются внутренности, есть символ демонстрации собственных чувств. В этом случае сон говорил бы, что мать считает выражение чувств смертельным. Это, на мой взгляд, было бы чрезмерной интерпретацией второй части сновидения. Теоретически такое возможно, но тут начинает действовать эмпирический фактор, зависящий исключительно от опыта. Возможны многие интерпретации, но с практикой приходит определенное понимание того, какое значение вероятно. Я думаю, в данном случае имеет место противоречие, потому что – хотя это очень трудно доказать – упор делается на страдании, на тяжести болезни. Именно это выражает сон. То, что вываливающиеся внутренности одновременно должны иметь отношение к демонстрации чувств, касающихся той старой женщины, не кажется правильным, хотя теоретически это совершенно возможная интерпретация.
Здесь возникает существенный вопрос по поводу интерпретации сновидения в общем: когда следует близко следовать за его содержанием? Сон так богат описаниями, выражающими человеческие чувства, что я предпочитаю следовать материалу как можно ближе, пользуясь тем, что видно непосредственно без теоретических конструкций, и забыть о том, что может быть сконструировано, потому что это ничего не добавит. Мы уже знаем, что Кристиана боится того, что видит.
Докладчик. За это время произошел ряд тонких изменений. Во-первых, Кристиана начала говорить об особенностях своей жизни, а не о своей семье. Она была обеспокоена ситуацией у себя на работе, в особенности потому, что ее начальник был очень авторитарен и строго ее контролировал, так что она часто чувствовала себя очень ограниченной в своих действиях. После некоторого обсуждения Кристиана решила, что может поговорить с более высоким начальством и попросить о переводе, о повышении. Она также чувствовала, что ей слишком мало платят и что она может заниматься более интересной работой. С некоторым трепетом она сумела это сделать и вскоре была переведена в другой отдел. Кристиана теперь не занималась персоналом, а перешла к управлению, и у нее в подчинении оказалось сорок-пятьдесят человек. Кристиану так радовала эта перемена, что она побывала у родителей и ввела мать в курс дела; мать, разумеется, задала ей ряд вопросов по поводу желательности смены сферы деятельности. Отец Кристианы, впрочем, поддержал ее: «Это прекрасно, ты переходишь с подчиненной должности в руководство, что очень полезно для твоей тренировки в бизнесе». Кристиана согласилась на новую должность и была ею очень довольна. Она действительно получала удовольствие от работы. В это же время она положила конец своему краткому роману с Уве, хотя и очень переживала, потому что чувствовала: у них нет будущего и она только окажется связанной. Это тоже было темой наших обсуждений. Впрочем, вскоре после разрыва с Уве – или несколькими неделями позднее – Кристиана начала встречаться с Петером, высокопоставленным сотрудником своего отца.
В этот же период, до появления Петера, Кристиана начала больше размышлять в психоаналитических терминах, стала очень интересоваться обсуждением разных ситуаций, предлагать больше собственных инсайтов и интерпретаций и проявлять выраженную мотивацию.
Петер поддерживал контакты с Кристианой во время ее частых полетов из Гамбурга во Франкфурт. После того как она прекратила отношения с Уве, Петер пригласил ее на обед, и Кристиана согласилась. Она несколько беспокоилась, зная, что очень чувствительна и отчаянно нуждается в общении. Она тревожилась, боясь остаться в одиночестве. В течение нескольких недель она каждый вечер проводила в домах друзей. Это было довольно скучно, и Кристиана начала брать уроки игры на гитаре.
У нее начался роман с Петером, они встречались примерно ра