Психолог Эдвард Ли Торндайк первым открыл эффект ореола около века назад. Одно качество человека (например, красота, социальный статус, возраст) может вызвать настолько сильное негативное или позитивное впечатление, что оно «перекроет» все остальные особенности характера и впечатление окажется превратным. Красота – наиболее хорошо изученный пример в этом отношении. Дюжины исследований показали, что красивых людей мы воспринимаем как более милых, честных и умных. Давно уже доказано: людям, привлекательным внешне, легче сделать хорошую карьеру – и это не имеет ничего общего с мифом (распространенным среди женщин) о том, что успешные женщины ради карьеры должны переспать со всеми важными мужчинами. Тот же эффект наблюдается в школе, где учителя бессознательно ставят лучшие оценки тем ученикам, которые хорошо выглядят.
Реклама отлично использует эффект ореола: с плакатов нам улыбаются известные и успешные люди. Почему чемпион по профессиональному теннису должен быть экспертом по кофемашинам? Это необъяснимо, но успех такой рекламы в доказательствах не нуждается. Коварство эффекта ореола именно в том, что мы его не осознаём.
Самые серьезные неприятности этот эффект создает, когда доминирующим признаком индивидуума становится происхождение, пол или раса – и это полностью затмевает его человеческие качества. В таких случаях мы говорим о стереотипах. Но не надо быть расистом или сексистом, чтобы стать жертвой такого эффекта или усвоить стереотип. Эффект ореола всем нам мешает хорошо видеть, затуманивает мозг журналистам, учителям и покупателям разных товаров.
Иногда тот же эффект имеет и восхитительные последствия – как минимум кратковременные. Вам случалось когда-нибудь с первого взгляда влюбиться? Если да, то вы знаете, как ярко способен сиять ореол. Обожествляемый человек становится совершенством: невыразимо привлекательный, симпатичный, умный и добросердечный. Даже когда ваши друзья вам пальцем указывают на его явные недостатки, вы не увидите в них ничего, кроме милых причуд.
Вывод: эффект ореола мешает нам видеть реальность. Нужно присматриваться внимательнее. Выносите за скобки те признаки, которые сразу бросаются в глаза. Так поступают в оркестрах мирового класса, когда кандидата на освободившееся место усаживают играть за ширмой. Решение о приеме в оркестр может быть принято без всякого влияния внешности, пола или расы претендента. Журналистов, пишущих об экономике, я от всей души попросил бы не оценивать работу компании по квартальным отчетам (это и так уже делает биржа), а копать глубже. То, что при этом вылезает на свет, не всегда прекрасно. Но пока еще для любого из нас поучительно.
40. Альтернативные пути. Мои поздравления! Вы выиграли в русскую рулетку!
Вы договорились с русским олигархом встретиться в лесу, за городом. У него с собой чемодан и револьвер. Чемодан битком набит аккуратными, чистенькими пачками евро, там все проверено – десять миллионов. В барабане револьвера один патрон, остальные пять гнезд пустые. «Желаете русскую рулетку? – спрашивает олигарх. – Один раз нажимаете на курок, и чемодан со всем содержимым станет вашим». Вы раздумываете. Десять миллионов изменят вашу жизнь кардинально: вам никогда больше не придется работать! И наконец-то вы сможете вместо марок собирать спортивные автомобили.
Предположим, вы принимаете вызов. Вы приставляете дуло револьвера к виску и спускаете курок. Слышно тихое «щелк», и вы чувствуете, как все ваше тело наполняет адреналин. Выстрела не было. Вы выжили. Вы забираете деньги, строите огромную и роскошную виллу в чудеснейшем уголке Франкфурта и дразните этим новых соседей.
Один из соседей, чей дом теперь в тени вашей виллы, – известный адвокат. Он работает по двенадцать часов в день 300 дней в году. Его заработком можно гордиться, но ничего сверхъестественного: 600 евро в час. В общем, он может откладывать полмиллиона чистыми каждый год. Иногда вы его приветствуете со своего прекрасного участка и, взмахнув рукой, улыбаетесь: ему надо еще двадцать лет вкалывать, чтобы сравняться с вами.
Предположим, прошло двадцать лет и ваш трудолюбивый сосед заработал свои десять миллионов. Его виллу теперь не стыдно показать рядом с вашей. К вам в поселок приезжает журналист: он готовит репортаж о состоятельных жителях этой части города и делает фотографии горделивых построек и молодых женщин, которыми вы, как и ваш сосед, успели за прошедшее время обзавестись – наряду с виллами. Журналист комментирует дизайн интерьера, внутреннюю и внешнюю архитектуру, устройство и украшения сада. Но, конечно, он не знает, в чем принципиальное различие между вами и соседом: уровень риска при обретении десяти миллионов. Для разгадки этой тайны он должен был бы узнать об альтернативных путях – а в подобных расследованиях слабы не только журналисты, но и мы все.
Что такое альтернативные пути? Все, что могло бы произойти, но не произошло. При игре в русскую рулетку было еще четыре варианта, ведущих к тому же результату (выигрыш в десять миллионов евро) и пятый – к вашей смерти: огромная разница. У соседа-адвоката тоже могли быть другие пути, но они пролегали ближе друг к другу. Если бы он жил в деревне, его заработок мог составлять лишь 200 евро в час. Живи он в центре Гамбурга и работай порученцем при крупных банках, он зарабатывал бы, вероятно, около 800 евро в час. Но, в отличие от вас, перед ним не возникло альтернативного пути, который бы ставил вопрос так: огромное состояние или смерть.
Альтернативные пути невидимы для окружающих, оттого мы так редко о них задумываемся. Тот, кто спекулирует «мусорными» облигациями низшей категории, сомнительными опционами или кредитными дефолтными свопами и наживает миллионы, обязательно должен учесть, что такая деятельность неразрывно связана с ворохом непредсказуемых, опасных альтернатив, ведущих к неизбежному краху. А десять миллионов, отягощенных столь большим риском, будут стоить гораздо меньше, чем та же сумма, нажитая многолетним упорным трудом. И пусть бухгалтер считает, что десять миллионов всегда остаются десятью миллионами.
Нассим Талеб рассказывает такую историю. С одним приятелем, биржевым трейдером, они встретились в Нью-Йорке поужинать и подбросили монетку, чтобы решить, кто будет платить. Талеб проиграл и оплатил счет. А приятель хотел поблагодарить его, но внезапно остановился и заметил, что если следовать логике Талеба[50], то он тоже, «имея в виду возможные вероятности», уже оплатил половину еды. Такой вот альтернативный путь.
Вывод: обычно риск неочевиден. Именно поэтому, принимая решение, постарайтесь представить, куда заведут возможные альтернативы. И относитесь к удачам на альтернативном пути менее серьезно, чем к успехам, которых вы добьетесь обыкновенными «скучными» путями (например, трудоемкой работой адвоката, зубного врача, школьного учителя, пилота или консультанта по бизнесу). Как однажды сказал Мишель де Монтень: «Моя жизнь была полна страшных несчастий, большинства которых никогда не было»[51].
41. Иллюзия прогноза. Хрустальный шар и обман зрения
«Режим в Северной Корее сменится в ближайшие два года», «Аргентинские вина скоро будут популярнее французских», «За три года Facebook станет самым важным средством массовой коммуникации», «Евро резко упадет в цене!», «Прогулки по космосу – для каждого – через десять лет!», «Через пятнадцать лет больше не останется сырой нефти!»
Ежедневно эксперты бомбардируют нас своими прогнозами. Насколько те надежны? До недавнего времени никто не удосужился проверить их качество. И вот появился Филип Тетлок[52].
Профессор Калифорнийского университета в Беркли проанализировал в общей сложности 82 361 прогноз от 284 экспертов за 10 лет. Результат: прогнозы оказывались верными не чаще, чем если бы нам отвечал любой генератор случайных чисел. Особенно плохими предсказателями были именно те эксперты, которые привлекали к себе максимальное внимание СМИ. А среди них – те, кто предсказывал ухудшение ситуации. А уж из этих особенно отличились промашками приверженцы дезинтеграционных сценариев – поэтому мы до сих пор ожидаем, когда же развалятся Канада, Нигерия, Китай, Индия, Индонезия, Южно-Африканская Республика, Бельгия и Великобритания (о грядущих неприятностях в Ливии или Сирии ни один из экспертов тогда не подумал).
«Люди, предсказывающие будущее, бывают двух типов: те, кто ничего не знает, и те, которые не знают, что они ничего не знают», – так написал гарвардский экономист Джон Гэлбрейт[53], чем вызвал всеобщую ненависть в своей же гильдии. Еще более снисходительно (и самодовольно) высказался знаменитый американский инвестор и писатель Питер Линч: «В США 60 тысяч экономистов, получивших специальное образование. Многие из них были приняты на работу с определенной задачей: предсказывать экономические кризисы и проценты роста. Если бы их прогнозы хоть дважды подряд оказывались верными, то они уже стали бы миллионерами. Но, насколько я знаю, в большинстве своем они обычные штатные сотрудники». Так было десять лет назад. Сегодня в США работой обеспечено втрое больше экономистов – а эффект от качества прогнозирования остается нулевым.
Проблема вот в чем. Эксперты никак не расплачиваются за свои неверные прогнозы – ни денежными штрафами, ни потерей репутации. Иначе говоря, наше общество дает этим людям карт-бланш. Тут нет «минусовой стороны» при промашке, но есть «плюсовая» – возрастающее внимание, приглашения в качестве консультантов и возможности для публикаций в случае, если прогноз верен. Поскольку цена карт-бланша равна нулю, мы наблюдаем явную инфляцию прогнозирования. При этом растет вероятность, что все больше предсказаний по чистой случайности окажутся верными. В идеале надо бы вынудить таких специалистов выплачивать деньги в какой-нибудь «фонд прогнозов» – скажем, по 1000 евро за предсказание. Если оно оправдается, эксперт получает назад свои деньги с процентами. Если нет, средства поступают в благотворительный фонд.