Карпа Карповича, не дерзнувшего пискнуть, но выказывающего неодобрение взглядом, быстренько выставили вон, чтобы не портил настроение. Остались втроем. Лишь Розен сохранял на лице угрюмое выражение.
–Полковник, ты это что? Неприятности, а? Ты это брось. Наплюй на них, так вернее будет. Господа, а не повторить ли нам?
–Как будет угодно вашему императорскому высочеству,– поклонился Лопухин.– Прикажете еще шампанского?
–Брось, граф! Какое я тебе императорское высочество? Для хороших людей я просто Мишель. А ты, значит… как тебя?.. ты – Николас. Идет? Ну вот и чудно, я сразу понял, что ты добрый малый. Мы с тобой сейчас на брудершафт выпьем, только не шампанского. Давай-ка дернем коньячку, тирьям-пам-пам. Согласен?
–Само собой, Мишель!– расцвел Лопухин.– Полковник, вы поддерживаете идею?
Кивнув через силу, Розен понял, что плохо владеет эмоциями. Лопухин не стал пинать его под столом, но мимолетным взглядом дал понять: ну что же вы? Ведь договорились!
Пришлось вымучить улыбку. Розен был не рад, что дал втянуть себя в эту затею. Ведь стыдно. Ведь срамно. Лопухину что – у него служба такая и глаза особой конструкции, не выедаемые стыдом. Но неужели цесаревич настолько глуп, что не чует, как его заманивают в примитивную ловушку?
И Розен понял: не чует. Есть люди, которым прямо-таки противопоказано пить. Которые не умеют пить, никогда не научатся пить и все равно пьют напропалую. Это уж у них от природы. В трезвом уме Михаил Константинович был человеком средних способностей – ум у него имелся, пусть и невеликий, тот ум, что называется рассудком. Беда в том, что вот уже много лет мало кому удавалось застать цесаревича в трезвом виде, а в пьяном он всегда был вроде умалишенного…
–Насчет коньяку я сейчас распоряжусь,– привстал Лопухин.
–Брось, Николас!– махнул рукой цесаревич.– У меня, знашь ли, этих коньяков… У меня коллекция. Видал? Три сундука, тирьям-пам-пам. Коньяки и бренди со всего света, какие только душа пожелает. Даже южноафриканских два. «Звезда Трансвааля» и «Ауграбис». Хочешь?
–Какие разговоры, Мишель!
–О, это по-нашему! Ты, граф, букой на меня не смотри, как давеча, ты проще будь. Я простых люблю. И буду любить, а меня за то народ полюбит, так ведь? Я зна-аю! Тебя, полковник, тоже касается. Ну, с чего начнем? С «Ауграбиса»? Вот дьявол, что за название такое? Кого ограбис? Зачем ограбис? На сколько ограбис?– И цесаревич захохотал.
–Ауграбис – это водопад на реке Оранжевой,– скованно произнес Розен.– Превосходит высотой водопад Виктория.
–Все знает!– восхитился цесаревич.– В Генштабе они такие! Спроси что угодно, ну хоть как называется самая высокая вершина в Гималаях – ответят ведь!
–О высочайших гималайских пиках точных сведений не имеется,– еще суше отозвался Розен.– Геодезическая съемка данного района еще далеко не завершена. Вдобавок ее ведут англичане и, разумеется, секретят все данные.
–Сволочи!– осудил цесаревич.– Не люблю англичан. Вот немцы еще туда-сюда, тирьям-пам-пам. Да. О чем, бишь?.. Николас, где коньяк?
–Сей момент, Мишель.
Покопавшись в одном гигантском сундуке, Лопухин перешел ко второму. Раскопки имели успех: на свет явилась «Звезда Трансвааля». Поскольку цесаревич не имел понятия, где находятся коньячные бокалы, а дворецкого решили не звать, Лопухин ничтоже сумняшеся разлил янтарную жидкость по фужерам. Быть проще? Пожалуйста! Сколько угодно.
Чокнувшись, выпили залпом. По лицу Розена прошла судорога. Михаил Константинович перекорежился и вмиг стал похож на несчастного забулдыгу, коему шутки ради поднесли уксусу вместо казенной водки.
–Нет,– сказал он, сделав судорожное движение кадыком, и с величайшим трудом овладел собой.– Это мы пить не станем. Пусть буры да англичашки этим пойлом зулусов травят.
Бутылка полетела в иллюминатор. Лопухин уже копался в сундуке, выбирая новую…
И дело наладилось. Спустя полчаса, когда понадобилась следующая бутылка, цесаревич уже не вполне твердо владел речью, Розен расстегнул мундир, Лопухин закурил папиросу, не спросив разрешения, а перечень дежурных тем для разговора был исчерпан, откуда-то вылетело само собою:
–А не сообразить ли нам банчок, господа?
Розен, и тот проявил энтузиазм, пусть вялый. Зато цесаревич горячо поддержал идею. Только пусть будет короткая игра на удачу и без записи. Разумеется, на наличные. В макао? Годится, тириям-пам-пам. А почем? Как-как? Всего-то по полусотенной? Граф, здесь не приют для неимущих. Что за скопидомство, Николас! Ставка пять сотен, идет?
Лопухин кивнул, и Розен принудил себя сделать то же самое.
Вызвали Карпа Карповича и погнали его за колодами. Дворецкий метнул было на графа укоризненный взгляд, но свой протест выразил лишь тем, что принес карты не слишком скоро. За это время собутыльники успели налить и выпить по новой.
–Ну-с, держись, Мишель!– весело проговорил Лопухин, с треском распечатывая две колоды и ловко смешивая их.– Не пожалей потом. Не боишься, что раздену?
Цесаревич только выпучил глаза и захохотал в ответ.
«Дурак,– с холодной ненавистью подумал Розен.– Тебя ведь предупреждают всерьез, как можно не понять? Этот тип хочет, чтобы все выглядело честно. Гм… Надо будет последить за его руками…»
Напрасно: пальцы графа, хоть и двигались проворно, не показали ни одного из известных Розену финтов, служащих шулерам для отвлечения внимания. Карты не могли быть краплеными. К тому же Лопухин, по очереди выступая в роли банкомета, проиграл четыре раза подряд. На своей сдаче! В четвертый раз он выплатил цесаревичу утроенную ставку за девятку без прикупа, а Розену – удвоенную, после чего, извинившись, ненадолго удалился к себе и вернулся с весьма оттопыренными и упругими от ассигнаций карманами.
–Продолжим!
–Вот за это люблю!– крикнул цесаревич.– Это по-нашему. А говорил, будто играешь без азарта. Врун ты, Николас, тирьям-пам-пам. Я зна-а-аю!– Он погрозил пальцем и икнул.– И все равно я тебя люблю, шельмеца. Чья очередь банкировать?
–Твоя, Мишель. А ну-ка, сдай мне девятку…
–Чего захотел, тирьям-пам-пам! Вот тебе карта. А ну-ка покажи! Не желаешь? Ха-ха. То-то, что нет у тебя ни девятки, ни восьмерки. Не фартит тебе, Николас…
Лопухин перевернул карту, продемонстрировав девятку треф. Розен перевернул карту, показав девятку бубен. Какая бы карта ни имелась на руках у цесаревича, она явно не была девяткой, поскольку он насупился и выплатил партнерам по тройной ставке каждому.
–Продолжим?
Через полчаса Лопухин выиграл двадцать семь тысяч, Розен остался при своих, а Михаил Константинович, выпив еще коньяку, предложил удвоить ставку.
–Этак ты вконец проиграешься, Мишель,– увещевающе заметил Лопухин, небрежно тасуя двойную колоду.– Сам видишь, сегодня фортуна на моей стороне. Не прекратить ли?
–Это ты мне? Продолжим!
На следующем круге бумажник наследника полегчал еще на восемь тысяч. Михаил Константинович ругался по-немецки, по-французски и по-русски.
–Вот видишь, Мишель,– сказал Лопухин.– Я же говорил. Все равно хочешь отыграться? Давай, но только не в макао, не в штосс и не в фараон. Тут нужно счастье, а оно тебе нынче изменило. Давай сыграем в такую игру, где играть надо. Нет, не в вист, это для меня сейчас чересчур сложно… М-м… Не угодно ли в гамбургский похен?
–Во что-о?
–В гамбургский похен. Чертовски азартная игра.
На испитом лице Михаила Константиновича мелькнул проблеск интереса.
–Играл я когда-то в похен, тирьям-пам-пам… Но гамбургский??
–А я, господа, ни в какой не умею,– развел руками Розен.
–А мы разок-другой сыграем в открытую, и вы сразу научитесь. Не тушуйтесь, полковник, новичкам везет. А тебе, Мишель, скажу: гамбургский похен отличается от просто похена тем, что в нем можно повышать ставки с каждым раундом и нет обязательного раскрытия карт. При пасе всех, кроме одного, его карты не проверяются. Если остались двое, любой из них может вскрыть карты партнера, положив в банк не меньше последней его ставки. Увлекательнейшая игра, доложу я вам!– Граф вновь закурил папиросу и, выпустив дым, откинулся на стуле.– Несколько времени назад лучшие европейские игроки в похен собрались в Гамбурге, чтобы выявить абсолютного чемпиона. Они сняли кабачок и не выходили из него трое суток. Чтобы добавить интереса, игроки приняли новые правила. Каждый из них начал игру с определенной, строго оговоренной суммой, не то двести, не то триста тысяч марок. Один победил, остальные ушли с пустыми карманами. Так и родилось понятие «гамбургский счет». Это значит, что выигрывает не тот, у кого карта лучше, а тот, кто заставит других поверить, что у него она лучше. Это надувательство, возведенное в принцип, но, дьявольски увлекательное! Можно и выиграть, и продуться в прах, а главное, и то и другое с хорошей нервной щекоткой – куда там макао! Не угодно ли попробовать?
–Напугал!– фыркнул цесаревич.– Старшинство карт в твоем гамбургском – как в обычном похене?
–Совершенно так же. Пара, две пары, затем райхе, или ряд, далее тройка, фоль, масть, каре, гросс-райхе, похен. Тридцать три карты, джокер идет за любую. Тут без сюрпризов, Мишель.
–Тогда чего же мы сидим, тирьям-пам-пам? Полковник, налей-ка еще. Сам выбери бутылку. А ты, Мишель, сдавай.
Распечатав свежую колоду, Лопухин быстро выбросил из нее все карты младше семерок и одного джокера. Перемешал.
–В открытую? Извольте. Вот вам по пять карт. Что у тебя, Мишель? Туз пик, король треф, валет треф, десятка треф и валет черв. Значит, пара уже есть. Будем играть. Следите, полковник. При таком раскладе можно снести все, кроме двух валетов, потребовать три карты и надеяться, что выйдет тройка, фоль, а если очень повезет, то каре или даже похен. Пожалуй, так мы и сделаем. Можно, конечно, выбросить червонного валета и ждать взамен даму – выйдет ряд. Вероятность этого, однако, низка. Можно еще выбросить червонного валета и пикового туза, надеясь на масть, хотя вероятность тут еще ниже. Решено, оставляем пару, а эти три – долой. Ну-с, что мы имеем в прикупе? Восьмерка бубен, семерка черв, валет пик. Поздравляю, Мишель, у тебя тройка, для начала неплохо… Теперь вы, полковник. У вас наклевывается ряд: семерка треф, восьмерка пик, девятка пик, десятка бубен, дама черв. Вам нужен валет, и вы не знаете, что три валета у Мишеля на руках… или вам нужен туз, чтобы получился обратный райхе, где туз считается шестеркой… Решено. Выбрасываем даму, прикупаем одну карту… Гм! Семерка пик. У вас всего-навсего пара, причем самая младшая. Тут или пасовать, или блефовать. Теперь я… Тьфу, удавиться можно! Что мне ловить – ряд или масть?.. Да? Мне тоже кажется, что ряд. Выбрасываю восьмерку, прикупаю… что? Так и есть: купил туза вместо десятки. Можно пасовать. Лучшая комбинация – у Мишеля. Мои поздравления! Ну-с, игра вам понятна, полковник?