– И оставил вам квартиру?
– Да. Это единственное, что осталось от нашей разбитой семейной жизни.
– Я могу задать неприличный вопрос?
– Очень неприличный?
– Думаю, что да.
– Тогда задавайте.
– Сколько вам лет?
– Ужасно неприличный вопрос. Тридцать три. А вам?
– Я – глубокий старик, уже сорок один год.
– Не все так печально, – улыбнулась Женя, – вы выглядите очень неплохо для своего «почтенного возраста».
– Верну вам комплимент. Вы выглядите еще лучше. Можно еще один неприличный вопрос?
– Вам не кажется, что их становится слишком много?
– Так получилось…
– Что именно вы хотите спросить?
– Почему после развода вы снова не вышли замуж? Насколько я понял, развод состоялся несколько лет назад, а до этого ваши отношения тоже нельзя было назвать идеальными.
– Далеко не идеальными, – согласилась она.
– Тогда почему? Вы очень красивая женщина. Умная, грамотная. Самостоятельная. У вас хорошая профессия…
– Вы хотите знать, обращали ли на меня внимание мужчины?
– Я не спрашивал в такой плоскости. Меня интересовало ваше отношение у мужчинам. В том, что они наверняка обращали на вас внимание, я не сомневаюсь.
– Принимаю как комплимент, но дело не в этом. Конечно, время от времени рядом со мной появлялись какие-то мужчины, правда, исключительно по их собственной инициативе. Напуганная своим первым замужеством, я очень разборчиво относилась к ухажерам. Одного интересовала моя квартира, другой хотел просто пристроиться рядом со мной, третий был невероятно жадным, а я уже точно знаю, что это ужасная болезнь. Именно из мужской жадности возникают другие гадкие качества – оскудение души, невнимательность, черствость. Как видите, я не была идеальным подарком для мужчин, наверное, поэтому у меня ничего не получилось со вторым шансом. Видимо, все так и должно было быть. А вы давно развелись с супругой?
– Недавно. Но не живу уже много лет. Оказалось, что я не совсем готов к этой жизни, вернее, совсем не готов.
Она понимающе кивнула и предположила:
– Хотите еще кофе?
– С удовольствием.
Женя прошла на кухню и довольно быстро вернулась с двумя новыми чашечками кофе.
– Знаете, чем именно вы мне понравились? – спросила она и, не дожидаясь моего ответа, пояснила: – Вы первый из мужчин, которых я знаю, не попытались соврать или что-то приукрасить. Будучи актером и достаточно начитанным человеком, просто сказали, что работаете обычным перегонщиком машин, а потом процитировали Шекспира. Согласитесь, это было достаточно необычно. И ваше трогательное внимание к супруге вашего коллеги. Это тоже произвело сильное впечатление.
– Вы меня перехвалите.
– Нет. Просто объясняю. Когда вы уезжаете из Минска?
– Сегодня рано утром.
– Опять перегоняете машины?
– Это занятие, которое пока приносит нам заработок.
– Понятно. А вы не пробовали поступить в театр, вернуться в профессию?
– Мне уже сорок один. В таком возрасте нельзя возвращаться в театр. Слишком поздно.
– Не уверена. Вы должны попробовать. Может, у вас получится? Среди актеров не так много начитанных и образованных людей, к большому сожалению. Один мой знакомый режиссер говорил, что общеобразовательный уровень нынешних выпускников театральных вузов ужасающе низок.
– Это относится не только к театральным вузам, – улыбнулся я. – Кстати, кофе у вас замечательный.
– Мне присылает его брат. Он работает в нашем посольстве в Венесуэле, – пояснила Женя.
Я посмотрел на часы – было уже одиннадцать. Перевел взгляд на нее, и она понимающе кивнула:
– Завтра утром мне рано вставать.
Пора было уходить. Я поднялся и поблагодарил:
– Спасибо за кофе.
– Это вам спасибо за цветы и подарок.
Мы пошли к выходу. Женя протянула мне на прощание руку, и я снова рискнул наклониться и поцеловать ее.
– Можно, я в следующий раз опять зайду к вам в гости?
– Заходите, – разрешила она, – мне действительно приятно вас видеть. Можете в следующий раз появляться без подарка. А еще лучше позвоните заранее, чтобы я была дома, иначе рискуете снова меня не застать.
– Я не знаю вашего телефона.
– Тогда запишите.
Я достал свой мобильный и записал ее номер прямо на свой телефон.
– Я буду вам звонить, если вы разрешите. Не больше одного раза в неделю, чтобы вас не беспокоить.
– Можете звонить чаще, – снова улыбнулась она.
Кивнув на прощание, я повернулся и вышел. Так прошло наше первое свидание. Сегодня, когда подобные романтические встречи вызывают смех, вы, наверное, посчитаете меня тюфяком и мямлей, не сделавшим даже попытки обнять понравившуюся женщину, а ее полной дурой, согласившейся отпустить мужчину, который был ей симпатичен. Но, очевидно, сказывалось наше «тяжелое» наследие советского режима. Мы просто были немного иначе воспитаны. Нам казалось, что наши встречи и наши разговоры, наше общение и наша симпатия друг к другу гораздо важнее, чем обычный секс. Нет, это не значит, что секс – дело второстепенное и ненужное. Отнюдь нет. Просто я думаю, что все влюбленные в мире знают это состояние, когда тебе нравится быть рядом с человеком, который может заменить тебе всю Вселенную. Сидеть напротив него, пить кофе из маленькой чашки, вести задушевную беседу или весело шутить.
Теперь вы понимаете, какие именно у нас были отношения, как я ими дорожил. Мы оба вели себя как нормальные цивилизованные люди, которые боялись случайно сорвавшимся словом и нарочито грубым жестом не понравиться своему собеседнику.
Конечно, я не удержался и позвонил ей уже на следующий день. А потом звонил ей почти каждый день. Наверное, это была некоторая наглость с моей стороны, но не требуйте от меня невозможного. Это было бы уже слишком целомудренно, даже для такого влюбленного человека, каким я стал после знакомства с Женей.
Глава 12
Почувствовав на себе удар Лихоносова, я понял, что Хейфиц заранее его обо всем предупредил. И прежде чем к нам подбежали другие люди, этот зарвавшийся певец ударил меня ногой еще раз. А уже потом подбежали соседи, стали кричать и, пытаясь меня поднять, оттеснили Лихоносова. Краем глаза я видел камеры в руках у двух операторов, которые снимали с разных сторон. Еще подумал, почему два оператора и почему такая съемка? И внезапно почувствовал боль в левом колене. Кажется, я действительно сильно ушибся при падении, ведь нужно было разыграть все достаточно натурально.
Пока появившиеся врачи «Скорой помощи» грузили меня на носилки, камеры продолжали работать. Интересно, что в какой-то момент, когда меня заносили в машину, оба оператора едва не столкнулись друг с другом. Надо было видеть их взгляды. Любой нормальный человек сделал бы единственно верный вывод, что эти двое явно не члены одной команды. Уже через двадцать минут меня несли в реанимацию. Потом врачи и медсестры куда-то исчезли, и появился довольно молодой врач лет тридцати пяти, который вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Он был больше похож на бизнесмена, чем на врача. Высокого роста, с заметным брюшком, светлыми волосами. Посмотрев на меня, врач поморщился и сказал:
– Спектакль окончен. Надеюсь, у тебя ничего не болит?
Учитывая, что я был старше его лет на десять-пятнадцать, мне стало даже обидно, что он обращается ко мне на «ты».
– Кто ты такой? – Я тоже решил обращаться к нему на «ты».
– Я – твой лечащий врач, – пояснил он, видимо, удивившись такому обращению, – и поэтому можешь называть меня Эдуардом Александровичем.
– А ты меня – Ильгаром Бахрамовичем.
– Первый раз вижу бомжа, который требует, чтобы его называли по имени-отчеству, – с удовольствием хмыкнул он.
– Я не бомж, – возразил я, чувствуя, как краснею от возмущения, – я актер, и меня наняли исполнить эту роль. Так что не переходи на личности. Я же не говорю тебе, что первый раз в жизни вижу делягу-врача, который готов за деньги выписать какую угодно историю болезни.
– Ну, ты и хам, – покачал он головой. – Ладно, нам все равно не жить вместе. Ты мне явно не подходишь. Судя по всему, ты у нас птица-говорун. А раз столько болтаешь, значит, у тебя ничего не болит.
– Нога болит.
– Пройдет, – отмахнулся этот тип, даже не посмотрев на мою ногу. – Сейчас медсестра возьмет твою одежду и переоденет тебя. Постарайся при ней не так много болтать. Договорились, актер?
– Хорошо. Можно, я оставлю у себя мобильный телефон?
– Можешь оставлять все, что хочешь, актер, – снова повторил он и, качая головой, вышел из реанимационной.
Почти сразу появилась медсестра и помогла мне раздеться. Затем ненадолго вышла, но я успел вытащить деньги, документы и телефон и спрятать их под подушку. Сестра вернулась, неся в руках больничную одежду, и спросила:
– Вы сможете сами переодеться? – Это была строгая женщина лет сорока, с типично азиатским широким лицом, узкими глазами и вдавленным носом.
– Спасибо, я все смогу, – пообещал я. – А куда денут мою одежду?
– Отправим в стирку и в химчистку, – пояснила медсестра, – она вся в крови. У вас что-то болит?
– Левая нога.
В отличие от нахального врача, хотя она тоже знала, что я почти не пострадал и, очевидно, была в курсе всего замысла, сестра добросовестно осмотрела мою ногу, пощупала ее и сообщила:
– Перелома нет, у вас сильный ушиб. Головой вы не ударились при падении?
– Нет. Только ногой.
– Тогда ничего страшного. Это заживет. Реанимационная будет вашей палатой. Кроме меня с Эдуардом Александровичем, сюда никто не будет заходить. У вас есть какие-нибудь просьбы или пожелания?
– Нет, ничего.
Она забрала мою одежду и вышла. Я остался лежать на кровати. Кажется, все прошло благополучно. Но только я так подумал, как раздался телефонный звонок. Это был Арвид.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Ничего не болит?
– Нет.
– Ты все сделал правильно, – подбодрил меня Арвид, – а теперь они сильно подставились и не знают, что им делать.