е лишь в крохотном народе Израильском, теперь завоевало большую часть мира[169].
Страсть к спасению
В чем же секрет поразительного успеха ислама? Как стало возможно, что крохотный изначально культ в небольшом городке в арабской пустыне так быстро распространился и завоевал значительную часть Старого Света, от Испании до Индии?
С XVIII века, с начала «ориенталистских» исследований, этим вопросом справедливо задавались многие западные ученые. Большинство их искали ответ в факторах, внешних по отношению к тому, что сам ислам считает своей сутью – к вере. Наиболее прямо выразил это направление мысли в 1881 году французский ориенталист Эрнест Ренан, написавший, что «мусульманское движение возникло и развивалось почти без религиозной веры»[170]. Для него и других европейских ориенталистов возникновение и развитие ислама объяснялось арабским национализмом, империализмом, жаждой власти или даже секса (наложницы и гаремы).
Этот ранний ориенталистский взгляд влиятелен и по сей день. Большинство социологов склонны отметать религиозные объяснения общественных процессов как производные от чего-то более «реального», то есть материального. То, что ислам оказался достаточно рано и тесно связан с властью, облегчает применение таких секуляристских объяснений. Некоторые западные христиане, испытывающие понятный ужас перед насилием мусульманских экстремистов, экстраполируют эту проблему в прошлое и пишут, что ислам всегда был «политической идеологией, замаскированной под религию»[171].
Однако некоторые современные академические исследования на Западе ставят под вопрос эти популярные мнения о происхождении ислама. Так, Фред М.Доннер, американский исследователь ислама, в своем труде 2010 года «Мухаммад и верующие» выдвигает против них сильные аргументы. Доннер решительно спорит с учеными, объясняющими возникновение ислама чисто земными обстоятельствами. Напротив, говорит он, Мухаммад и его последователи составляли искренне религиозное движение, сфокусированное на одной-единственной цели – личном спасении. «По моему убеждению, – пишет он:
Ислам начался как религиозное движение, а не социальное, экономическое или «национальное»; в особенности важна для него была забота о достижении личного спасения через праведное поведение. Ранние верующие [мусульмане] были озабочены общественными и политическими вопросами лишь постольку, поскольку связывали их с понятиями благочестия и правильного поведения, необходимого для спасения[172].
Доннер прав: важнейшая тема Корана – личные отношения человека с Богом, Творцом и Хранителем земли и небес, Милосердным Господом всех людей. Вера в Бога и служение Ему, вместе с необходимостью почитать Его заповеди и повиноваться им – первейший долг каждого человека. Каждому человеку отпущено короткое время на земле, а далее, после смерти, всех нас будет судить Бог. Поэтому известная нам временная жизнь – не что иное, как проверка, испытание, выбор между истиной и ложью, добром и злом. В одном из самых первых откровений Корана говорится о том, что Бог создал человека и показал ему «два пути»:
Мы человека создали на тяготы земные;
Так неужели он воображает,
Что здесь над ним никто не властен?
Он может говорить:
«Я заплатил за все сполна!»
Ужель он думает, никто его не видит?
И разве не дано ему двух глаз,
И языка, и пары губ?
И не указаны два главных направленья
Добра и Зла?
Но не спешит избрать стезю крутую человек!
Как объяснить тебе, что значит “крутизна”?
Освободить раба,
Дать пищу в дни лишений
Сироте, который близок вам по крови,
Иль бедняку, презренному другими.
И вот тогда вы станете одним из тех,
Кто верит в Бога, и смиренно сострадает,
И с милосердием творит добро.
Таков лик праведных – стоящих
По праву сторону в День Судный.
Но тем, кто Наши ясные знамения отверг,
Почить на левой стороне —
Под сводом пламенным Огня![173]
Насколько мне известно, никто еще не отмечал, что эти «два направленья», о которых учит Коран, удивительно схожи с двумя путями, которые находим мы в другом священном тексте: Дидахе или «Учении двенадцати апостолов», иудео-христианском документе конца I столетия. Вот как начинается Дидахе:
Есть два пути: один – жизни и один – смерти, но между обоими путями большое различие. Путь жизни таков: во-первых, ты должен любить Бога, создавшего тебя, во-вторых, – ближнего своего, как себя самого, и всего того, чего не хочешь, чтобы было с тобою, и ты не делай другому[174].
Эти два отрывка, из Корана и из Дидахе, удивительно схожи – не дословно, но по смыслу. Оба говорят о том, что Бог показал людям два пути и что путь добра – это преданность Богу и благоволение к другим людям. Иными словами, оба предлагают человечеству спасение путем правой веры и добрых дел – в отличие от Павлова учения о спасении «одной верой», или sola fide (богословский термин, введенный позже Мартином Лютером).
Этот акцент на вере и делах в Коране столь важен, что сами верующие определяются там как «уверовавшие в Бога и творящие добрые дела». Это выражение встречается приблизительно в сорока пяти стихах, часто – как определение самой формулы спасения. «К уверовавшим в Бога, творившим добрые дела, – гласит один стих, – любовь проявит Милосердный»[175].
К вопросу о том, как единобожие и благочестие Дидахе, отражающее иудео-христианство I века, воскресло в Коране шесть столетий спустя, мы еще вернемся. Но вначале задержимся немного на рождении ислама и на его взаимоотношениях с сестрами-авраамическими религиями.
Межрелигиозные связи
Мы уже отметили, что в начале VII века на Аравийском полуострове идолопоклонство было нормой. Однако здесь существовали и другие религиозные общины. Помимо монотеистов ханифов, о которых нам известно очень мало, были иудеи и христиане.
Иудаизм появился в Аравии достаточно рано, возможно, сразу после разрушения римлянами Иерусалимского храма в 70 году н. э. Ко времени Мухаммада в городах-оазисах в северо-западной части полуострова – Табуке, Тайме, Хайбаре и Ятрибе – существовали арабоязычные иудейские общины[176]. Именно в Ятриб переселился Мухаммад в 622 году, когда проповедь в Мекке начала угрожать его жизни. Поэтому Ятриб стал для мусульман «второй родиной» и позднее получил прозвище «Город Пророка» – Мадинату ан-Наби. Вскоре название Ятриб заменилось словом Мадина (Медина), означающим «город».
В этой-то Медине обитали три иудейских племени, с которыми Пророк вскоре после прибытия подписал весьма значительный договор. Один из пунктов этого договора гласил: «У иудеев – своя религия, у мусульман – своя». Однако этот договор, сегодня интерпретируемый мусульманскими интеллектуалами как основа для плюрализма, к сожалению, просуществовал недолго: тайные связи иудейских племен с язычниками из Мекки привели к их трагическому изгнанию из Медины[177]. Однако взаимодействие мусульман с иудеями в этом городе, следы которого можно заметить во многих стихах Корана, включало и диспуты, и межрелигиозный диалог.
Христианство в Аравии присутствовало в основном на юге, в Йемене, и на севере и западе, в областях, пограничных с нынешними Ираком и Сирией.
Следовательно, в годы формирования ислама мусульмане непосредственно сталкивались с христианами реже, чем с иудеями, однако какие-то контакты между ними в любом случае были. Сам Мухаммад встречал христиан во время торговых путешествий в Сирию, еще до начала своей пророческой миссии. Исламское предание рассказывает нам, что во время одной из таких поездок христианский монах по имени Бахира распознал в подростке Мухаммаде, приехавшем в Сирию вместе с дядей, будущего Пророка. Эта история, вместе с историей о священнике Бараке, подчеркивает не только мусульманскую мысль, что «истинные христиане» видели свет пророка Мухаммада. Она – независимо от ее исторической достоверности – подчеркивает и то, что мусульмане видели свет в христианстве и признавали в нем религию-предшественницу.
В сущности, ислам, совершивший монотеистическую революцию в политеистическом обществе, воспринимал другие монотеистические религии, особенно иудаизм и христианство, как сестер и даже союзниц. Коран называет иудеев и христиан «Людьми Книги», уважая их священные писания: Таврат, то есть Тору, Забур – Псалтирь, и Инджиль – Евангелие (от греческого слова евангелион). Сам себя Коран описывает не как нечто совершенно новое, но как подтверждение этих древних книг[178].
Поэтому от представителей старших монотеистических религий не требовалось обязательное обращение в ислам – лишь то, чтобы они всем сердцем и душой следовали своим писаниям. «Пусть обладатели Евангелия, – прямо говорит Коран, – судят по тому, что в нем Аллах им ниспослал»[179]. Иными словами, иудеи и христиане просто должны быть хорошими иудеями и христианами. Вот стих из Корана, обещающий им спасение, пока они хранят веру и творят добрые дела:
Поистине, те, кто уверовал в Коран,
И те, кто следует иудаизму,
И назореи, и сабеи,
Кто верует в Аллаха и Последний День
И на земле творит добро,