Кэрол сделала паузу и затем спросила меня, объяснила ли мне женщина в церкви, что означает намеревание во втором внимании.
Я помню, что она говорила об этом, но она не объясняла, что значит на самом деле намереваться во втором внимании. Кэрол имела дело с концепциями, о которых никогда не упоминал Дон Хуан.
— Откуда у тебя эти новые идеи? — спросил я, действительно изумляясь ее ясности.
Уклончивым тоном Кэрол заверила меня, что многое об этих тонкостях объяснила ей женщина в церкви.
— Сейчас мы намереваемся во втором внимании, — продолжала она. — Женщина в церкви ввела нас в сновидение, тебя — здесь, а меня — в Таксоне. А затем мы снова заснули в нашем сне. Но ты не помнишь этой части, а я помню. Секрет сдвоенных позиций. Вспомни, что сказала тебе женщина: второй сон намеревается во втором внимании — это единственный путь переступить четвертые врата сновидения.
После длинной паузы, во время которой я не смог сказать ни слова, она произнесла:
— Я думаю, что женщина в церкви в действительности сделала тебе подарок, хотя ты и не хотел его получать. Ее подарком было то, что она присоединила свою энергию к нашей, чтобы передвигаться туда и назад в здесь-и-сейчас энергии вселенной.
Я пришел в сильнейшее возбуждение. Слова Кэрол были точными и подходящими. Она дала определение чему-то, что я считал невозможным определить, хотя я и не знал, что же именно она определила. Если бы я мог двигаться, я бы вскочил и обнял ее. Она улыбалась своей прекрасной улыбкой, в то время как я судорожно продолжал размышлять над смыслом ее слов. Я еще раз отметил, что Дон Хуан никогда не говорил мне ничего подобного.
— Возможно, он не знает, — сказала Кэрол, но не оскорбительно, а примирительно.
Я не стал с ней спорить. Какое-то время я оставался молчаливым, странно лишенным мыслей. Затем мысли и слова посыпались из меня, как при извержении вулкана. Люди шли по площади, кое-кто даже остановился посмотреть. Должно быть, мы представляли собой то еще зрелище: Кэрол Тиггс целовала и гладила мое лицо, в то время как я снова и снова разглагольствовал о ясности ее ума и о моей встрече с бросившей вызов смерти.
Когда я смог идти, она проводила меня через площадь в единственную в городе гостиницу. Она убедила меня, что у меня еще недостаточно энергии, чтобы идти в дом к Дону Хуану, но что все там знают, где мы находимся.
— Как они могли узнать, где мы? — спросил я.
— Нагуаль — старый хитрый маг, — ответила она, смеясь. — Это он сказал мне, что если я найду тебя энергетически ослабленным, то мне следует отвести тебя в гостиницу, а не рисковать, таща на буксире через весь город.
Ее слова и особенно ее улыбка заставили меня почувствовать такое облегчение, что дальше я продолжал идти в блаженном состоянии. Мы повернули за угол и прошли полквартала вниз по улице к входу в гостиницу, который был расположен как раз напротив церкви. Мы прошли через фойе, поднялись по цементным ступенькам на второй этаж прямо в неприветливый номер, в котором я никогда ранее не был. Кэрол сказала, что я уже был здесь; тем не менее, у меня не было никаких воспоминаний ни о гостинице, ни о номере. Однако я настолько устал, что просто не был способен думать об этом. Я просто упал на кровать вниз лицом. Единственное, чего я хотел, — это спать, хотя и был очень взвинчен. Было так много несвязанных концов, хотя внешне все выглядело достаточно упорядоченным. Вдруг я почувствовал внезапный прилив нервного возбуждения и сил.
— Я никогда не говорил тебе, что не принял подарок бросившей вызов смерти, — сказал я, повернувшись к Кэрол. — Откуда ты знаешь, что я не принял его?
— Но ты сказал мне об этом сам, — запротестовала она, садясь рядом со мной. — Ты так гордился этим. Это было первое, что ты сказал мне, когда я тебя нашла.
До этого момента это был единственный ответ, который не удовлетворил меня. То, о чем она сообщила, не выглядело, как мое утверждение.
— Я думаю, что ты неправильно меня поняла, — сказал я. — Я просто не хотел принимать ничего, что отклонило бы меня от моей цели.
— Ты хочешь сказать, что не чувствуешь гордости за свой отказ?
— Нет. Я ничего не чувствую. Я не способен больше что-либо чувствовать, кроме страха.
Я вытянул ноги и положил голову на подушку. Я почувствовал, что если закрою глаза или прекращу говорить, то тут же засну. Я рассказал Кэрол, как в начале своего знакомства с доном Хуаном я спорил с ним, по поводу его мотива в том, чтобы следовать по пути воина. Он говорил, что страх поддерживает его, чтобы идти прямо, и что больше всего он боится утратить нагуаль, абстрактное, дух.
— По сравнению с утратой нагуаля, смерть — это ничто, — говорил он с искренней страстью в голосе. — Мой страх потерять нагуаль — это единственная реальная вещь, которая у меня есть, потому что без этого я буду хуже, чем мертвец.
Я рассказал Кэрол, как я тут же возразил дону Хуану, гордо заявив, что поскольку я не восприимчив к страху, то, если бы мне пришлось удерживать себя в границах одного пути, моей движущей силой должна была быть любовь.
Дон Хуан заявил, что когда приходит критический момент, то единственным стоящим состоянием для воина является страх. Втайне я возмущался узостью его взглядов.
— Колесо сделало полный оборот, — сказал я Кэрол. — Посмотри на меня сейчас. Я могу поклясться тебе, что единственное, что заставляет меня продолжать идти, — это страх утратить нагуаль.
Кэрол как-то странно взглянула на меня. Такого взгляда я у нее раньше не замечал.
— Я позволю себе не согласиться, — сказала она мягко. — Страх ничего не значит по сравнению с любовью. Страх заставляет двигаться как попало, любовь заставляет двигаться разумно.
— Что ты говоришь, Кэрол Тиггс? Разве маги сейчас любят?
Она не ответила. Она легла рядом со мной и положила голову мне на плечо. Мы долго лежали там, в этой странной неприветливой комнате в полной тишине.
— Я чувствую, что чувствуешь ты, — вдруг сказала Кэрол. — Теперь постарайся почувствовать, что чувствую я. Ты можешь это. Но давай сделаем это во тьме. Кэрол протянула вверх руку и щелкнула выключателем над кроватью. Одним движением я сел прямо. Толчок страха пронзил меня как удар электрическим током. Как только Кэрол выключила свет, в комнате наступила ночь. С огромным беспокойством я спросил ее об этом.
— Ты еще не в себе, — сказала она ободряюще. — У тебя был грандиозных размеров припадок. Настолько глубокое погружение во второе внимание, тебе, так сказать, немного повредило. Конечно сейчас день, но твои глаза не могут еще привыкнуть к тусклому свету в номере.
Более или менее убежденный, я снова лег. Кэрол продолжала говорить, но я не слушал. Я потрогал простыни. Это были настоящие простыни. Я пробежался руками по кровати. Это была кровать! Я наклонился и дотронулся пальцами до холодного пола. Я встал с кровати и проверил каждый уголок в номере и ванной. Все было обычным, естественным. Я сказал Кэрол, что когда она выключила свет, у меня появилась абсолютная уверенность, что я сновижу.
— Сделай перерыв, — сказала она. — Прекрати этот бред, иди в кровать и отдохни.
Я открыл занавеси на окне и посмотрел на улицу. Был день, но когда я закрыл их, в номере была ночь. Кэрол умоляла меня лечь в постель. Она боялась, что я убегу на улицу, как сделал это раньше. Это прозвучало разумно. Я вернулся в постель, не заметив, что ни одной секунды я не потратил на то, чтобы указать на что-нибудь мизинцем. Как будто бы это стерлось из моей памяти.
Темнота в номере этой гостиницы была крайне необычной. Она навевала на меня чувство мира и гармонии. Она также принесла мне чувство глубокой грусти, тоски по человеческому теплу, по обществу. Я чувствовал себя более чем в смятении. Ничего подобного со мной никогда не было. Я лежал в постели, пытаясь вспомнить, была ли эта тоска чем-то таким, что я уже знал. Нет. Тоска, с которой я был знаком, была не по человеческому обществу; раньше это было чем-то абстрактным, скорее, чем-то вроде грусти о том, что я не могу достичь чего-то неопределенного.
— Я распадаюсь на части, — сказал я Кэрол. — Я сейчас расплачусь по людям.
Я думал, что она посчитает мое заявление смешным. Я и представил его как шутку. Но она ничего не сказала; казалось, она согласилась со мной. Она вздохнула. Из-за моего настолько нестабильного состояния, меня немедленно качнуло в сторону эмоциональности. Я повернулся к ней в темноте и прошептал что-то такое, что в обычное время было бы для меня совершенным вздором.
— Я обожаю тебя, — сказал я.
Такие разговоры среди магов дона Хуана были немыслимы. Кэрол Тиггс была женщиной-нагуалем. Между нами двумя не было необходимости проявлять любовь. На самом деле мы даже не знали, что чувствуем друг к другу. Дон Хуан учил нас, что у магов не было необходимости и времени для таких чувств.
Кэрол улыбнулась и обняла меня. Меня настолько переполнила любовь к ней, что я даже заплакал.
— Твое энергетическое тело движется вперед на светящихся энергетических волокнах вселенной, — прошептала она мне на ухо. — Нас несет подарок намерения бросившего вызов смерти.
У меня было достаточно энергии, чтобы понять, о чем она говорит. Я даже спросил ее, понимает ли она сама, что все это значит. Она успокоила меня и прошептала на ухо:
— Я понимаю: подарок бросившего вызов смерти для тебя был крыльями намерения. И с ними ты и я сновидим себя в другом времени. Во времени, которое еще придет.
Я оттолкнул ее и сел. То, как она произносила такие сложные магические понятия, выбивало меня из колеи. Ей не было дано серьезно воспринимать схематическое мышление. Мы всегда шутили между собой, что она не обладала философским умом.
— Что с тобой? — спросил я. — Ты — новое открытие для меня — Кэрол — маг-философ. Ты говоришь как дон Хуан.