[466]. Вот почему «сарацин» в этой гипотетической дискуссии должен «весьма испугаться» высказывать свои взгляды вслух.
Однако у ученых-мутазилитов были веские причины придерживаться своих взглядов. Они понимали, что отрицание свободы воли подрывает божественную справедливость: Бог предстает капризным существом, награждающим и наказывающим беспомощных «марионеток» по собственному произволу. Отрицание разума, рассуждали они, заставляет отвергнуть греческую премудрость, которой они так восхищались; тогда исламская мысль замкнется в себе. И наконец, если считать Коран «несотворен-ным», вечным, как сам Бог – это подрывает Единство Бога.
Более того, это третье учение необходимо было для ответа на аргумент, с которым приходилось спорить мусульманской мысли – аргумент Иоанна Дамаскина: если мусульмане верят, что Слово Божье «не сотворено», как же отрицают вечность Христа, если их собственное писание именует его «Словом Божьим»?[467]
Слово Бога и Дух Бога
Термин «слово», или калима, в Коране используется применительно к Иисусу трижды. В первый раз он назван «Словом от Бога», которое «подтвердит» Яхья, то есть Иоанн Креститель[468]. Во второй раз мы слышим, как ангелы говорят Марии во время благовещения:
И вспомните, как ангелы сказали:
«Марйам, Бог шлет тебе благую Весть о Слове от Него,
Имя которому— Мессия Иса, сын Марйам,
Кто будет славен в этом мире и в другом, —
Один из тех, кто к Господу приближен».[469]
Третий – это стих, призывающий христиан перестать говорить, что Бог есть Троица, и признать, что «Аллах – один единый Бог». Далее в этом стихе объясняется природа Мессии: «Мессия Иса, сын Марйам, – посланник от Аллаха, и Его Слово, которое в Мариам Он воплотил, и Дух как милость от Него»[470].
Титул «посланник Божий» – расулуллах в Коране обычен и употребляется по отношению ко всем пророкам, от Авраама и Моисея до Мухаммада. Однако Иисус, как видим, не просто пророк. Он также «Слово от Бога», даже «Слово Бога», и «Дух от Бога».
Оба термина, «Слово» и «Дух», нигде более в Коране не используются применительно к человеку; поэтому естественно, что на протяжении столетий они возбуждали любопытство и служили предметом споров. Христиане, внимательно читавшие Коран, как Иоанн Дамаскин, видели в них отражение христологии Слова, основанной на вступительных строках Четвертого евангелия: «Вначале было Слово, и Слово было от Бога, и Слово было Богом… И Слово стало плотью и обитало с нами». Современный христианский ученый, основываясь на этом очевидном параллелизме, писал даже о «христианском потенциале Корана»[471].
Исламские ученые, однако, традиционно придают представлению об Иисусе как Слове Божьем более скромное значение. Они полагают, что этот термин относится лишь к чудесному рождению Иисуса – без биологического отца, одним лишь словом Божьим: «Будь!»[472] С этим творческим словом мы встречаемся в Коране в беседе Марии и ангела Гавриила во время Благовещения. Согласно Корану, Мария спрашивает: «Как явится ко мне сие дитя, когда ко мне не прикасался ни один мужчина?» И Гавриил отвечает: «Господь творит, что пожелает. Когда задумано творенье Им, Он молвит: «Будь!» – и явится оно»[473].
Еще один стих Корана, говорящий в пользу такого понимания – что Иисус есть божественное Слово лишь в том смысле, что сотворен творческим словом: «Будь!» – тот, где Иисус сравнивается с Адамом: «Поистине, перед Аллахом Мессия Иса Адаму подобен, которого Он сотворил из праха, потом ему сказал Он: “Будь!” – и стал он»[474].
Стоит отметить, что с таким скромным значением «Слова» мы встречаемся и в почти забытом древнем христианском тексте «Армянская книга детства» – еще одном апокрифическом евангелии, популярном среди древних восточных христиан, но не вошедшем в Новый Завет. О Благовещении это евангелие рассказывает так: «Слово Божье вошло в [Марию] через ухо». Как отмечает католический ученый, это звучит очень похоже на утверждение Корана: «Он наслал [Слово] свое на Марию» – по-видимому, и здесь речь идет исключительно о «творческом Слове»[475].
Впрочем, в исламской традиции есть и намеки, и даже откровенные замечания, говорящие о том, что понятию Иисуса как Слова Божьего придается и более возвышенный смысл. Прежде всего, мы находим эти намеки в самом Коране, явно предполагающем, что Иисус обладал необычной природой – не только в смысле чудесного рождения, но и в других аспектах его жизни. Он говорил в колыбели – или даже во чреве матери, в зависимости от того, как читать отрывок о родовых муках Марии[476]. Он давал жизнь неживой материи – воскрешал умерших, вдыхал жизнь в глиняные фигурки птиц[477]. Последнее чудо особенно озадачивало некоторых мусульманских экзегетов, поскольку способность творить жизнь традиционно приписывается только Богу. Один экзегет, аль-Рази, спрашивал:
Одарил ли Бог Иисуса особой силой, так что, дохнув на предмет, он мог его оживить – или же Бог создавал жизнь в предмете, на который дохнул Иисус, дабы явить чудеса Свои?[478]
Сам аль-Рази склонялся ко второму мнению, но добавлял: поскольку «Иисус был порожден дуновением Гавриила на Марию… не невозможно, чтобы дуновение Иисуса могло дарить жизнь и дух»[479].
В истории Иисуса в Коране есть и еще один любопытный момент. Подробно рассказывая истории пророков, Коран часто упоминает их ошибки, то, что в исламской традиции именуется залла – «промахами». Например, Адам съел плод с запретного древа; Моисей ударил человека и убил его; Мухаммад пренебрег слепцом, ищущим мудрости, из-за чего получил от Корана суровое обличение[480]. Но у Иисуса в Коране нет залла – ни единого промаха, ни единой ошибки. Он просто безгрешен. Неудивительно, что Мария именует его «безупречным сыном»[481]. И сам Иисус говорит: «Он [Бог] меня благословенным сделал везде, где бы мне ни пришлось бывать»[482].
Помимо Корана, один из хадисов в собрании имама Бухари также намекает на необычную природу Иисуса. «Когда рождается человек, – сказал Мухаммад, согласно этому хадису, – сатана касается его двумя пальцами, с двух сторон. Так было и будет со всеми, кроме Иисуса, сына Марии»[483].
Основываясь на этих ключах, некоторые мусульманские комментаторы, в том числе и Ибн-Аббас, двоюродный брат Мухаммада, предполагали, что Иисус был Словом Божьим в более высоком смысле, чем просто участие «творческого слова» в его сотворении[484]. Но что же это за смысл? Нишапури, персидский шиитский ученый XIV века, предлагает такой ответ: сперва он дает определение «совершенного человека», находящегося в единении с Богом, а затем пишет: «Среди всех пророков и святых Иисус был особенно почтен наименованием «слова», поскольку был создан с внутренней способностью к такого рода совершенству»[485].
За два века до того еще один шиитский ученый, Шейх Табарси, обсуждая значение речи Иисуса в колыбели, предположил, что «уже в этом возрасте Бог усовершенствовал его разум… открывая ему речения Свои»[486]. Следовательно, Иисус не просто время от времени получал откровения, как другие пророки: откровением Божьим было каждое его слово.
В то время как шииты и суфии различных толков интересуются подобными размышлениями о природе Иисуса, ортодоксальные суннитские комментаторы намного более осторожны в этом деликатном богословском вопросе. Так, видный ученый XX века Сайид Кутб, чьи радикальные политические взгляды – только часть его экзегетической работы, долго рассматривая значение «Слова Божьего», в результате заключает лишь: «Это, как и другие подобные вопросы, относится к области незримого и непознаваемого»[487]. Человеческий рассудок, замечает он (это традиционный ход мысли для суннитов), попросту не создан для познания подобных тайн, и все попытки в них разобраться ведут лишь к «бессмысленным спекуляциям»[488].
Среди современных мусульманских мыслителей, вступающих на эту территорию непознанного, выделяется своей примечательно «высокой» версией исламской христологии Хадж Мухаммед Лидженхаузен, американский философ, обращенный в ислам, профессор научно-исследовательского Института имама Хомейни в Иране. Лидженхаузен, по всей видимости, опирается на традицию Табарси: согласно ему, Слово Божье – «не просто творческое слово, но слово откровения». На его взгляд, в отличие от пророка Мухаммада, который был обычным человеком и лишь иногда получал откровения Божьи, Иисус сам был откровением. Таким образом, параллелью Иисусу в исламе является не пророк Мухаммад, а Коран[489].
Если вспомнить о том, что некоторые мусульмане, защитники учения о «нетварном Коране», считают нетварными также Тору и Евангелие – причем под Евангелием в их интерпретации понимается сам Иисус, – мы видим, что исламская христология не настолько далека от христианской: и здесь Иисус оказывается нетварным Словом, существовавшим прежде сотворения мира