Следователь закурил сигарету и рассказал оперативнику о Яне Петерс. Четырнадцатилетняя школьница покончила с собой, спрыгнув с крыши десятиэтажного жилого дома.
— А как она туда проникла? На крышу? — сразу же уточнил майор.
— Я разговаривал с друзьями Яны. Их компания постоянно лазила на ту крышу, сидели там, болтали. Наверняка ещё и курили. Тогда там всё было нараспашку, железная решётка на чердак погнута, замка нет. После того жуткого случая, конечно, быстро и решётку поправили, и замок повесили… Поздно! Ребёнка не вернёшь, ничего не исправишь…
— Не исправишь… — эхом отозвался майор.
— А девочка была чудесная! Солнечный лучик, отличница, да ещё и художница. Рисовала акварели. Я, конечно, не разбираюсь, но учительница рисования мне сказала: «Несомненный талант!» И что от всего этого осталось? От таланта, способностей, от красоты, от белокурых волос и голубых глаз? — Костин в сердцах махнул рукой и потянулся за новой сигаретой. — Кровавое месиво на асфальте… Ты представь, десятый этаж! А она вниз сиганула.
— Да, я представляю, — мрачно буркнул майор. — Видел пару раз, что остаётся от человека, упавшего с такой высоты.
«Значит, и Виктория это видела», — подумал он, и мороз пробежал у него по коже.
— Вся школа, конечно, в трансе. Дети и учителя в шоке.
— Неужели Яна решилась на такой шаг из-за несчастной любви?
— Её подружки о том и говорили. Яна дружила с мальчиком, одноклассником — Глебом. Они поссорились, на лето разъехались. Глеб отправился с родителями в Америку. С Яной они так и не помирились.
— А что считает мать?
— Мать Яны — Виктория Петерс — была в таком состоянии, что вообще ничего не могла говорить. Несчастной женщине предъявили ребёнка в виде фарша с перемолотыми костями! Я удивляюсь, как она вообще не умерла на месте, увидев такое. Хотя вид у Виктории такой и был — как будто она умерла. Словно у неё вынули сердце и положили в мясорубку. Живой труп. А на следующий день ещё и бабушка — то есть мать Виктории — скончалась от сердечного приступа. Когда узнала о трагедии с внучкой.
— Кошмар, — пробормотал майор. Он удручённо покачал головой.
Вот, через что прошла Виктория. А он-то удивлялся, откуда столько горя в её глазах. Конечно, не из-за Померанцева.
— Вообще-то я не был на сто процентов уверен, что это самоубийство, — заявил вдруг Костин.
— Здрасте, приплыли! — удивился сыщик. — Но почему?
— Перед тем, как сброситься с крыши, Яна отправила два сообщения. Первое — маме на телефон: «Мамочка, прости меня, я больше не могу! Я тебя люблю!». Второе — своему парню, Глебу: «Прощай! Ты самый лучший!» Эту фразу она опубликовала на страничке Глеба в социальной сети, все друзья видели запись.
— И потом шагнула в пропасть?
— Похоже на то…
— И в чём ты сомневаешься? Картина выглядит достоверной.
— М-да… Психолог так и записал: «…картина выглядит психологически достоверной, так как дело касается подростка, чей тип личности можно охарактеризовать как истерически-демонстративный». И так далее… Хотя ни учителя, ни друзья не замечали в Яне склонности к истерикам.
— Тебя смущает, что она отправила сообщения, а не написала прощальное письмо на бумаге и от руки? Но ведь это современный подросток. Яна простилась с близкими людьми, используя привычный способ коммуникации. Она…
— Андрей, да я совсем не о том! — перебил следователь. — Смотри. В их компании, включая Яну, было шесть человек. Ну, Глеб отсутствовал, уехал в Америку… И они частенько тусовались на этой крыше. Я пытался выяснить, чем занимались Янины друзья в то злосчастное воскресенье. Услышал в ответ нечто невразумительное. Они якобы гуляли. Где гуляли, кто конкретно, с кем, о чём разговаривали? В ответ — сбивчивый детский лепет…
— Но подростки именно так и гуляют! Слоняются туда-сюда, болтают ни о чём. Или приткнутся на скамейке, как воробьи, и смотрят в телефоны. А потом даже вспомнить не могут, о чём разговаривали.
— Да?
— Уж я в этом разбираюсь, — компетентно заверил майор. — Моей сестре тринадцать лет.
— Моей дочке пятнадцать, — кивнул следователь. — Так что дело о самоубийстве Яны Петерс было мне как нож в сердце. Постоянно на свою семью проецировал.
— Зря.
— Да я знаю… Слушай дальше. В тот день Яна была в джинсах и лёгкой синей куртке. И с маленьким рюкзачком. Подруги говорят, она всегда носила телефон в кармане, это понятно, надо же постоянно «быть на связи», обмениваться эсэмэсками, висеть в чате.
— Точно.
— Так вот… Рюкзачок и телефон остались на крыше!
Андрей удивлённо хмыкнул.
— Вершинин, как ты это объяснишь? Она отправила сообщения, но не сунула телефон обратно в карман, как обычно, а положила его в рюкзак и оставила на крыше.
— В принципе, ничего странного.
— Но я подумал… А вдруг в тот день Яна была на крыше не одна? Вдруг туда опять полезла вся их компания? И у них что-то произошло? Поссорились, поругались? Или дурачились, акробатикой занимались на краю крыши, чтобы нервы пощекотать? И Яна сорвалась вниз. Случайно, по дури! Или специально столкнули. Или столкнули, но случайно… А потом, чтобы замести следы, подростки быстро разослали сообщения с Яниного телефона.
— Ты серьёзно в это веришь?
— В плане версии, — пожал плечами Костин. — А что? Неправдоподобно?
— Тогда их обязательно должен был заметить кто-то из жильцов дома. Они ведь спустились с крыши, вышли из подъезда.
— Там сразу же толпа набежала… Огромная десятиэтажка, рядом — ещё две. Люди высыпали во двор. В тот момент можно было выехать из подъезда на танке — и никто бы не заметил. Все толпились у тела несчастной девочки.
— Но в конце концов ты всё же остановился на версии самоубийства.
— Да. В результате я так ничего и не выяснил. А начальство давит, подгоняет. Ну, ты понимаешь…
— Я могу объяснить, почему Яна оставила телефон на крыше. Наверное, это была её любимая и дорогая игрушка. Вероятно — мамин подарок. Она его пожалела, не захотела гробить.
— Да, ты прав, мамин подарок… И модель дорогая. Этот… айфон. Значит, телефон она пожалела, а свою жизнь — нет?
— Подростки именно так и рассуждают. Телефон или компьютер для них — абсолютная ценность, а жизнь — ерунда… Моя младшая сестра постоянно спрашивает, как долго можно не ходить на физкультуру, если ей вдруг безумно повезёт — она сломает ногу. Готова пожертвовать ногой, лишь бы не заниматься физкультурой. Это из той же оперы. Перевёрнутая система ценностей.
— Возможно, ты и прав. Хотя по отзывам подруг и учителей, Яна Петерс была девочкой и разумной, и позитивной. Чудесный жизнерадостный ребёнок. Но я, конечно, дело закрыл. Мне ещё один «висяк» не нужен, и так хватает. Кстати, а почему ты вдруг им заинтересовался?
— Познакомился с Викторией Петерс. Она проходит свидетельницей по делу бизнесмена Померанцева.
— Она там с какого боку?
— Была подругой Померанцева. Бизнесмена грохнули прямо в её присутствии.
— Бедная женщина. Что ж ей так не везёт? — покачал головой следователь Костин. — Она просто притягивает несчастья…
Глава 10Карьера менеджера
Способность Виктории притягивать несчастья ещё можно было оспаривать. А вот её умение притягивать симпатичных сыщиков (с фамилией на букву В) не подвергалось сомнению.
Сегодня они столкнулись в кафе, расположенном в торговом центре неподалёку от дома Андрея. Майор часто заезжал в магазин пополнить запасы еды, журналов и чёрных носков, а заодно не отказывал себе в удовольствии поесть в кафе любимого сырного супчика с морепродуктами. Младшая сестричка Андрея — юный кулинарный гений — до сих пор не освоила загадочное блюдо.
— Не жди! Сыр опять не растворился! — огорчала она брата, партизанившего поблизости с пустой тарелкой в зубах. — Нет, ты только полюбуйся!
Обманутый в ожиданиях, Андрей разочарованно заглядывал в кастрюльку. Там бултыхался, переворачивался и пульсировал некий арт-объект, похожий на волосатого осьминога.
— Скажи, что я делаю не так?! — возмущалась Настя. — Сегодня явно был неудачный день.
А у повара кафе не возникало никаких проблем — у него сыр растворялся всегда, независимо от настроения, погодных условий или политической ситуации…
Андрей и Виктория столкнулись нос к носу у огромного жемчужно-белого «Ягуара», выставленного в центре магазина. Учитывая характер их социальных отношений, они вполне могли отделаться вежливым приветствием и тут же разойтись в разные стороны. Однако оба застыли, удивлённо взирая друг на друга. Никто бы не сказал, что эти двое избегают контакта. Взгляд майора, затуманенный предвкушением встречи с сырным супчиком, вспыхнул. Виктория улыбнулась, и это была не вымученная или дежурная улыбка, а искренняя радость.
— О, это вы, Андрей Николаевич! Как неожиданно!
— Здравствуйте, Виктория!
— Вы сюда, в кафе? А я только что оттуда. Встречалась с клиентом, минуту назад мы расстались. Очень крупный заказчик.
— Встреча была удачной?
— О, да, — призналась Виктория. — Обсуждаем грандиозный контракт, всё идёт даже как-то чересчур гладко.
— Это подозрительно?
— Как бы в последний момент не сорвалось.
— Понятно… А я собирался здесь перекусить… Но раз вы только… Значит, не стоит и надеяться, что вы составите мне компанию? — сыщик с надеждой посмотрел на молодую женщину.
Ему очень хотелось, чтобы она согласилась. Но если откажется — майор готов пожертвовать едой, только бы не упускать возможность пообщаться с Викторией. В крайнем случае, увяжется следом за девушкой. Он — сыщик, она — свидетельница убийства, значит, им всегда найдётся о чём поговорить.
Список вопросов неисчерпаем.
— Вы приглашаете? — откликнулась Виктория. — А я тут ничего не ела, мы только разговаривали. Единственное, по чашке кофе выпили… Так что охотно составлю вам компанию.
— Отлично! — обрадовался Андрей.
После того как они расположились за столиком и сделали заказ, на секунду возникла пауза. Но она не была неловкой. Они разглядывали друг друга, и каждый явно получал от этого процесса удовольствие. Особенно майор. Он и сам не понимал, почему ему так приятно смотреть на Викторию. Хотя, конечно: высокий лоб, изящные росчерки бровей, бездонные, обволакивающие серые глаза, изумительные губы…