О том, кто такие «сабеи» – религиозная община, очевидно знакомая древнейшим мусульманам, – идут споры. Обычно считается, что «сабеи» из Корана – это мандеи, представители гностической месопотамской религии, испытавшей на себе влияние зороастризма и христианства, центральной фигурой в которой стал Иоанн Креститель. То, что Коран обещает им, вместе с иудеями и христианами, спасение, свидетельствует о такой богословской свободе раннего ислама, которую большинству современных мусульман трудно даже вообразить.
В книге «Мухаммад и верующие» Доннер утверждает: богословская свобода эта в раннем исламе была так широка, что, в сущности, движение верующих – муминун, термин, используемый в Коране почти тысячу раз – включало всех монотеистов. Те верующие, что следовали именно Мухаммаду, назывались мусульманами – муслимун, слово, встречающееся в Коране семьдесят пять раз. Но эти мусульмане лишь возглавляли «конфессионально открытое религиозное движение», «включавшее всех монотеистов, живущих в строгом повиновении закону Божьему, который Бог открывал человечеству много раз – в Торе, в евангелиях, в Коране»[181].
Стоит отметить, что такой плюралистический путь не был для ислама самым простым или естественным. «Для ранней мусульманской общины куда проще было бы однозначно порвать с иудеями и христианами», – замечает американский историк Закари Карабелл. Мухаммад мог бы просто «отвергнуть их как отступников и врагов, предоставить им выбор: обратиться – или умереть»[182]. Однако этого он не сделал, и, помимо возможных прагматических причин, несомненно, этому была и богословская причина – общая приверженность единобожию.
Такое благоволение к старшим монотеистическим религиям в раннем исламе вело и к любопытным политическим союзам. В 615 году, на пятый год после первого откровения, новорожденная мусульманская община в Мекке столкнулась с жестоким преследованием со стороны идолопоклоннического истеблишмента. Особенно уязвимы были мусульмане без сильных клановых связей, и Пророк приказал примерно восьмидесяти четырем из них бежать, чтобы спасти свою жизнь. Они должны были уехать в христианское царство Аксум в Абиссинии, на территории нынешней Эфиопии, по другую сторону Красного моря. «Это дружественная страна, – сказал Мухаммад, – и ее царь не потерпит несправедливости»[183]. Аксумский христианский царь, называемый Негусом, в самом деле благосклонно принял беглецов из Аравии, ищущих убежища в Абиссинии, был счастлив узнать, что они также верят в единого Бога и даже в девственное рождение Христа, – о чем мы подробнее поговорим позже. Эти мусульманские беженцы прожили в Абиссинии пятнадцать лет, а когда в Аравии стало для них безопаснее, вернулись домой.
Более значительными политическими событиями того времени стала серия войн между Византией и Империей Сасанидов – или, в религиозных терминах, между христианами и зороастрийцами. В первое десятилетие ислама, с 610 по 620 годы, Сасаниды побеждали: они нанесли византийцам ряд сокрушительных поражений. В 614 году сасанидские войска взяли Иерусалим, вырезали множество его жителей-христиан, сожгли церкви, конфисковали Святой Крест – тот самый, на котором, как верили христиане, был распят Иисус. Вскоре Сасаниды захватили также Сирию и Египет и открыли себе путь на столицу Византии, Константинополь. Саму Аравию Византийско-Сасанидские войны не затронули, но арабы увлеченно следили за этим столкновением двух мировых держав. Еще больше интереса вызывала война в Мекке, где мусульмане отождествляли себя с христианами-византийцами, которых называли «римлянами», а идолопоклонники «болели» за зороастрийцев-Сасанидов. Победы последних разочаровывали мусульман. Однако приблизительно в 615 году, вскоре после взятия Иерусалима, Мухаммад возвестил новое божественное откровение, которое обещало скорый и благоприятный поворот событий:
Побеждены восточные римляне
На близлежащих землях к вам.
Но за победою над ними
Вновь победить им предстоит
Спустя недолгий срок.
Решение всего – во власти Бога,
Как было прежде, и сейчас, и будет после.
В тот день возрадуются верные
Господней помощи в одержанной победе, —
Ведь Он дарует помощь лишь тому,
Кого сочтет Своим желаньем, —
Он истинно могущ и милосерд![184]
Любопытно, что вскоре, в 627 году, в битве при Ниневии римляне в самом деле разбили Сасанидов. Эта победа помогла им отвоевать Сирию и Месопотамию, в том числе и Иерусалим, и вернуть себе Святой Крест, увезенный в Персию как трофей. Приведенное выше откровение включено в Коран в качестве вступительных строк к главе, называемой «Рум», то есть «Римляне». Оно свидетельствует о том, что в годы возникновения ислама мусульмане считали христиан союзниками.
Более того, римский император Ираклий, разбивший Сасанидов, удостоился любопытного хвалебного изображения в мусульманской литературе. Ранние истолкователи Корана восхваляли его христианское благочестие и добродетельное правление. Мусульманские историки писали также о послании Мухаммада к императору Ираклию, «великому вождю Рума», в котором Мухаммад приглашал его принять ислам или хотя бы последовать призыву Корана к иудеям и христианам: «О люди Книги! Давайте к слову, равному для нас и вас, придем: чтоб нам не поклоняться никому, кроме Аллаха, других божеств Ему не измышлять и средь себя не воздвигать других владык, кроме Аллаха»[185]. Ираклий, читаем мы в мусульманских источниках, ответил на это письмо тепло и доброжелательно. Быть может, все это благочестивый вымысел – однако он ясно свидетельствует о симпатии к христианскому Руму среди ранних мусульман[186].
Рим (то есть Византия) находился к северу от Аравии. В 631 году, за год до кончины Мухаммада, состоялся другой важный контакт, на этот раз с христианами с юга – группа их пришла в Медину из Наджрана, города между Меккой и Йеменом. Это посольство, возглавляемое человеком по имени Абдул Масих, то есть «раб Мессии», остановилось в столице, и Мухаммад позволил им молиться в мечети. (Современная Саудовская Аравия, в которой христианам запрещено посещать Мекку и Медину, как видно, не извлекла из этого случая должных уроков.) Мусульманские историки сообщали позднее, что христиане были тронуты тем уважением, которое проявляли мусульмане к Иисусу, но не могли согласиться с утверждениями Корана относительно природы Христа. Однако Мухаммад подписал с ними договор, включавший следующий пункт:
Наджран – под защитой Бога и Мухаммада, Пророка Его: защищены их жизни, вера, земля и имущество, их присутствующие и отсутствующие, их одноплеменники и союзники. Ничего в своих прошлых обычаях изменять им не нужно. Права их и права их религии остаются неприкосновенными. Никто из епископов, монахов или церковных стражей не должен потерять свое место[187].
Однако терпимость ислама к другим религиям, столь ярко проявлявшаяся в Коране и в жизни Пророка, постепенно угасала по мере того, как ислам осознавал себя отдельной религией, отличной от других монотеистических традиций и даже им враждебной[188]. Этот «культ ислама как единственной истинной религии», пишет Карен Армстронг, заставил забыть слова ее основателя о том, что он не открыл никакой «новой особенной веры»[189]. Тем временем и земные геополитические вопросы вели ко все более жестоким столкновениям между расширяющейся империей мусульман и христианскими странами – а со временем привели и к контратаке Крестовых походов.
Однако ранняя близость мусульман с их монотеистическими «старшими родственниками» все же оставила некоторое наследство и принесла некоторые практические результаты. Коран запрещает мусульманам вкушать пищу язычников, которая может быть нечиста или даже заклана в жертву идолам, однако пищу иудеев и христиан есть разрешает[190]. Вот почему самые консервативные мусульмане, живущие на Западе, не всегда уверены в ритуальной чистоте обычной пищи, однако спокойно едят кошерные продукты. Аналогично Коран запрещает мусульманам браки с многобожниками, однако разрешает мусульманам брать в жены иудейских и христианских девушек, причем обращаться в ислам от них не требуется[191].
Более того, в исламе сохранилось определенное уважение к людям Книги, и именно оно позволило иудаизму и христианству сохраняться и под мусульманской властью. Власть эта, как часто отмечают, распространялась «мечом» – однако свою религию мусульмане мечом не навязывали[192]. И письменные, и археологические свидетельства показывают, что после мусульманского завоевания Сирии – в VII веке цитадели восточного христианства – церкви остались нетронутыми и, более того, строились новые церкви. В первом столетии ислама известны даже священные места, почитаемые как христианами, так и мусульманами – в Иерусалиме, Дамаске и Хомсе[193].
Вот почему около 650 года глава Восточно-сирийской церкви, католикос Ишояхб III, доброжелательно отзывался о мусульманских завоевателях, отмечая: «Они – не только не враги христианству, но, напротив, восхваляют нашу веру, чтят служителей Господа и наших святых, поддерживают наши церкви и монастыри»