Во-вторых, по причине, известной ему одному, но несомненно веской, Пыхачев мог отказаться от захода на Азоры и устремиться сразу к Сандвичевым островам. Этот вариант Константин Александрович считал наименее вероятным, но он давал надежду. Сандвичевы острова не Азоры, подводный телеграфный кабель туда еще не проложен и будет проложен не скоро. Пройдет месяц, а то и два, прежде чем весть о благополучном прибытии наследника в Гонолулу достигнет Европы. А значит, месяц или два будет жить надежда.
В-третьих, исландские пираты, «морская чума», вредоносный нарыв, все еще существующий благодаря попустительству великих держав. Для многих «исландская карта» слишком соблазнительна, чтобы отказаться от мысли разыграть ее в политическом преферансе. Госпожа Политика не знает, что такое мораль в поступках. О морали, о божеских законах можно вволю болтать на конгрессах, но кто поверил, тот проиграл.
Могли ли «Победослав» и «Чухонец» подвергнуться нападению в открытом море?
Могли. Не исключен даже вариант сговора между англичанами и исландцами. Вряд ли это можно доказать, но упускать из виду не стоит. Но не о том сейчас речь! Речь о судьбе наследника!
До вчерашнего дня император не рассматривал всерьез этот вариант. Вчера, однако, поступила телеграмма от русского военно-морского атташе в Лондоне адмирала Кончака, обратившего внимание на крошечную заметку, напечатанную в шотландской газете «Скотчмен» на восьмой полосе непосредственно перед разделом объявлений. Вот что в ней говорилось:
Как стало известно редакции, вчера, 24 мая, рыбаки, промышлявшие сельдь в море к западу от острова Уэстрей, отчетливо слышали канонаду, продолжавшуюся в течение нескольких часов и постепенно смещавшуюся с северо-востока на северо-запад. По словам рыбаков, один из которых служил прежде в Королевском флоте, в канонаде участвовало несколько крупнокалиберных орудий, чьи мощные удары, вероятно, были слышны и жителям береговой Шотландии. По всей видимости, мы имеем дело либо со скрытыми от общественности маневрами Королевского флота, либо, что вероятнее, с очередной вылазкой исландских «ловцов удачи». Вызывает удивление позиция правительства Ее Величества, допускающая появление этих джентльменов вблизи берегов Шотландии. Так или иначе, навигацию в наших северных водах вряд ли можно считать полностью безопасной.
Ни одна из английских газет не перепечатала заметку из главной газеты малолояльных шотландцев. Судя по всему, адмирал Кончак сделал свое открытие случайно, спустя десять дней после сражения – или все-таки маневров? Тотчас в Лондон полетели шифрованные депеши. Агентурам Третьего отделения и Разведывательного управления Генерального штаба были поставлены новые задачи. Узнать подробно и доложить! Спешно!
Не спал Большой дом на Литейном. Генерал Сутгоф запросил дополнительных сумм, кои и были немедленно выданы Константином Александровичем из своих личных средств. Императору было противно сознавать, что эти деньги пойдут на вербовку новых агентов из числа англичан – врагов, конечно, но врагов традиционно уважаемых. Обиняками Сутгоф дал понять, что намерен расконсервировать своих агентов в Интеллидженс Сервис, сберегаемых пуще ока. Дипломатам и нелегалам предстояла нешуточная работа.
Начало игры. Той игры, проигравшему в которой не позавидуешь. Расплата – унижение и ослабление страны, бедствия для ее народа, а иногда и жизнь монарха в довесок. Риск огромен, а не играть нельзя: отказ от игры в конечном счете тоже проигрыш. Тем более – России, похоже, брошен вызов. Ах, если бы удалось доказать причастность англичан!..
Но стоп! – пока еще не доказан самый факт пиратского нападения. А если последнее имело место, то чем все-таки кончилось дело? Пыхачев не из тех, кто способен сдаться в плен без боя. Он пойдет на сдачу, лишь полностью исчерпав боевую мощь корабля и исключительно для того, чтобы спасти жизнь наследника престола. Но если цесаревич в плену, то почему до сих пор не переданы через посредника условия его освобождения?
Неужели погиб?
Шагая по аллее, император не замечал ни веселой зелени кленов и лип, ни изменчивых солнечных пятен на узловатой древесной коре. С глубоким анализом сегодня не ладилось, мысли все время возвращались к наследнику. Ах, Мишка, Мишка… любимец матери, зря не поротый в детстве… беспутный шалопай, но ведь родная кровь!
Слабость длилась недолго. Ссутулившийся старик взял себя в руки, расправил плечи и поморщился от внезапной рези в правом легком. Да, пора в Крым… дышать кипарисами. Надолго ли – бог весть.
Аллея сделала плавный поворот. Справа в беседке, полускрытой кустами боярышника, мелькнуло пышное женское платье.
Прислуга? Нет. Фрейлина Катеньки?
Скорее она сама. Знакомый наряд.
С кем это она здесь уединилась?
Совершенно неуместная сейчас заговорщицкая улыбка изогнула морщинки на лице императора. Полуобернувшись к денщику, Константин Александрович приложил палец к губам. Денщик замер без единого слова, а император, бегло оглядевшись – никого, – направился к беседке на цыпочках. Ни шелест палой листвы, ни хруст веточки не могли его выдать – парк хорошо вычистили после зимы. А шорох одежды почти не слышен, если не делать порывистых движений – эту истину Константин Александрович усвоил еще в детстве, беззаботно играя в этом же парке.
Итак, кто же?
Голос Дмитрия Константиновича, прозвучавший за кустами, сразу успокоил императора. Значит, не амурные похождения, а товарищеская беседа. Митька и Катька… Эти двое любимых детей государя всегда держались друг друга. Небольшая разница в возрасте в пользу Дмитрия сближала их, делая примерно равными противниками в случае какого-нибудь спора и верными союзниками при чьей-либо попытке вмешаться в спор со стороны.
Жаль, но все когда-нибудь кончается. Уже в этом году великой княжне Екатерине Константиновне предстоит покинуть и родительские пенаты, и Россию. Со временем она должна стать королевой Бельгии…
– Значит, не Франц-Леопольд? – довольно громко спросил скрытый кустами великий князь, и Константин Александрович насторожился. – Категорически не он? Ну что ж, я буду последним, кто станет настаивать, ведь обручения-то еще не было. К счастью, предусмотрительная природа создала достаточное количество германских принцев. Ты можешь выбирать, пока портнихи шьют твое приданое.
– Ах, ты знаешь, о ком я говорю, – ответил голос великой княжны. – И перестань, пожалуйста, подтрунивать, тебе это совсем не идет. Какое мне дело до принцев и моего приданого? С каким принцем я могу быть счастлива? Ты еще скажи «стерпится-слюбится»! Ненавижу эти утешения!
– Тоскуешь о нем? – прямо спросил Дмитрий Константинович.
И после долгой паузы напряженный слух императора уловил ответ: тихое «да».
– И ждешь от меня совета?
– Нет. Мне просто хотелось выговориться. Я знаю, что ты мне посоветуешь: как можно скорее выбросить дурь из головы. Разве нет?
– Кхм. Ну в общем-то… да. Морганатический брак с великим трудом был бы приемлем для дочери великого князя, но и в этом случае молодым супругам пришлось бы жить за границей. Для дочери же государя… – Великий князь не договорил, но было ясно, что он в бессилии разводит руками и качает головой.
– Лопухины уже роднились с Романовыми! – запальчиво прозвучал голос великой княжны.
– Верно, но когда это было? И что вышло? Ни в тебе, ни во мне нет ни капли крови Лопухиных. Опыт не удался, и никто не позволит тебе повторить его. Что такое Лопухины сейчас? Знатный, но обедневший и, надо думать, вырождающийся род. Я нарочно справлялся: за последние сто лет никто из Лопухиных не поднимался достаточно высоко на государственной службе, никто не совершил ничего выдающегося. Какой у твоего любезного классный чин – пятый? Статский советник в сорок лет – это не карьера.
– Ему тридцать девять! И не смей называть его моим любезным!
– Прости. Ну, допустим, произведут его по возвращении в действительные статские советники – дальше что? Ах, да это и не имеет решительно никакого значения! Будь он хоть канцлер империи, он тебе не пара – и кончено дело. Нет, лично я готов поверить, что милый твоему сердцу Николай Николаевич Лопухин – превосходных качеств человек… пусть даже он вдвое старше тебя, вдовец, невысок чином и вдобавок служит в очень уж специфическом ведомстве… но нет, Катя, нет. Будь он трижды превосходнейший человек – нет. Рад бы тебе помочь, но ничего не выйдет. Выброси из головы.
Укрытый стеной кустов, Константин Александрович улыбнулся, как улыбаются родители, обнаружив в своих отпрысках светлый ум и непреклонную волю. Тем больнее укололи его слова дочери:
– Ты говоришь в точности так, как тебя учили. Примерный сын, образцовый великий князь…
Дмитрий Константинович принужденно рассмеялся. Похоже, слова Катеньки укололи и его.
– Добавь еще: раб своего положения. Так же, как и ты.
– Но в меньшей степени…
– Почему же в меньшей? Вспомни, что позволяли себе наши наставники. А званые обеды ты помнишь? Мы, дети, никогда не сидели друг с другом. Мы были вынуждены вести «взрослые» застольные беседы со взрослыми людьми, и я уверен, что в соседи нам специально подбирали самых скучнейших. Если мы допускали малейшую бестактность, нас обносили десертом. Кто принимал во внимание наши обиды? И впредь с нами будет так же, если не хуже. Мне тоже предстоит жениться на какой-нибудь германской принцессе, которую я, вероятно, пока и в глаза не видел. В чем же тут меньшая степень рабства?
– В том, что ты, Митя, мужчина, а мужчинам вообще больше позволено, чем нам, женщинам. Разве ты не сумел настоять на том, чтобы учиться не дома, а там, где учатся нормальные подданные? Попробовала бы я!
Великий князь хихикнул, но как-то невесело.
– Ты помнишь, чего мне это стоило? И чего я в конце концов добился, перепортив нервы всем и в первую очередь себе? Пажеский корпус, пф! Нормальные подданные! Знаешь, это даже не смешно. В Пажеском корпусе, Катя, Салтыков списывает у Долгорукова, рюрикович в спальне тузит гедиминовича, а грузинский князь с семиверстной родословной стоит на атанде. Да не в том дело! Военный, Катя! Великий князь не может быть штафиркой. А я технику люблю. Ну хорошо, пусть не Политехнический институт, пусть Инженерный корпус – но нет! И этого мне не позволили. – Дмитрий Константинович вздохнул. – Так-то, сестренка.