— Ужасное? — переспросила картина и залилась слезами. — Не забывай — мы с тобой одно и то же! Я потому и умею говорить, что совершенно похожа на тебя! Кто же тогда — ужасное создание?
Королева вздрогнула и прижала руку к груди. Лицо ее сначала покраснело от гнева, потом побледнело. Поняв все до конца, она была так потрясена, что глаза ее закрылись и она едва не лишилась чувств.
Принц, что-то обдумывая, в волнении дергал себя за усы и помахивал тростью.
— Погодите, — сказал он. — Если я правильно уяснил себе эту нелепицу, вы… — указав пальцем на Влемка, он устремил на него неприязненный взгляд, — вы подправили картину, чтобы устранить маленькие несовершенства, да?
— Да, — ответил Влемк и смутился. — По крайней мере, я этого хотел.
Принц задумался.
— Если бы вы этого достигли, а Королева не смогла сравняться с картиной, то вы на всю жизнь остались бы немым?
Королева и портрет посмотрели на Влемка и в смущении отвели глаза.
— Если бы достиг, то — да. — Влемк нахмурился и почесал затылок. — Но картине удалось каким-то образом перехитрить меня и сохранить свое могущество. Это тайна.
Картина явно была довольна, Королева тоже украдкой улыбалась.
— Полно, такая ли уж это тайна? — засмеялся Принц. Он вдруг повеселел, словно с него сняли какой-то мистический груз. На его лице не осталось и следа прежней тревоги и гнева. Он выпрямился, стал гораздо выше ростом и уже не сжимал в руке, как дубинку, свою трость. — Конечно, мой дорогой Влемк, — продолжал он, балансируя тростью на пальце, — то, что вы написали, вам лишь казалось идеалом, в действительности же у вас получилось опять то же самое.
— Должно быть, так оно и есть. — Глаза Влемка расширились от удивления. Он взглянул на Королеву и на шкатулку — обе они почему-то плакали. — Что это вы? Я, может, сказал что-то не то?
— Ты любил меня! — воскликнули в один голос Королева и шкатулка. — Как ты мог? — Они плакали навзрыд и уже не могли выговорить ни слова.
Влемк, сбитый с толку, вопросительно посмотрел на Принца.
Принц сделал неопределенный жест рукой и улыбнулся.
— Да поможет вам бог, Влемк. Для большинства мужчин достаточно и одного непредсказуемого существа. — Он подбросил трость, и она, перевернувшись в воздухе, упала ему на палец и закачалась снова. — Ну что ж? Раз все теперь уладилось, поеду-ка я к своей жене.
И он повернулся, чтобы уйти.
— К жене? — воскликнули разом Королева и картина.
Принц покраснел, а его трость потеряла равновесие. Он поймал ее на лету.
— Не мог же я объявить вам об этом раньше. Вы были больны, чуть ли не умирали, насколько я мог судить…
— Вы женились? — спросил Влемк.
— Да, две недели назад. Династический брак, понимаете? Но когда я узнал, что Королева…
— Правильно сделали, — перебил его Влемк и неожиданно засмеялся. — То-то я замечал, что вы вели себя как-то странно!
Ни картина, ни Королева даже не улыбнулись.
— Ну конечно, — с сердцем сказала Королева и покачала головой. — Тебе-то смешно. А если бы я выздоровела из-за того, что верила в его любовь, а потом бы все выяснилось? Что бы ты ни говорил, но я считаю, что мы живем в жестоком, жестоком мире, полном фальши и обмана.
— Правда, все правда, — сказал Влемк, сдерживая улыбку. — И все-таки я вижу на ваших щеках румянец. Так или иначе, вы выпутались из беды!
Втайне Королева это тоже заметила. Сказать по правде, ей было так весело, что она могла бы сейчас соскочить с кровати и пуститься танцевать. Особенное удовольствие ей доставило то, что отныне Принц — всего лишь добрый друг, прекрасный партнер по верховой езде и больше уже ничего ее с ним не связывает. Но вот беда: вместе с Принцем сейчас уйдет и Влемк, а было так много важных дел, которые они еще не решили. Мысль эта словно ножом полоснула ее по сердцу; она бы с радостью рассталась с жизнью, отдала бы тело и душу, чтобы окутать его теплом, чтобы стать солнечным зайчиком на его голове, — лишь бы быть с ним рядом. Но она не могла придумать иного средства удержать его, кроме упреков и горьких сетований.
— Ну что ж, — сказал Влемк, он мял в пальцах шляпу и украдкой косился на цветы у двери.
— Да, конечно, — с обидой сказала Королева, — обман и фальшь для тебя дело привычное. Все вы, художники, одинаковы.
Влемк посмотрел на нее, потом на свои ботинки и вздохнул.
Ее глаза блеснули коварством. Ей пришло в голову, что если бы она смогла околдовать его, то он сам бы придумал какой-нибудь способ оставаться подле нее до тех пор, пока она не освободит его от чар, — а уж этого-то она никогда бы не сделала.
— Да, уже поздно, — сказал Принц.
Влемк-живописец кивнул.
Шкатулка все это время, поджав губы, слушала и наблюдала. Вдруг она выпалила:
— Влемк, а почему бы тебе не жениться на Королеве и не переселиться к нам?
— Правда, почему? — не задумываясь, мгновенно подхватила Королева и в тот же миг почувствовала, что вся зарделась, кровь бросилась ей в лицо.
— Жениться? — переспросил Влемк и поспешно добавил — Да я и сам об этом подумывал.
— Чудесно! — воскликнул Принц. — Будем ходить друг к другу в гости и ездить верхом!
Влемк растерянно улыбнулся. При одной мысли о верховой езде он готов был упасть в обморок от страха.
— Ты хочешь сказать, что мы с тобой… — пробормотала Королева. Лицо ее сделалось сначала мертвенно-бледным, потом пунцовым, потом белым как мел.
— Если вам угодно, — сказал Влемк.
— О, Влемк, Влемк, прости меня за то проклятие! — взмолилась картина. — Это было всего лишь… Я хочу сказать… — Она вдруг стала говорить бессвязно. — Мужчине нужна опора — женщина то есть. Если она целиком отдает себя мужчине, которого любит…
Влемк кивнул:
— Понимаю.
В голову ему лезли несуразные мысли о живописи, риске и соблазнах, с которыми порой сталкивается человек.
— Но возможно ли это? — спросила Королева. — Мы ведь не одного круга: ты расписываешь коробки, а я — Королева.
— Брак, конечно, не совсем обычный, — ответил Влемк. — Найдутся недоброжелатели, в этом нет никакого сомнения.
— А ты не станешь больше в канавах валяться и все такое? — спросила Королева.
— Думаю, нет. Хотя жизнь всегда полна неожиданностей.
Королева, забыв о своих страхах, с радостной улыбкой протянула к нему руки. Он улыбнулся в ответ, наклонился, и они легко, по-детски обнялись.
Служанки, заметив перемену, пробрались в комнату, чтобы узнать, что происходит. Принц, поняв, что он больше не нужен, сказал:
— Ну, мне пора. — Однако он не сдвинулся с места.
— Если угодно, останьтесь поужинать, — пригласила его Королева.
Влемк уверенно, уже по-хозяйски, протянул Принцу руку. Тот посмотрел сначала на него, потом на Королеву. Он долго стоял, глядя в одну точку, и все обдумывал; потом лицо его оживилось.
— Нет, — сказал он и решительно взялся за трость. — Но на свадьбе буду. А сейчас — домой, к жене.
— И мне надо домой, — сказал Влемк. — Займусь приготовлениями.
Теперь уже всей прислуге было ясно, что дело пошло на лад. Служанки стали целовать Влемку и Принцу руки и благодарить обоих за то, что они сделали. Влемк, сияя, кланялся, кивал головой и бросал направо и налево: «Не за что! Не за что!» Так, сопровождаемый служанками до самой двери, он помахал на прощанье рукой, а Королева, взяв шкатулку, вышла следом за ним из спальни. В высокой передней ждал элегантный, как никогда, придворный кучер, по бокам от него стояли лакеи с охапками цветов для Влемка и Принца.
— Возвращайся скорее! — крикнули в один голос Королева и картина.
Влемк помахал им шляпой.
— Ну вот, — сказал кучер, кланяясь и пропуская Влемка и Принца вперед, — все обошлось лучше, чем я ожидал.
— В самом деле, — согласился Влемк. — Наконец-то дела пошли на лад. Приятно, когда все становится на место.
Они спустились к выходу из дворца, и кучер рванулся вперед, чтобы открыть дверь. Когда они шагнули за порог, на них резко дунуло холодным зимним ветром; юбки служанок надулись, как паруса, над землей крутились снежные вихри.
— О! — удивленно воскликнули Королева и картина.
— Зима! — закричал Принц. Он был так поражен, что почти не верил своим глазам. Цветы, которые несли лакеи, вдруг затрепетали и начали никнуть, а листья цветов, оставшихся во дворце, дико заметались из стороны в сторону.
— Зима, — изумленно откликнулся Влемк — так тихо, что его не слышал никто, кроме кучера.
Чтобы добраться по снегу до черной кожаной с позолотой кареты, им пришлось высоко поднимать ноги. Экипаж Принца стоял немного поодаль. Со всех сторон их обступал прекрасный белый мир, снег, казалось, излучал собственный свет. А прямо над головой — или так представлялось Влемку, который стоял придерживая одной рукой бороду, а другую засунув в карман, — белело небо, такое яркое, ослепительное, что на него больно было смотреть, точно с земли сдернули покрывало и скоро на ней, как это обыкновенно бывает, все преобразится.
Возвращайся
Сорок пять лет назад, когда Ремсен в штате Нью-Йорк назывался Джек и почти все, кто там жил, были выходцами из Уэльса, мой дядя или, вернее, двоюродный дедушка со стороны матери Э. Л. Хьюз владел недалеко от Ремсена мельницей. Сейчас его имя вряд ли помнят в городе, да и от мельницы остались лишь развалины, и, чтобы найти ее теперь среди домов и деревьев, нужно хорошо знать, где она находилась. В другой части города раскинулся Агрокомплекс, и, хотя ему от силы лет пятнадцать, может быть двадцать, он уже выглядит обветшалым.
Теперь я редко бываю в этих местах, но часто приезжал сюда ребенком, когда жил с родителями на ферме в окрестностях Батавии. Мой дедушка Хьюз, которого я никогда не видел и о существовании которого знал лишь по ящичку плотницких инструментов, оставленных им отцу, и нескольким маленьким, ободранным книжкам валлийских церковных гимнов, подаренным им маме, первым обосновался в селении возле Ремсена или, скорее, на его окраине, и в течение многих лет, даже после смерти дядюшки Эда, мои родители совершали туда паломничество, чтобы повидаться со старыми друзьями, принять участие в праздниках песни «Симанфа Гану», посетить белую деревянную церковь, которая называлась «Капел Укка», и посмотреть, как постепенно разру