Витька стоял, держа перед собой меч. Жмуркин расположился напротив него. Когда Генка включил камеру, Жмуркин шагнул к Витьке. Мантия упала, обнаружив жмуркинские шрамы, искусственную руку и болтающуюся на шее волчью челюсть.
– Ты же обещал челюсть вернуть! – сказал из-за камеры Генка. – Я же тебя предупреждал.
– Верну, верну. Просто наша челюсть еще не готова, я же не мог разрушить всю концепцию…
– Жмуркин, воровство никому даром не проходит…
– Ты не рассуждай, – оборвал Жмуркин. – Ты снимай! Придется все переделывать из-за тебя. Ладно, поехали…
Витька снова выпрямился с мечом. Сцена была сыграна заново. Жмуркин с трагическим видом повесил на Витькину шею волчью челюсть, пожал ему руку. Витька завернул меч в мешковину и шагнул в сторону лестницы.
– Готово, – выдохнул Жмуркин и устроился в креслице просматривать отснятое. Никаких недостатков Жмуркин не обнаружил и махнул рукой, чтобы собирались. Генка стал сворачивать имущество. Витька продолжал вертеть мечом.
– Вот, а вы боялись, – сказал Жмуркин, закончив просмотр. – Почти весь клип и закончили, в клипе главное монтаж. Теперь нам остается снять эпизод с кузнецом – и все. Собирайтесь…
С лестницы послышался шорох, и на второй этаж поднялся Парамохин.
– А вы, погляжу, «Три мушкетера» ставите, – скептически сказал Парамохин. – Атос, Портос и Арамис…
Жмуркин хотел выдать что-то обидное, но Витька отодвинул Жмуркина и, размахивая мечом, двинулся к Парамохину.
Он вращал меч над головой, лезвие рассекало воздух, и лицо Парамохина постепенно утрачивало веселость. Парамохин испугался, шагнул назад, запнулся за кирпич и упал на пятую точку.
– Во славу Сен-Дени! [16] – рявкнул Витька и приставил меч к животу Парамохина.
Жмуркин забежал с другого боку, подмигнул и зашептал:
– Прикончи его, Витька, нам конкуренты ни к чему.
Витька нажал на меч посильнее.
Парамохин выпучил глаза и лег на спину.
– Погоди, – остановил Генка. – Я хочу узнать кое-что…
– Узнавай. – Жмуркин поглядел на часы. – У нас мало времени. Прикончим его и выбросим из окна. Никто не узнает.
– Не надо… – попросил Парамохин.
– А не надо было на моем пути становиться, – шипел Жмуркин. – Не надо!
– Вы где в нашем городе «Триумф» раскопали? – спросил Генка.
– У Петьки, он внизу с камерой, отец автофирмой владеет, это его мотоцикл, он нам на три дня дал…
– Больше нам от него ничего не нужно, – сказал Жмуркин.
– Кончай его! – Генка тоже подмигнул Витьке.
– Ладно, ладно, – Парамохин поднял руки. – Я отказываюсь от клипа…
Витька убрал меч.
– Вали отсюда, – царственно разрешил Жмуркин. – Нам твои подачки не нужны, мы за честную конкуренцию. Пошел вон!
Парамохин встал, отряхнулся и скатился по лестнице.
– Вот так, – Жмуркин плюнул вдогонку. – Вот так надо расправляться с врагами. Я этому Парамохину еще покажу, я ему устрою! Я беспощаден, когда выхожу на тропу войны! Я снимаю с парамохиных скальпы и вешаю их в своем туалете! Мой томагавк остр!
– Скальпы в туалете – это хорошо, – задумчиво сказал Генка. – Везет все-таки отдельным обезьянам, «Триумф» у них есть…
– Не боись! – сказал Жмуркин. – У нас тоже свой триумф будет. Но для этого надо много работать. В том числе и сегодня.
– Уже темнеет…
Жмуркин бережно упаковывал камеру.
– А у нас последний эпизод как раз в темноте, это во-первых. А во-вторых, как говорили в старину, темнота – друг молодежи. То есть наш друг.
Глава 10 Кина опять не будет
Обратно добирались тяжело – почти час шагали по шпалам, затем пешком до автобуса, а после на автобусе еще двадцать минут. Когда Генка открыл гараж, солнце уже почти село. Ребята планировали отдохнуть, хотя бы чаю попить, но Жмуркин им не дал – велел снова свинчивать камеру, разводить огонь в мангале и переодеваться.
– У вас все готово? – спросил Жмуркин, когда Витька и Генка нарядились в свои костюмы.
– Челюсти готовы, – Генка выложил челюсти на стол.
Челюсти отливали матовым серебром и по виду были грозными и тяжелыми.
– Ты их не ртутью случайно покрасил? – Жмуркин осторожно потрогал челюсти пальцем. – Траванемся…
– Это металлоакрил [17] . – Генка любовался своей работой. – Вчера в магазин для художников заходил, специально купил. Им забор покрась, сразу в скупку металла сдадут…
– Отличная вещь, – Витька взял челюсть. – Шедевр. Жуткое впечатление…
– Жуткое не жуткое, а надо приступать к завершающей фазе, – пробурчал Жмуркин. – Молоко есть?
– Мы не стали молоко тратить, – сказал Генка. – Воду белилами подкрасили. Похоже.
– Ладно. Ты помнишь, что надо делать?
– Помню. Я стою спиной к камере. Произвожу последние замеры штангеном. Работаю паяльной лампой, молоточком. Затем несу что-то и опускаю в чан с молоком. Читаю над молоком заклинание…
– Правильно. – Жмуркин приложился к камере. – Всем приготовиться. Мотор.
Эпизод с опусканием в молоко сняли легко. Генка накалил паяльной лампой подкову, поколдовал над ней и опустил в подкрашенную воду. Вода зашипела. Генка пробормотал: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»
– Снято! – остановил Жмуркин.
Генка собрался уже было надеть рубашку, но Жмуркин не разрешил:
– Отснимем финал, и все! Потерпите еще немного!
– Ладно, – в один голос сказали Витька и Генка.
Жмуркин развалился в своем режиссерском креслице.
– Ты, Генка, молишься на коленях. Потом дергаешься, услышав колокольчик. Ты, Витька, в хламиде входишь в дверь. Не забудь повязать шарф до носа. Передаешь деньги кузнецу, ну и дальше все по сценарию. Работаем. Мотор!
Витька обрядился в плащ и вышел из гаража. Генка, кряхтя, опустился на колени и принял молитвенную позу. Жмуркин включил камеру.
– Генка, сделай более торжественное лицо! Подумай… Подумай о гидравлическом прессе. Черт, колокольчик над дверью забыли, пусть, потом доснимем…
Генка состряпал подобающую физиономию. В дверь постучали.
– Входи, осел! – велел Жмуркин.
В гараж проникла закутанная фигура. Фигура замерла на пороге.
– Кошелек! – Жмуркин аж подпрыгивал от нетерпения. – Кошелек давай, балдарес!
Фигура принялась рыться в своих драпировках.
– У меня пленка, между прочим, идет! – шипел Жмуркин. – Время идет!
Наконец фигура высунула из-под складок плаща руку. Рука была мощной и волосатой, она треснула Генку под дых, затем схватила его за нос и пребольно защемила. Генка рванулся, рука выпустила нос, и Генка свалился на пол.
– Что это? – оторопело спросил Жмуркин. – Что за шутки тупые? Витька…
– Это не Витька. – Фигура отбросила капюшон. – Это я, Серый Волк!
Это и в самом деле был не Витька. Это был парень, которого Витька огрел волчьей головой. Парковец. Предводитель парковцев.
Предводитель оглядел гараж, увидел мешковину на столе. Подошел, сдернул. Крашеные волчьи челюсти блеснули.
– Какая знакомая вещь, – парковец взял челюсть. – Похоже, сделано из какого-то хрупкого материала.
Парковец подбросил челюсти и едва их не уронил.
Жмуркин вздрогнул.
Парковец свистнул, и в гараж вошло сразу несколько ребят в джинсе и спортивной форме. Втолкнули и Витьку. Он был невредим. Парковец подманил его к себе пальцем. Витька приблизился.
– Встань правее, – попросил парковец.
Витька послушался.
Парковец размахнулся и опустил изготовленную Генкой волчью голову на голову Витькину. Эпоксидная смола хрустнула и раскрошилась в мелкую пыль.
Жмуркин отвернулся.
– Чему нас учит история? – вождь парковцев отряхнул руки. – История нас учит милосердию. Правда?
– Правда, – промычали парковцы.
– Истинная правда, – сказал Жмуркин. – Милосердие – это вещь! Прощай врагов своих, и тебе воздастся…
Парковец согласно кивал. Остальные спортсмены постукивали битами по стенам и другим предметам.
– А если тебя стукнули по одной щеке… – продолжал Жмуркин.
– Стоп, – парковец указал пальцем на Жмуркина.
Жмуркин заткнулся.
– Сейчас, друзья мои, – парковец уселся в жмуркинское режиссерское кресло, – сейчас я перечислю вам ваши злодеяния. Ваши вопиющие злодеяния. Во-первых, вы вторглись на нашу территорию в субботу, что категорически запрещено всем, кто не проживает на улице Парковой. Во-вторых, вы украли у президента клуба «Фауна», уважаемого человека и нашего друга, голову волка, добытую им собственноручно. В-третьих, вы обидели наших друзей, которые ловили в пруду пиявок…
– Они рачков ловили, – поправил Витька.
– Это все равно. Вы их обидели. В-четвертых, вы нанесли обиду лично мне, стукнув меня черепушкой, украденной у нашего друга, президента клуба «Фауна». В-пятых, на ваши поиски было затрачено почти три дня, многие из моих друзей… – парковец кивнул на амбалов, – …нарушили свой спортивный график. Вас, голубчики, следовало хорошенько побить. Руки поломать, возможно, ноги. Но мы не в каменном веке. Мы живем в новом, демократическом обществе. Поэтому мы не будем вас бить.
Витька и Генка настороженно переглянулись. Витька подумал, что лучше уж пусть бы побили, ничего страшного, в конце концов не в первый раз.
Парковец продолжил:
– Вы понесете другое наказание. Я назначаю денежное возмещение в размере… трех тысяч рублей.
Теперь переглянулись уже Витька, Генка и Жмуркин. Жмуркин показал большой палец.
Генка встал, пошарил в буржуйке и извлек пять купюр по двадцать долларов.
– Вот так печка! Может, там еще есть?! – присвистнул один из парковцев, но предводитель его остановил.
– Мы не банда, – сказал он. – Мы спортивный клуб. Нам чужого не надо. Неправедно нажитая собственность до добра не доводит – это мы прекрасно видим на примере наших кинематографических друзей. Сто баксов – и все.
Генка отсчитал пять купюр и передал их предводителю.
– Молодец, – похвалил тот. – Люблю людей, которые честно расплачиваются за свои ошибки.
Генка молчал, смотрел в пол.