г друга такими словами, которых не знал даже Витька.
Но вдруг Жмуркин расцепил пальцы. Генка не удержался на ногах, и его отбросило прямо к перилам. Генка взмахнул руками, схватился за поручень, пачка красиво подлетела в воздух, резинка лопнула, и над улицей распустился фейерверк из зеленого цвета купюр.
– Мама… – только и смог сказать Жмуркин.
– Опа… – Генка оглянулся через плечо.
Купюры падали. Над улицей разворачивался щедрый денежный дождь.
– Мама… – снова сказал Жмуркин.
– Деньги падают! – закричал кто-то на улице.
– Вниз! – заорал Витька и кинулся к лазу на чердак.
Вниз они скатились в темпе скоростного лифта. Тротуар и проезжая часть были усыпаны американскими деньгами, и прохожие жадно их собирали.
– Это мое! – завопил Жмуркин и кинулся отнимать дензнаки у счастливчиков.
Но прохожие на Жмуркина не обращали внимания, знай себе собирали деньги и рассовывали по карманам.
– Это Теплякова деньги! – Генка попытался спасти ситуацию.
Но даже авторитет Теплякова не помог – народ жадно хватал халяву и с надеждой смотрел в небо.
– Собираем! – Генка принялся поднимать банкноты с асфальта.
Витька и Жмуркин тоже.
Ребята успели собрать восемьсот сорок долларов. Облазив окрестные крыши и гаражи, нашли еще пятьсот двадцать. Итого тысячу триста шестьдесят. Купюры были помятые и грязные, Генка объединил их в пачку и положил в карман.
– Тысяча триста шестьдесят, – сказал он. – Это, конечно, не пять…
Жмуркин завыл и треснулся лбом о стену, не сильно, чтобы череп не разбить.
– Сильнее надо, – сказал Генка.
Жмуркин стукнулся сильнее, но все же в рамках разумного.
– Пойдем, – Генка кивнул вверх. – А то последнее отберут…
Ребята вернулись на крышу.
Жмуркин был раздавлен. Он сидел, уткнувшись лбом в перила, и молчал.
– Я такую историю слыхал, – Генка подсел поближе к Жмуркину. – Один тип в прошлом году занял у Теплякова три тысячи баксов, а вовремя не отдал. Тепляков его на чай пригласил. Тот пришел. Сел за стол и вдруг чувствует – ноги в чем-то увязли. Он смотрит, а копыта в тазу с цементом. Тепляков захихикал и велел отвезти этого чувела на старицу.
Жмуркин всхлипнул.
– А вот еще история была, – продолжал Генка. – Однажды, когда Тепляков был еще маленький и учился в школе, они с классом отправились на овощную базу перебирать помидоры. И так вышло, что Теплякова направили в хранилище с другим классом. А Тепляков был тогда маленький и щуплый, ну вот, примерно, как Жмуркин сейчас. Он работал, перебирал себе, и вдруг один бобик взял да и швырнул в Теплякова помидором. Все остальные засмеялись и давай тоже кидать. А кому-то помидор не совсем спелый попался, и он закатал им Теплякову прямо в голову. Тепляков сознание потерял, а потом почти месяц с сотрясением мозга в больнице провалялся.
– И что? – поинтересовался Витька.
– Он вырос и пригласил всех на встречу школьных друзей…
– А потом отвез всех на старицу, – закончил Витька.
– А другой крендель, он с Тепляковым тоже в школе учился, как-то раз взял и рассказал, что Тепляков однажды на уроке хотел в туалет, терпел, терпел, а потом описался. Тепляков его пригласил чай попить…
– Ладно тебе, Ген, – остановил Витька. – И так фигово все.
– Что же мне делать? – Жмуркин хныкал. – Я не хочу на старицу…
– Не, – глумился Генка. – Тебя Тепляков на старицу не повезет, он все-таки гуманист. Тепляков спонсирует одно кадетское училище. Так вот, Жмуркин, он туда тебя определит. А там с тобой разберутся по полной программе…
– Помогите! – взмолился Жмуркин. – Я все для вас сделаю, я не хочу в кадетское училище…
– Как тебе помочь?! – Генка треснул Жмуркина по голове. – Как тебе помочь, баран?! Ты же сам на все это подписался…
– Но…
– Помочь ему можно, – сказал Витька. – Даже очень легко помочь.
– Как?! – Жмуркин посмотрел на Витьку с надеждой.
– Надо взять и снять клип.
«Надо снять клип», – сказал Витька, и всего через две недели после разговора на крыше ребята удирали по улице Парковой.
И Витька треснул предводителя парковцев волчьей головой.
– Так его! – воинственно воскликнул Жмуркин. – Пожар!
Парковцы окружили своего лидера, Витька, Генка и Жмуркин воспользовались их заминкой, оторвались и через минуту выбежали на улицу Ленина к трамвайной остановке.
– Все, – Витька привалился к стене и ловил воздух.
– Голова цела? – спросил Жмуркин. – Голова цела, я спрашиваю?
Витька пощупал голову.
– Цела.
– Не твоя, балбес. Волчья.
– А что с ней будет!
– Ну и славно, – Жмуркин улыбнулся.
– Трамвай, – Генка указал пальцем, – трамвай идет…
Глава 2 Вопросы вдохновения
– В конце концов он давно хотел снять кино, – рассуждал Витька, пока они с Генкой шагали к Жмуркину. – Вот теперь ему и представился шанс. Пусть, наконец, покажет, на что он годен.
– Пусть. А то вопит: я режиссер, я талант, дайте мне камеру, я переверну мир! Вот пусть и продемонстрирует. Пускай. Он что там, сценарий пишет?
– Ага. Пишет. Сочиняет. Поглядим, что он там насочинял, – хмыкнул Витька.
– Поглядим. Пришли уже.
Витька и Генка вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице.
– В газетах знаешь чего понаврали? – Генка стучал по перилам. – Что сумасшедший миллионер раскидал над городом с воздушного шара восемнадцать тысяч долларов. В честь восемнадцатилетия своей дочери.
Витька остановился перед дверью и нажал на звонок. Дверь открыла жмуркинская мать.
– Здравствуйте, – сказал Витька. – Мы пришли.
– Вижу. – Мать запустила ребят внутрь. – Только он к себе не велел пускать. Он работает…
Генка мерзко захихикал, а потом сказал:
– Работа не баобаб, в лес не убежит.
– Труд сделал из обезьяны человека, – добавил Витька.
Мать Жмуркина погрозила Витьке пальцем и ушла в кухню. Кавказская овчарка Жмуркина Снежок посмотрела на Витьку, затем на Генку, поняла, что ей тут ничего не обломится, и тоже отправилась в кухню, откуда явственно несло жареной колбасой и тушеной капустой.
– Хотя Жмуркину уже ничего не поможет, – сказал Витька. – Разве что ты изобретешь машину времени, мы отправимся в прошлое и помешаем жмуркинским дедушке и бабушке встретиться. Тогда Жмуркин не появится на свет, и свет будет от него избавлен.
Генка с сомнением покачал головой, стянул кеды, сунул ноги в тапки-лапти и двинулся к комнате Жмуркина.
Жмуркин открыл не сразу. Он долго чем-то шуршал, звенел, двигал мебель. Затем за дверью громыхнуло, взвизгнул Жмуркин… Через секунду клацнула щеколда, и в щель высунулась жмуркинская физиономия.
– Ты, умник, – Генка отодвинул его плечом и вошел в комнату, – зачем тебе засов, а? Что честному человеку прятать от своей матери?
Жмуркин прыгал на одной ноге. По полу каталась тяжелая бронзовая ваза.
– Я тебе объясню, Ген, – Витька тоже просунулся в жмуркинскую берлогу. – Жмуркин просто берет в своем кинотеатре диски со свежайшими фильмами, записывает их на кассеты и сдает одному толкачу на базаре. Он еще все время справа от входа стоит, и глаза у него такие бегающие. Жмуркин барыжничает, а мама его – человек старой закалки – барыг не переносит. Вот он на дверь засов и поставил!
Жмуркин возмутился:
– Неправда! – Он поймал вазу и зашвырнул ее под кровать. – Грязная ложь! Я никогда этим не занимался! Никогда не пиратил и не барыжничал. У меня принцип!
– Все так говорят, – сказал Генка и уселся в кресло. – Все говорят, что у них принципы, а потом выясняется, что принципы – принципами, а кассеты палить – тоже неплохо. И очень выгодно. А что это у тебя тут такой беспорядок?
– А, – Жмуркин махнул рукой. – Работаю…
Повсюду – на столе, на стульях, на диване, на полках с видеокассетами, даже в корзине Снежка – валялись листы бумаги. Большинство листов было скомкано, часть разорвана на клочки разного размера. Имелись, впрочем, и целые. На столе Жмуркина, обычно занятом резиновыми фигурками киногероев, свернутыми в рулон постерами и фальшивыми статуэтками Оскара, стояла, высовываясь из вороха бумаг, пишущая машинка. Машинка, судя по форме и размерам, была древняя. Витька вдруг совершенно неожиданно подумал, что этой машинкой, наверное, убили какого-нибудь не очень известного писателя, а потом хорошенько отмыли в керосине и отнесли в комиссионку. А охочий до всяческих раритетов Жмуркин ее по дешевке прикупил.
Кроме бумаги, комната была завалена квадратиками шоколада, поломанным печеньем, огрызками яблок, сушками, орешками и курагой. Видимо, Жмуркину не хотелось отрываться на еду, и он подкреплял свои силы не отходя от кассы. От всего этого комната Жмуркина приобрела вид обиталища безумного гения. Да и сам Жмуркин выглядел соответственно: волосы растрепаны, пальцы в чернилах, лицо тоже в чернилах, глаза по-вампирски красные. Одет интересно: тельняшка, на шее толстый кожаный ошейник, позаимствованный, видимо, у Снежка, широченные штаны, сшитые то ли из толстой джинсы, то ли вообще из брезента.
– Мама сшила мне штаны из березовой коры… – прокомментировал жмуркинское одеяние Витька.
– Работаешь, говоришь? – Генка взял вазочку с орехами и опрокинул себе в рот. – Это хорошо…
– Работаю-работаю, – угрюмо сказал Жмуркин. – А вам чего надо?
– Что значит «чего надо»? – Генка швырнул в Жмуркина подушкой. – Ты сказал, что напишешь сценарий, и исчез почти на целую неделю! Сценарий готов?
– Я пишу. – Жмуркин умудрился указать глазами как-то сразу на всю комнату. – Работаю.
– На пишущей машинке? – спросил Генка. – Ты что, компьютер не мог раздобыть на пару недель?
Жмуркин посмотрел на Генку с презрением.
– Компьютер – это для простонародья… – сказал Жмуркин.
Витька не выдержал:
– Человек с фамилией Жмуркин вряд ли может рассуждать о вопросах происхождения.
Жмуркин надулся и промолчал. Он уже неоднократно заикался о том, что ему не очень повезло с фамилией, все-таки «великий режиссер Жмуркин» как-то не звучит, как-то не так, по-детсадовски. Поэтому свою родовую фамилию Жмуркин собирался сменить на более благородную и более кинематографическую. Желательно даже двойную. Пецкин-Чарторыжский, Топоров-Лудилин, Дурново-Игнатьев… Жмуркинская мама была против, но сам Жмуркин считал, что ему видней.