— Мы отпустим господ рыцарей в полном здравии, если они соизволят оставить на этой замечательной тропинке свои доспехи, оружие и ценности. Ах да, еще телегу со всем содержимым, — говоривший явно ерничал, мне почему-то захотелось встать и набить ему морду, по-простому, без затей. Как в обычной уличной драке, ведь сама ситуация к этому располагала. Однако выпячивать свои желания на первый план все же не стоило, нужно поступить по уму и довериться профессионалу в этом вопросе. — Хотя, нет, тело из телеги и сморчка можно выбросить, а девку оставить, — и он заржал, а со всех сторон ему вторил смех луженых глоток.
— Я предлагаю другой вариант, — капитан пока еще говорил спокойно, но напряжение в голосе заметно усилилось. — Вы сейчас быстренько убираете с нашей дороге это дерево, а мы делаем вид, что вы просто криворукие лесорубы. Тогда никто из вас не пострадает.
— Переговорщик из тебя, все же никакой, — судя по голосу эти самые переговоры доставляли уголовнику удовольствие, отступать он явно не желал, продолжая идти по задуманному плану. Сидящие в телеге Криспин и Бакфорд никакого волнения не высказывали. Неужели такие стычки на дороге в порядке вещей? Да уж, система правопорядка тут явно на высшем уровне.
— Дерево само с дороги не уберется, — спокойно повторил капитан, не обращая внимания на провокацию со стороны оппонента.
— Рыцарь, вас много, и вы сила, — говоривший прекратил ерничать и сразу же перестал напоминать мне уголовника. — Но нас больше, вы окружены и не сможете развернуться на этой тропинке, чтобы сомкнуть строй, поэтому давайте разойдемся миром: вы поделитесь с бедными погорельцами, у которых проклятые длинноухие сожгли деревню, чем можете и поедете дальше, так уж и быть, бабу свою можете с собой забра…
Он недоговорил, потому что в этот момент произошло сразу две вещи: у кого-то из разбойников не выдержали нервы, или просто руки устали держать натянутый лук, но откуда-то из кустов вылетела стрела и вонзилась прямо в круп запряженной в телегу довольно флегматичной лошадки. Я видел это сквозь ресницы, которые оказались на удивление длинными и густыми. Но я точно помню, что у шатенов они редкие и довольно блеклые, а я вроде бы шатен, хотя вот именно сейчас я в этом не уверен, как не уверен в тех знаниях о цвете волос и толщине ресниц, откуда бы мне мужику знать о таких бабьих тонкостях, только не нужно мне говорить, что я принц немного не правильный, на буфера Криспин я любовался с явным удовольствием, а уж как руки чесались потрогать.
Лошадка, какой бы флегматичной она не была, такого надругательства над собой не выдержала. Стояла она до того, как предательская стрела ранила ее в самое святое, у поваленного дерева, перегородившего дорогу, и основательно объедала его, предоставив вести переговоры людям. Но как только стрела воткнулась ей прямо в… хм, то она сразу же почувствовала боль и уязвленное самолюбие. Издав истошное ржание, она поднялась на дыбы, наглядно продемонстрировав, насколько она сильное животное, потому что на пристегнутую к ней телегу ей было в этот момент наплевать. Проделала она этот маневр так резко, что Бакфорд и Криспин не удержались и выпали из телеги прямо на дорогу, а пока поднимались, эта зверюга без разбега скакнула через препятствие, да так, что умудрилась протащить за собой телегу. Вот что значит правильная мотивация. Только вот мне от этого было не слишком весело. Телегу мотнуло, затем подбросило, а следом взбесившаяся скотина с места понеслась галопом. Все случилось настолько быстро, что никто не сумел отреагировать. Только я сел и успел заорать. А еще я успел вытащить кинжал и с силой метнуть его в стоящего прямо посреди дороги явно растерявшегося разбойника. Бросок был неудачный: на трясущейся телеге, по движущейся цели, а бандит в это самое время опомнился и решил убежать, да еще и балансировка оружия оставляла желать лучшего. Кинжал вонзился ему в плечо, а пронесшаяся мимо него лошадь вильнула, телегу занесло и бандюган с воплями, перемежающимися стонами, завалился прямо на меня, опрокинув обратно на тюки и вышибив на мгновение дух.
Последнее что я услышал, был рев капитана Гастингса у нас за спиной.
— Аларм!
Лошадь неслась с бешенной скоростью, но умудрялась поворачивать именно в тех местах, где дорога делала повороты. Вот только телеги не были предназначены для подобных маневров. На одном из таких поворотов телегу занесло, и она за счет инерции, созданной ее немаленьким весом, несколько секунд дрифтовала, прежде чем оглоблями врезаться в стоящее близко к дороге дерево. Дерево в отличие от оглобель выдержало, и лошадь, лишенная тяжелого груза, понеслась еще быстрее, показав нам свой хвост. Телега остановилась. Мы с грабителем с облегчением посмотрели друг на друга, и он попробовал пошевелиться. Мы не видели этого обрыва, он был скрыт кустарником. Как только грабитель шевельнулся, телега, как оказалось, зависшая над обрывом одной парой колес, резко накренилась и, сорвавшись в недолгий полет, приземлилась и покатилась под откос, наращивая скорость.
Я вцепился в борта и зажмурился, прощаясь с жизнью. Сильный удар и я ощутил все прелести свободного полета без парашюта. Без чего? Додумать такую умную мысль мне не дало такое же свободное, как до этого полет, падение. Я сумел сгруппироваться и покатился кубарем, закрывая руками свою многострадальную голову. Если меня еще раз по ней приложит, то сомневаюсь, что все воспоминания вернуться и лечение подобным, сыграет на манер верного и действенного лекарства. Единственное, что я мог бы в этом случае, так это гыгыть и мычать на радость врагам моего павшего государства. Ох какая каша в голове, зато она дала мотивации еще лучше сгруппироваться и пережить несколько мгновений, сохраняя конечности в полном комплекте и защитив дурную голову на плечах. Было больно, но, по крайней мере, я себе ничего не сломал, чего нельзя было сказать про горе-бандита, если судить по его вою, постепенно переходящего в поскуливание.
Когда мое кувыркание прекратилось, я растянулся на земле, покрытой как на той поляне мягкой зеленой травкой. Пару минут просто лежал, отмечая про себя боль в правой ноге. Я отмечал то, что нога болит, но никак не мог понять, почему она болит. Как может болеть то, чего уже давно нет? Но ведь нога была! Я сам ее видел! Резко сев, вызвав этим новый приступ головокружения, я переждал, пока мой мозжечок прекратит изображать вертолет, и принялся разглядывать ноги. Ноги как ноги — обе целые и невредимые, довольно длинные и сильные, еще бы, столько на лошади скакать, хорошо еще, что не колесом. На ноги были натянуты бархатные штаны, с кожаными вставками в самых неожиданных местах. Я попытался подвигать сначала левой ногой, что далось мне без особых проблем, а вот с правой вышла заминка: двигаться и подчиняться сигналам из мозга она явно не хотела. Я прощупал каждый сантиметр, но ничего не обнаружил, ни видимых переломов, ни болевых ощущений. Я даже не чувствовал, как прикасаюсь к внешне целой конечности, которая не выглядела атрофированной из-за длительного бездействия. Прикрыв ненадолго глаза, я попытался вспомнить хоть что-то, в частности, была ли у меня нога раньше или ее все же не было. А если ее не было, то почему она есть сейчас? Дьявольщина какая-та. Как же убого чувствовать себя полным кретином, запутавшимся даже в целостности своих конечностей.
Раздавшийся неподалеку стон отвлек меня от самолюбования и самобичевания. Решив оставить на время ногу Шредингера, я рискнул подняться. Медленно встал на ноги, но правая конечность попыталась подвернуться. Я со злостью посмотрел на нее.
— Ну что тебе нужно? Хребет вроде цел, сама вроде на месте, что тебе доспелось? — Стон повторился, и я схватил ногу за бедро и попытался сдвинуть ее с места. К моему невероятному облегчению, нога передвинулась, и я тут же подтащил к ней левую. Еще один шаг, затем еще… создавалось впечатление, что я заново учусь ходить. Я так сосредоточился на таких простых и одновременно сложных движениях, что почти упустил из вида грабителя.
До него оставалось пройти еще шагов шесть-семь, и я уже отпустил бедро, делая неуверенные шаги самостоятельно и без поддержки, когда услышал приглушенные матюки, произнесенные сквозь стиснутые зубы. Значит, мужик пришел в себя, новость, заставившая меня пошевеливаться. Когда я подошел к нему вплотную, он уже сидел, вытащив кинжал из раны, и даже успел заткнуть рану комком из какой-то тряпки, явно вывалившейся из моей злополучной телеги.
— Ну ты и мудак, — я навис над ним, глядя сверху вниз и отмечая только искры ненависти в голубых глазах.
— На себя посмотри, — сквозь зубы огрызнулся молодой еще мужик. — Тоже мне защитнички. Просрали все восемь крупных сражений. Даже я сумел бы если не выиграть, то хотя бы не с такими потерями проиграть, ведь преимущества по местности были изначально на нашей стороне! И план битвы был хорош, кто вообще выпустил эту обезьяну — генерала Сьюита в ставку? — в его голосе послышались истеричные нотки. Я же несколько мгновений разглядывал его перекошенное от боли и ненависти лицо и лишь потом ответил.
— Меня там не было.
— И это тоже вызывает вопросы, знаешь ли, — выплюнул он буквально мне в лицо.
— Во всяком случае, я совершенно точно не дезертир, — по тому, как он вздрогнул, я понял, что попал в цель. Мне нужно было поднять мой кинжал, единственное оружие, которое было сейчас доступно, но только вряд ли этот солдат ставший разбойником, позволит мне за ним потянуться.
— А ты вообще знаешь, что эти твари делают с нашими девчонками?
— Полагаю, тоже самое, что вы делали бы с эльфийками, — я не отрывал взгляда от его лица, буквально заставляя себя не смотреть в сторону кинжала. — Вот только не говори мне, что устроил засаду на такой довольно большой отряд как наш, просто из любви к искусству. Ты что же не понимал, что у вас просто нет шансов? Что вы хотели на самом деле?
— Прошел слух, что под защитой отряда вроде вашего, знахарка хорошая едет. Ничего бы мы вашей девке не сделали, она нам именно как знахарка нужна. Раненных подлечить, да несколько баб рожать собрались, а мы-то чем им поможем?