Разумеется, это привело многих христиан к заключению, что Коран «заимствовал» эти мотивы из Евангелия Псевдо-Матфея, причем заимствовал неверно, с ошибками. Вместе с тем, как вспоминали другие, это апокрифическое евангелие было «составлено слишком поздно, чтобы оказать какое-либо влияние на текст Корана», а кроме того, написано по-латыни где-то на христианском Западе – очень далеко от Аравии, где родился Коран[329]. И все же можно предположить, что оно основывалось на более ранних христианских устных преданиях, которые могли иметь хождение и на до-исламском Ближнем Востоке[330].
Так что выглядело вполне возможным, что Коран «заимствовал» что-то из христианского фольклора. Однако недавнее археологическое открытие внесло в эту головоломку совершенно новый элемент. Оказалось, говоря словами бельгийского исследователя раннего ислама Гийома Ди, что «то, что казалось странной ошибкой, может иметь другое, куда более интересное, объяснение»[331].
Церковь с пальмой
В 1992 году израильские власти расширяли дорогу между Иерусалимом и Вифлеемом, находящимся от Иерусалима всего в пяти милях. Посредине между этими двумя городами они неожиданно нашли под землей развалины древней церкви. Пять лет спустя эти руины внимательно исследовали израильские археологи – и поняли, что перед ними знаменитая, но давно утраченная византийская церковь, именуемая «Кафизма Теотоку», то есть «Сидение Богородицы».
«Богородица» – титулование Марии в восточном христианстве; очевидно, что эта церковь связана с Марией. Но как именно? Согласно легенде, во время бегства в Египет Мария вместе с младенцем Иисусом и мужем Иосифом отдыхала на камне между Иерусалимом и Вифлеемом. Камень этот постепенно стал местом христианского паломничества, а в V веке вокруг него была возведена восьмиугольная церковь – та, которую и нашли теперь израильтяне.
Более того, в первые века существования этой святыни из камня бил родник. Об этом нам известно из путеводителя для паломников, написанного между 560 и 570 годами н. э. анонимным автором, известным как Паломник из Пьяченцо, который писал:
По дороге в Вифлеем, на третьем подорожном камне от Иерусалима… видел я источник, бьющий из камня, в котором можно набрать не менее семи пинт воды… Вода же эта неописуемо сладостна для питья, и люди говорят, что Дева Мария по пути в Египет взалкала, остановилась здесь, и тут же забил из камня источник. Ныне вокруг этого камня выстроена церковь[332].
Разумеется, это удивительно напоминает истории, рассказанные и в Евангелии Псевдо-Матфея, и в Коране. Однако есть еще больше причин удивляться: пол в церкви Кафизмы выложен прекрасными мозаиками, и одна мозаика изображает нечто очень любопытное – большую пальму, а по бокам от нее две пальмы поменьше, и все увешаны плодами. «Поскольку это единственное предметное изображение в церкви, – пишет Стивен Дж. Шумейкер, американский ученый, подробно изучивший этот вопрос, – можно быть почти уверенными, что здесь изображена та самая пальма, плоды которой чудесно насытили Деву Марию»[333].
Итак, в этой древней церкви под названием «Кафизма» мы, по-видимому, встречаемся с традицией, связывающей Марию с чудесным источником и плодоносной пальмой – теми же двумя элементами, что и в Евангелии Псевдо-Матфея, и в Коране. Весьма любопытно и знаменательно!
И все же остается уже упомянутая нами проблема: в Коране пальма и источник появляются в сцене Рождества – рождения Иисуса. Евангелие Псевдо-Матфея относит ту же сцену к бегству в Египет, которое могло произойти лишь после рождения Иисуса. Такое разногласие требует объяснений.
Чтобы их найти, добавим в нашу мозаику еще один элемент: Прото-Евангелие Иакова, параллели которого с Кораном мы уже отмечали, также сообщает кое-что о Рождестве Иисуса. Примечательно, что Иисус здесь появляется на свет не в Вифлееме, как в евангелиях от Матфея, от Луки, а также в популярном христианском сознании. Его рождение происходит в глуши, в пустыне, где-то между Иерусалимом и Вифлеемом. В пещере «посреди дороги»[334], говорится в книге. Иными словами, именно там, где расположена церковь Кафизмы.
Возникает вопрос: а что, если церковь Кафизмы и была тем местом, где Мария родила Иисуса?
Наверняка мы этого никогда не узнаем: ведь все, что у нас есть – разрозненные и противоречащие друг другу рассказы о событиях двухтысячелетней давности. Но любопытно, что в христианской традиции тоже есть и мотив рождения Иисуса не в Вифлееме, а где-то в глуши, и связь Рождества с мотивами пальмы и источника.
Неудивительно, что пристальный взгляд на христианский фольклор, связанный с церковью Кафизмы, сразу открывает нам: «Поначалу месторасположение церкви Кафизмы связывалось с Рождеством»[335]. Иными словами, это место почиталось как место рождения Иисуса. Лишь позже, когда среди христиан утвердилось мнение, что Иисус родился в Вифлееме, значение месторасположения Кафизмы было переосмыслено: теперь она превратилась в место отдыха по дороге в Египет[336]. Так рождение Иисуса в пустыне, о котором рассказывает Прото-Евангелие, и отдых Марии под пальмой, о котором рассказывает «Евангелие Псевдо-Матфея», совместились в одном эпизоде.
Это делает Кафизму, говоря словами Шумейкера, «единственным местом в христианской традиции, где встречаются две легенды, послужившие источниками для Корана»[337]. Из этого он заключает, что предания о Кафизме должны были «повлиять на возникновение коранических преданий о Рождестве»[338]. Однако можно ведь понять это и наоборот. Можно решить, что «соответствие Корана преданиям, связанным с церковью Кафизмы, – говоря словами Шумейкера, – лишь счастливое совпадение»[339]. Или, быть может, эти предания подтверждают богооткровенность Корана. Какой вывод сделать – в конечном счете зависит от того, в какую сторону готовы мы направить свой «прыжок веры».
С другой стороны, у тезиса Шумейкера тоже есть свои слабые места – и свои критики[340]. Для начала, израильские археологи обнаружили на дороге в Вифлеем не одну, а две церкви, в паре сотен метров одна от другой; и, скорее всего, у каждой из них своя история. Более того, христианские источники, рассказывающие о родах Марии, очень разнообразны; некоторое сходство с кораническим преданием можно заметить, пожалуй, даже в новозаветной книге Откровение[341]. Наконец, есть и еще один стих Корана, который гласит: «Мы сделали знаменьем ясным сына Марйам и мать его, и их укрыли на холмистом месте, богато орошенном пресною водой, где был покой им и надежная защита»[342]. Относится ли это к Рождеству или к более позднему эпизоду бегства в Египет, неясно.
Итак, вопрос о том, насколько рассказ Корана о Рождестве совпадает с христианскими источниками и археологическими данными, полного ответа не имеет. Однако, по-видимому, в церкви Кафизмы заключается важная часть разгадки.
«Сестра Аарона»?
Возвращаясь к истории Марии в Коране, мы видим, что рождение Иисуса стало лишь началом ее испытаний. Дальше ей предстояло вернуться к своему народу – к людям, мягко говоря, очень строгих правил – с ребенком, рожденным без отца. Неудивительно, что это вызвало реакцию, о которой мы читаем в главе Корана «Мария»:
Она пришла к народу своему,
Неся младенца-сына на руках.
Они сказали:
«О Марйам! Ты сделала неслыханное дело.
О сестра Харуна!
Ни твой отец порочным не был,
Ни твоя мать блудницей не была».[343]
Отметим любопытное выражение, вызывающее большие споры: «сестра Аарона» [Харуна]. В Коране, как и в Ветхом Завете, есть лишь один Аарон – брат Моисея. Мария, жившая больше тысячи лет спустя, разумеется, не могла быть ему родной сестрой. Однако у Аарона была сестра по имени Мириам. Это привело к обвинениям, что Коран «спутал» Марию и Мириам, двух женщин с очень похожими именами.
Мусульманские ученые отвечали на это, что либо у Марии был неизвестный нам брат по имени Аарон, либо – более убедительная версия – «сестра Аарона» здесь означает просто «потомок Аарона»: возможно, Мария принадлежала к его роду[344]. В конце концов, называют же Иисуса «сыном Давидовым», хотя имеется в виду не сыновство, а именно отдаленное родство. Сулейман А. Мурад, поддерживающий эту версию, добавляет также:
Более того, выражение «сестра Аарона» появляется в Коране в контексте допроса Марии в Храме. В этом контексте особенно уместно, что вопрошающие, храмовые священники, подчеркивают предполагаемое прегрешение Марии (ее беременность), указывая на ее предка Аарона, потомки которого были единственными израильтянами, имеющими право служить в Храме, где выросла Мария. Иными словами, от Марии, как от потомка Аарона, ожидалось, что она будет хранить чистоту святилища, а не осквернит ее, совершив (как думали священники) постыдное деяние, ведущее к беременности. Итак, у нас нет оснований утверждать что Коран считает Марию сестрой Аарона в буквальном смысле[345].
Однако загадка здесь не только в том, что Мария названа «сестрой Аарона». Встает вопрос и об Имране и жене Имрана, которые в Коране названы родителями Марии. Проблема в том, что Имран – по-видимому, форма библейского имени Амран: но Амран был отцом не Марии, а Моисея, Аарона и Мириам. Вот еще одна причина говорить, что Коран якобы «путает» библейских персонажей и их родственные отношения.