– Хо-ро-шо, – сказал он. – Мне в общем-то нравится…
– Давайте сделаем перерыв. – Генка уронил кувалду.
– Никаких перерывов. – Жмуркин уже зачехлял камеру. – Все клипы снимаются в один день – таков закон жанра. Сейчас собираемся и идем на завод. Надо сегодня успеть снять всю вторую сцену, с воином и мечом. Место, то есть завод, я подобрал. Чего стоите? Сворачивайте костюмы, плакаты, все, что надо. Побыстрее, побыстрее, не картошку копаете!
– Успеем, время ведь есть… – попытался возразить Генка.
– Времени много не бывает. – Жмуркин складывал свой стульчик. – Кто тратит время, тот… Тот настоящий песикот.
Ребята покорно принялись собираться.
– Быстрее, – поторапливал Жмуркин, поглядывая на часы. – Поторапливайтесь, солнце еще высоко…
За дверью послышался автомобильный гудок.
– Что это? – спросил Генка.
– Я такси заказал, – ответил Жмуркин. – Не тащиться же с камерой на другой конец города?
На немой вопрос Генки Жмуркин сказал, что такси он заказал сугубо за свой счет и такому сквалыге, как Генка, волноваться нечего.
Ребята закрыли гараж, забрались в машину, Жмуркин сказал: «На асбестовый, шеф». Водитель хмыкнул, оценил платежеспособность пассажиров и покатил по указанному адресу.
Асбестовый завод был заброшен, вернее, недостроен лет двадцать назад. Завод хорошо сохранился, его собирались восстанавливать и поэтому, чтобы предотвратить разрушение от непогоды, покрыли новой крышей. Охраны не было – нечего воровать, и ребята без труда проникли на территорию.
– Нам туда, – указал пальцем Жмуркин. – На первый ярус, возле правой стены…
Ребята пересекли подъездные пути и вошли под крышу. К заводским помещениям вел широкий коридор с висящими исковерканными лампами.
– Будто в фантастическом боевике, – Генка оглядывал исписанные всяким стены. – Ван Дамма не хватает…
– И чтобы металл какой-нибудь звучал…
Только Витька это сказал, как пространство заполнилось мощной ревущей музыкой. Мощь эта была так велика, что с потолка посыпалась мелкая крошка, крысы прыснули в разные стороны, а у Генки даже заболели глаза.
– Что это? – вздрогнул Жмуркин.
– Музыка, – ответил Генка. – Похоже на индастриал. Сейчас индастриал снова в моде…
– Это не индастриал, – сказал Жмуркин мрачно. – Это гораздо хуже…
Жмуркин пригнулся и покрался вдоль стены. Ребята за ним.
В конце коридора обнаружилась высокая куча строительного щебня. Ребята залегли в щебне и осторожно высунули из-за камней головы.
На полу заводского зала был выстроен помост в половину человеческого роста. Помост был покрыт большущим британским флагом, на флаге стоял красивый мотоцикл, а рядом толстый парень в кожаных штанах, с приклеенной бородой, всем своим прикидом напоминающий байкера. На противоположном конце помоста торчала большая любительская видеокамера. С камерой возились двое парней.
– «Триумф», – прошептал Генка. – У него настоящий «Триумф»…
– Где-то я это уже видел… – шепнул Витька. – Английский флаг, мотоцикл…
– Это Парамохин, – указал на «байкера» Жмуркин. – Жирная сволочь тоже что-то снимает. Фигню какую-то, бездарь чертов. Смотрите, какая у него камера – даже не цифровая, на помойке нашел, наверное…
– Откуда у них «Триумф»?
– Какая разница, – Жмуркин вскочил на ноги и стал спускаться с горы щебня.
– Ты куда…
Но Жмуркина уже заметили. Парамохин отлепил бороду и крикнул:
– Кого я вижу! Никак это ничтожный и жалкий подпевала и лизоблюд Жмуркин!
На что Жмуркин ответил:
– А это вонючий, тупорылый и бездарный крохобор Парамошкин! Что это вы тут делаете? «Спокойной ночи, малыши» снимаете?
– А ты сам что тут делаешь? – Парамохин спрыгнул с помоста и двинулся навстречу Жмуркину.
– Извини, – Жмуркин подошел в Парамохину вплотную. – Ошибся. Это не «Спокойной ночи малыши», это «Безжалостные и кровожадные помидоры-2»! Или три? Достойно, Парамохин, достойно…
– Чего вы здесь делаете все-таки? – Парамохин легонько толкнул Жмуркина.
Жмуркин устоял.
– Чего вы здесь делаете? – повторил Парамохин в третий раз.
– То же, что и вы. Клип снимать будем. И это место я выбрал уже давно, так что давай, Парамон, вали…
– Ты давно, а я давней, – Парамохин уселся на помост. – И мы никуда не повалим…
– Я тебя тогда… – Жмуркин начинал свирепеть.
Генка и Витька тоже выбрались из-за щебня. Друзья Парамохина оставили свою камеру и подошли к своему руководителю.
– Что? – усмехнулся Парамохин. – Что ты меня?
– Я тебя размажу… – Жмуркин схватил Парамонова за ногу.
Парамохин засмеялся.
– Жмуркин, – вмешался Генка. – Погоди размазывать. Чего ты лезешь?
– А чего он место наше занял?
– Тут места полно. – Генка положил руку на плечо Жмуркина. – Пять этажей места…
– Вот именно. – Парамохин отряхнул Жмуркина и встал. – Места тут много. Твой друг, Жмуркин, умнее тебя. Идите на второй этаж.
– Сам иди на второй этаж! – дернулся Жмуркин. – Никогда такого не будет – он на первом этаже, я на втором! Пусть он идет на второй…
– Во! – Парамохин показал Жмуркину кукиш и стал прицеплять бороду.
Жмуркин снова дернулся, но Генка его остановил.
– Второй этаж еще лучше первого, – шепнул Генка. – Гораздо лучше. Там воздух чище…
Жмуркин хотел что-то сказать, но передумал.
– Пойдем. – Витька потащил Жмуркина к лестнице.
Жмуркин пошел неохотно, то и дело оглядывался и показывал Парамохину кулак. Перед лестницей Жмуркин не удержался и крикнул:
– Все равно у вас ничего не получится! С такой дерьмовой камерой вы ничего не снимете!
– Жмуркин! – Генка ткнул Жмуркину в больное ухо.
Второй этаж действительно оказался лучше первого. Мусора нет, пол чистый и гладкий, стены отсутствуют. К тому же много света. Жмуркин сразу оценил преимущества второго этажа и сказал:
– Ловко я этого дурня Парамохина развел. Я сразу знал, что второй лучше, немножко попонтовал, и все – место свободно. Вот у этой стены буду стоять я с плакатами. Ты, Витька, будешь кривляться здесь, посередине, чтобы трубы в кадр попадали…
– Я не буду кривляться, я буду фехтовать, – гордо сказал Витька и стал переодеваться в кожаные штаны и кожаную жилетку с пластиковыми налокотниками.
Жмуркин тоже готовился – он повесил на штатив плакат с оборотнем, поправил его, затем стал переодеваться. Впрочем, переодеваться ему особо не пришлось – он накинул на плечи мантию, натянул парик, погляделся в маленькое зеркальце и удовлетворенно щелкнул пальцами. Затем он стал разглядывать Витьку. Витька ему понравился, и Жмуркин сказал:
– Нормально. Похож на кнехта [14] – длинный, нос немецкого типа. Но необходимо немного грима.
Жмуркин выдавил в ладонь синеватого геля, втер в Витькины волосы, зачесал наверх.
– Шикарно. Теперь собой займусь.
Жмуркин снял мантию, снял рубашку, расстелил на полу клеенку, вылил в клеенку банку столярного клея, высыпал в клей красноватый кирпичный порошок, перемешал ногой, затем сморщил клеенку и обернул ее вокруг туловища. Клеенка сморщилась и стала похожа на шрамы и рубцы. Жмуркин снова посмотрелся в зеркало.
– Я как Квазимодо [15] прямо, – сказал он. – Теперь рука.
С рукой Жмуркин ухищряться не стал, просто надел длинную черную перчатку.
– А ты чего смотришь? – спросил он у Генки. – Камерой займись!
Генка принялся скручивать штатив. Собрав треногу, обул ее в ролики, проверил ездовые качества.
– Поставь ее поближе к краю, там света больше, – приказал Жмуркин. – Но чтобы все было видно. Ты, Витька, доставай свой меч и покажи нам, на что ты способен.
Витька встал перед камерой.
– Ну, давай, – Жмуркин кивнул Генке, и тот прилип к видоискателю.
Витька приладил меч за спиной в проволочные ножны. Затем припал на одно колено. Жмуркин вошел в кадр с указкой.
– Снимай! – зашептал он Генке.
Витька стоял в коленопреклоненной позе. Затем он медленно завел руку за шею и резко выхватил меч, повел мечом вправо, затем влево, потом крутанул клинок и сделал выпад вперед.
– Нормально, – оценил Жмуркин. – Замри так, с вытянутым мечом. А ты, Генка, обкатись вокруг и по пути сделай несколько стоп-кадров.
Генка выполнил.
– Теперь еще несколько движений. Давай, Витька, пофехтуй.
Витька принялся фехтовать. К удивлению Жмуркина и Генки, Витька фехтовал очень умело, Жмуркин даже с удивлением спросил:
– Ты где так насобачился? Фильмы мои посмотрел?
Витька подбросил меч в воздух, меч описал дугу, и Витька поймал его другой рукой.
– В фильмах я лишь некоторые движения подсмотрел, – сказал Витька. – А вообще я думаю, что у меня врожденный талант. Такое иногда случается, я читал об этом. Генетическая память. Возможно, какой-то из моих предков был великим воином, и мне это досталось по наследству.
Витька продолжал фехтовать, иногда замирая в эффектной позе. Жмуркин смотрел, кивал, чесал подбородок. Генка снимал.
– Довольно, – ревниво остановил Жмуркин. – Теперь меня снимай.
Жмуркин подошел к штативу и стал водить указкой по плакату с волком-оборотнем. Затем он потыкал в другие плакаты, а Генка заснял все это и плакаты отдельно, крупным планом.
– Теперь руби плакаты, – сказал Жмуркин. – Я буду указывать указкой, а ты руби. Постарайся аккуратно, все плакаты в одном экземпляре, сам знаешь…
Жмуркин встал к штативу и ткнул указкой в волка. Витька крутанул мечом и проткнул плакат насквозь. Следующий плакат он разрубил вдоль, третий поперек.
На четвертом плакате меч затупился, и Генке пришлось оправлять его бруском. Потом все снова пошло как по маслу – Жмуркин указывал, Витька кромсал.
Когда все плакаты оказались изрубленными, великий режиссер сказал, что все в порядке, остался последний эпизод. Жмуркин встал перед камерой.
– Ты стой с мечом, Витька, я все сам сделаю. Здесь у нас в клипе пойдут стоп-кадрами все плакаты по очереди, все эти чудища, все эти инквизиторы. Ты, Генка, сделай наезд на мои шрамы, затем на волчью челюсть… Ладно, поехали…