лов»[215].
Насколько мы можем судить, Толанд первым на Западе заметил любопытную связь между исламом и иудео-христианством – хотя еще один британский писатель, Генри Стабб, мимоходом выдвинул схожий тезис столетием раньше[216]. Однако в то время эта мысль не произвела большого впечатления и осталась погребенной в глубинах книжных полок. Примерно через полтора века после Толанда немецкий ученый Франц Фердинанд Баур (1792–1860), основатель знаменитой Тюбингенской школы исследований Нового Завета, подхватил тезис Толанда, но только в части иудео-христианства, которое он называл «Judenchristentum». Труды Баура, посвященные противоречиям между Павловым христианством и «Иерусалимской церковью», возглавляемой Иаковом, стали для своего времени прорывом и положили начало исследованиям «исторического Иисуса». Однако связь этой истории с исламом оставалась не исследованной.
Однако почти через столетие после Баура один из ученых Тюбингенской школы, Адольф Гарнак (1851–1930), вновь начал дискуссию о происхождении ислама. Он сосредоточился на учении иудео-христианской секты элкасаитов, которое определял как «гностическое иудео-христианство», и обнаружил, что оно «во многих и важных отношениях сходно и сродно с исламом»[217]. Свои выводы Гарнак подытожил знаменитым изречением: «Ислам – это трансформация иудейской религии, уже преображенной гностическим иудео-христианством, на арабской почве»[218].
Тезис Гарнака подхватили и развили другие немецкие ученые: сначала Адольф Шлаттер, затем – более известный Ганс-Иоахим Шепс. Последний сосредоточился на самой известной иудео-христианской секте, евионитах, и в своей статье 1949 года проследил следы их учений в Коране. Сам он писал, что открыл «парадокс всемирно-исторического масштаба». Парадокс этот состоял в том, что «иудео-христианство исчезло в христианской церкви, но сохранилось в исламе, благодаря которому некоторые его основные идеи дожили до наших дней»[219].
В 1960-е годы эту дискуссию вновь поднял израильский ученый Шломо Пинес; отправной точкой для него стало исследование трудов средневекового исламского писателя Аль-Джаббара, критиковавшего Павлово христианство. Аргументация Аль-Джаббара, писал Пинес, доказывает, что непрерывная иудео-христианская традиция сохранялась по меньшей мере до XII века[220]. Однако его собственный коллега С. М. Штерн обрушил на работу Пинеса разгромную критику и во многом дискредитировал его аргументацию[221].
В 1971 году Мартиньяно Пеллегрино Ронкалья, сотрудник Арабского института восточных и западных исследований в Бейруте, снова начал дискуссию о «евионитских и элкасаитских элементах в Коране»[222]. В 2000-х годах такие ученые, как Франсуа де Блуа, Эдуар М.Гайе, Иоахим Гнилка и Джозеф Ацци, также исследовали связь между иудео-христианством и исламом в академических трудах и в научных журналах[223]. Наконец тот же вопрос подняла знаменитая датско-американская исследовательница ислама Патриция Крон. Но ее содержательная двухчастная статья об «Иудео-христианстве и Коране» была опубликована лишь после ее смерти, в июле 2015 года[224].
Однако, несмотря на все эти академические труды, связь между иудео-христианством и исламом, этот, выражаясь словами Шепса, «парадокс всемирно-исторического масштаба», остается незамеченным даже большинством специалистов. «Поистине поразительно, – заметил в 2002 году Франсуа де Блуа, – что эта дискуссия практически не находит отклика у специалистов по исламу и арабскому миру»[225]. Видный богослов Ганс Кюнг также считал поразительным, что «неоспоримые параллели между Кораном и пониманием Христа в иудео-христианских общинах» «встречают мало откликов». Одна из основных причин этого, отмечает Кюнг, в повсеместном желании избегать неудобных вопросов: «Не только мусульманские, но и христианские догматические богословы всех конфессий часто попросту игнорируют неудобные результаты экзегетического и исторического исследования»[226].
Однако именно «неудобные» результаты исследований дают самую ценную информацию. И теперь настало время на них взглянуть.
Доктринальная связь
Для каждого, кто размышляет о связи иудео-христианства и ислама, существуют две основные области исследования. Первая – доктринальная связь, то есть параллели между вероучениями двух религий. Вторая – историческая связь, или возможные пути возникновения этих параллелей. Как мы сейчас увидим, установить связь первого типа намного проще, чем связь второго типа.
В сущности, о доктринальной связи я говорю с самого начала этой книги. Во Введении я рассказал о том, как я, обычный мусульманин, знавший только Коран и другие исламские тексты, случайно прочел Послание Иакова и был поражен тем, сколько в нем знакомого. Я уже писал о том, что взгляд на Иисуса как на великого пророка и долгожданного Мессию, но не божественного «Сына Божьего», в иудео-христианстве и в исламе очень похож. Также схоже в обеих традициях и учение о том, что люди спасаются верой и добрыми делами, а не одной только верой.
Однако между этими религиями есть и другие доктринальные параллели: мы начинаем замечать их, когда читаем Коран параллельно с иудео-христианскими текстами – Посланием Иакова, Дидахе или Псевдо-Климентинами.
В предыдущей главе мы уже отмечали одну интересную параллель между этими текстами: и Коран, и Дидахе учат о двух путях, добра и зла, и о том, что люди призваны выбирать между ними, дабы затем получить от Бога награду или наказание. Но еще более впечатляет параллелизм Корана с Псевдо-Климентинами, а именно с такой их частью, как «Гомилии» [проповеди]. В одной из этих проповедей апостол Симон Петр говорит: «Бог един, и нет иного Бога, кроме Него»[227]. Это ведь не что иное, как основной вероисповедный символ ислама, почти дословно повторенный в «Аль-Бакара» – второй главе Корана: «Ваш Бог един, и нет другого божества, помимо Бога»[228].
Помимо Бога, чье абсолютное единство не оставляет места для представлений о троице, очень схожи в этих двух традициях и представления о пророках. Об этом мы знаем, среди прочего, из Книги Элкасая – по всей видимости, арамейского текста II века, которому следовали члены секты так называемых элкасаитов. Книга эта известна нам только по цитатам в сочинениях отцов церкви, которые ее опровергали; однако и этих отрывков достаточно, чтобы понять, что у иудео-христиан было свое учение о пророках. Они полагали, что время от времени Бог посылает на землю «Истинного Пророка», чтобы призвать людей к истине; и последним из воплощений этого вдохновленного Богом провидца стал Иисус Христос[229]. Очень схоже с этим представление Корана о череде пророков, последним из которых стал Мухаммад.
Образы Иисуса в иудео-христианстве и в исламе также очень схожи, если не идентичны. Как мы уже упоминали, Коран настаивает, что Иисус был Мессией – что само по себе достаточно любопытно, так как «Мессия» для арабов-язычников VII века был чуждым понятием. Любопытно в Коране и подчеркивание того, что Иисус был послан к иудеям, что он, говоря словами Корана, был «Посланником к Сынам Израиля»[230]. Эту незначительную на вид, но на самом деле весьма впечатляющую деталь подметила Патриция Крон, писавшая: «То, что Иисус был послан к израильтянам – для проповедника VII века заявление поистине поразительное»[231].
Почему поразительное? Да потому, что, не имея представления об историческом Иисусе, куда естественнее считать, что он был послан к христианам. В сущности, именно так охотно думает большинство современных мусульман: что Моисей – пророк иудеев, Иисус – христиан, а Мухаммад – мусульман. Далее Крон продолжает:
От Посланника [Мухаммада] естественно было бы ожидать слов о том, что Иисус был послан к христианам. Разумеется, никаких христиан до Иисуса не было, однако едва ли это остановило бы Посланника от такого взгляда на вещи. И даже если бы чрезвычайно развитое историческое чувство не позволило ему сказать этого, дальше можно было бы ожидать от него следующих слов: в ответ на проповедь Иисуса израильтяне разделились на иудеев и христиан – что исторически верно. Но он говорит, что они разделились на верующих и неверующих израильтян (61:14); разделились религиозно, но этнически остались одним народом[232].
Согласно иудео-христианским текстам, результат проповеди Иисуса был, увы, именно таким: народ израильский разделился на верующих и неверующих. Один из документов Псевдо-Климентин, «Восхождения Иакова», говорит о «нас, верующих в Иисуса, и неверующих иудеях»[233]. Точка зрения вполне кораническая. Или, если развернуть эту связь в обратную сторону, как делает Крон, – Коран преподносит нам «неоспоримо иудео-христианскую» точку зрения[234].
Еще одна сторона Корана, резонирующая с иудео-христианством, – большое внимание к Моисею как «первому пророку»[235]