Мотив 1
Бегство Харальда Сигурдарсона в Гардарики (на Русь) после битвы при Стикластадире
Источники:
Ágrip (k. 32)
Msk (bls. 56–58)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 1)
HHHulda (k. 1, 2)
1.1. Родословная Харальда
Говоря о Харальде Сигурдарсоне, Снорри Стурлусон утверждает, что «у нас нет достойных внимания рассказов о его юности, пока ему не исполнилось пятнадцать лет, когда он был в битве при Стикластадире вместе с Олавом конунгом, своим братом» (КЗ. С. 463), и начинает сагу о Харальде с этого момента его жизни. В «Гнилой коже» и восходящей к ней «Хульде» в качестве зачина приводится генеалогическая справка. Харальд Сигурдарсон представлен здесь как праправнук Харальда Прекрасноволосого и единоутробный брат Олава Харальдссона. Авторы не оговаривают, вероятно, считая это очевидным, родство Харальда и Олава по мужской линии, ибо Олав тоже был праправнуком Харальда Прекрасноволосого (см. схему в Прилож. XVI).
{i} Этот Харальд был кормчим того корабля, о котором говорилось ранее, и он только что пришел из Аустрвега (Msk. 57). – Речь в «Гнилой коже» идет, как можно понять, не о неизвестном эпизоде из детства Харальда, а о гораздо более позднем времени: о его возвращении в Скандинавию после длительного отсутствия, после многолетнего пребывания на Руси и в Византии, т. е. приблизительно о 1043 или 1044 г. О корабле Харальда рассказывается в предыдущей главе «Саги о Магнусе Добром и Харальде Суровом Правителе»: «Þath sama haust er Magnus konungr laa skipum sinum vid Skaney sa þeir eirn dag ath skip silgde austan fyrir land. þat uar allt gulle buit fyrir ofan sio ok voru aa drekahofut faugr» («Той же осенью, когда конунг Магнус привел свои корабли на Сконе, он и его люди увидели как-то раз, что вдоль берега проплывает с востока корабль. Он был весь покрыт золотом выше уровня воды, и на нем были красивые драконьи головы [на носу и на корме]» – Msk. 55). Ср. мотив 7 о богатстве Харальда. О топониме Аустрвег и его значении в «Гнилой коже» см. Этногеографический справочник.
1.2. Харальд в войске Олава Харальдссона и в битве при Стикластадире
В рассказе «Хульды», в краткой предыстории последней битвы Олава упоминается его бегство в Гарды (на Русь) к конунгу Ярицлейву (князю Ярославу Мудрому). Употребление в данном контексте топонима Гарды для обозначения Руси, а не возникшего на его основе Гардарики (см. Этногеографический справочник), свидетельствует об использовании автором «Хульды» в качестве источника более раннего прозаического текста или скальдической строфы.
Из того же источника вытекает, что Харальд вступил в войско Олава Харальдссона, вернувшегося (весной 1030 г. – см. мотив 12 в Главе 6) с востока из Руси от князя Ярослава Мудрого, в возрасте пятнадцати лет. Та же информация содержится и в гл. 1 саги о Харальде по «Кругу земному». Снорри к тому же приводит вису скальда Тьодольва Арнорссона, из которой следует, что Харальду было пятнадцать лет, когда погиб Олав (29 июля 1030 г.).
Согласно «Обзору саг о норвежских конунгах», когда пал Олав Святой, «было от рождения Господа нашего тысяча двадцать девять зим». 1029 год – единственная дата абсолютной хронологии в этом своде королевских саг. Вероятно, она представляет собой заимствование из хроники Теодорика Монаха (Theodoricus, c. XLII; см.: Driscoll 1995. P. 100). Бьярни Эйнарссон предполагает, что 1029 г. возник как попытка Теодорика увязать 1028 г., который он нашел в «Passio Olavi», с 1030 г. Ари Мудрого, последующих исландских источников и рукописи Е «Англо-Саксонской хроники» (см.: ÍF. XXIX. xxxvi; cp.: Lange 1989. S. 118–120). M. Дрисколл подчеркивает, что по внутренней хронологии «Обзора» (от смерти Олава Святого до битвы при Стэмфорд Бридже, произошедшей за девятнадцать дней до битвы при Гастингсе) могло бы получиться, что норманнское завоевание Англии имело место в 1065 г. (Driscoll 1995. P. 100), что на один год опережает установленную хронологию.
1.3. Бегство Харальда из битвы
В «Обзоре» сообщается, что из битвы, в которой пал Олав Святой, Харальд «бежал прочь из страны в Аустрвег и так до Миклагарда». Топоним Аустрвег (Austrvegr) «Восточный путь» (см. Этногеографический справочник), скорее всего, в данном контексте выступает как обозначение Руси. Миклагард (Miklagarðr) – древнескандинавское наименование Константинополя. Об остановке на Руси в «Обзоре» речь не идет. Пребывание Харальда на Руси в течение нескольких лет на пути в Византию осталось неизвестным и Адаму Бременскому. Впрочем, хронист считает, что Харальд покинул Норвегию еще при жизни Олава («Haroldus quidam, frater Olaph regis et martyris, vivente adhuc germano patriam egressus Constantinopolim exul abiit» – «Некто Харольд, брат Олафа, короля и мученика, покинув еще при жизни брата родину, отправился изгнанником в Константинополь» – Adam. Lib. III. Cap. XIII). Ср.: Saxo. Lib. XI. Cap. 3.
По «Гнилой коже», Харальд пустился в путь «на восток в Свитьод, а оттуда в Гардарики». В «Красивой коже» Швеция как промежуточный пункт не названа, но уточняется, что они пришли в Хольмгард (Новгород) «в начале той зимы». (Такие сроки возможны, если проплыть по Балтике осенью, а путь от Ладоги до Новгорода проделать по суше.) По «Кругу земному», Харальд скрывался и залечивал раны в Швеции и лишь следующим летом отправился на восток в Гардарики. То же читаем и в «Хульде». Итак, приезд Харальда на Русь можно датировать по скандинавским источникам 1030 или 1031 годом.
В «Обзоре» присутствует трудно объяснимое утверждение: «и говорят некоторые, что он принял имя конунга в Нореге, но некоторые отрицают это». Если имеется в виду, что Харальд принял имя конунга сразу после смерти Олава, то это – единственный источник, который содержит подобную информацию. Если же имеется в виду нечто иное, то не ясно, что именно (см.: Driscoll 1995. P. 100).
Согласно «Красивой коже», «Кругу земному» и «Хульде», Харальда в его поездке на Русь сопровождал ярл Рёгнвальд. См. о нем в Главе 7, комм. 8 к § 7.1; ср. с «Сагой об оркнейцах» (Прилож. VIII).
{i} А отсюда начинается та история о поездках Харальда, которую рассказывал сам Харальд (Msk. 57–58). – См. во Введении к настоящей Главе о том, что Харальд, согласно «Гнилой коже», причастен к возникновению саги о самом себе. Еще трижды, кроме данного случая, автор «Гнилой кожи» ссылается на информацию, полученную от Харальда: в рассказе о захвате Харальдом восьмидесяти городов в Африке («Говорят, основываясь на рассказе конунга Харальда (курсив здесь и ниже мой. – Т. Д.), что он захватил восемьдесят городов» – Msk. 64); при объяснении источника огромных богатств Харальда («поскольку он сам говорит, что сражался в Африке с самим конунгом и победил, и завладел большей частью его государства» – Ibidem); при описании похода Харальда в Палестину («Это подтверждает Стув, который слышал, как конунг Харальд рассказывал об этих событиях» – Msk. 78). Последняя фраза примечательна вдвойне, поскольку здесь Харальд представлен не только как рассказчик саги о себе самом, но еще и как информатор исландского скальда Стува Слепого, автора посвященной конунгу «Драпы Стува».
Мотив 2
Харальд в Гардарики у конунга Ярицлейва
Источники:
Ágrip (k. 32)
Msk (bls. 58)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 2)
HHHulda (k. 2)
2.1. Харальд на Руси
«Обзор» лишь упоминает о бегстве Харальда в Аустрвег (о топониме см. Этногеографический справочник), под которым здесь надо понимать Русь (ср. комм. к мотиву 8).
В «Гнилой коже», «Красивой коже», «Круге земном» и «Хульде» приводится скальдическая строфа, из которой вроде бы следует, сколько Харальд пробыл на Руси: «ты провел… следующий год на востоке в Гардах», – говорит скальд. Сигфус Блёндаль, однако, подчеркивает, что ни автор «Красивой кожи» (который утверждает, что Харальд провел на Руси «долгое время» – langa hríð), ни Снорри Стурлусон (называющий «несколько зим» – nökkura vetr) не прочитали эту строфу таким образом (Sigfús Blöndal 1978. P. 55).
В трех сводах автором этой строфы назван Бёльверк Арнорссон – исландский скальд XI в. Автор «Красивой кожи» ошибочно считает, что строфа принадлежит другому исландскому скальду – Вальгарду из Вёлла. Бёльверка Арнорссона принято считать автором драпы о Харальде Сигурдарсоне, которая не имеет названия и время составления которой не известно. Лишь на том основании, что в нескольких местах этой драпы, состоящей из восьми строф, скальд обращается к Харальду, а не говорит о нем в третьем лице, можно заключить, что поэма была сочинена при жизни Харальда (Gade 2009a. P. 286). Здесь цитируется первая строфа драпы о Харальде (см.: Skj AI. 385; Gade 2009a. P. 286–287). Кроме «Красивой кожи», «Круга земного», «Хульды» и «Книги с Плоского острова» (на основании чего она восстанавливается в «Гнилой коже»), строфа сохранилась также в «Отдельной саге об Олаве Святом» (ÓH2).
По Г. Сторму, Харальд провел на Руси 1031–1034 гг. (Storm 1884. S. 383). А. Стендер-Петерсен датирует этот визит Харальда на Русь 1031–1033 гг. (Stender-Petersen 1953a. S. 134). Д. Оболенский (Obolensky 1970. P. 163), повторяя вывод Г. Сторма (Storm 1884. S. 375), утверждает, что Харальд появился в Константинополе между 1034 и 1038 гг. X. Бирнбаум склонен считать, что первый визит Харальда на Русь состоялся в 1031–1033 гг. или, возможно, длился несколько дольше (Birnbaum 1978. P. 9).
Исходя из предложенного А. Стендер-Петерсоном толкования термина pólútasvarf как русского «полюдья», а не как «обхода палат» византийского императора (см. комментарий к мотиву 8), и из указания саг, что Харальд трижды ходил в pólútasvarf Дж. Шепард заключил, что Харальд, вероятнее всего, участвовал в полюдье во время своего пребывания на Руси (причем первого, поскольку второе длилось лишь один год), и это должны были быть зимы 1031/32, 1032/33 и 1033/34 гг. Соответственно, на Руси он провел 1031–1034 гг. и отправился в Византию летом 1034 г. (Shepard 1973). Те же годы, впрочем без мотивации, называет X. Дамико (Damico 1995. P. 108–109).
2.2. Охрана страны вместе с Эйливом
«Гнилая кожа», «Красивая кожа», «Круг земной» и «Хульда» сообщают, что Ярослав назначил Харальда «хёвдингом» над своими людьми, «охранявшими страну». Не соглашусь с формулировкой Е. А. Рыдзевской, что «Ярослав поставил его во главе своей варяжской дружины» (Рыдзевская 1940. С. 68). Роль, которую приписывают Харальду саги, гораздо значительнее – охрана всего Древнерусского государства. Вспомним, что в том же качестве, по сагам, выступал на Руси и Олав Трюггвасон: «Конунг Вальдимар поставил его хёвдингом над тем войском, которое он отправил охранять свою страну» (ÓTHkr, k. 21; см. Главу 5: § 5.4 и комм. {i} в мотиве 6). Эта роль в полной мере соответствует тому стереотипу, который существует в сагах для изображения пребывания скандинавского конунга на Руси (см.: Джаксон 19786).
Исследователи справедливо отнеслись с недоверием к содержащейся здесь фактической информации. Так, Сигфус Блёндаль (Sigfús Blöndal 1941. S. 97) выразил сомнение, что Ярослав мог сделать пятнадцатилетнего Харальда «хёвдингом над людьми конунга, охранявшими страну». Он подчеркивает, что «это настолько очевидное преувеличение, что оно становится бессмысленным». В то же время, полагает автор, вполне вероятно, что Ярослав не отказался от помощи этого молодого воина и его людей и, не забывая о его королевском роде, дал ему «какую-то второстепенную офицерскую должность» (Sigfús Blöndal 1978. P. 54; ср.: Stender-Petersen 1953a. S. 134–135).
Разделение функций между Харальдом и ярлом Эйливом в войске, охраняющем страну, представлено в источниках по-разному. Так, в «Красивой коже» Харальд назван «вторым хёвдингом» после Эйлнва; в «Круге земном» они сделались хёвдингами «вместе с Эйливом»; в «Гнилой коже» утверждается, что Харальд «вскоре возглавил оборону страны у конунга Ярицлейва» и как-то раз они «были вместе в военном походе с ярлом Эйливом»; по «Хульде», стал «Харальд большим хёвдингом и принял на себя охрану страны у конунга Ярицлейва, а вторым [был] Эйлив».
Е. А. Рыдзевская считает, что речь идет о Ладоге и что «то ярлство», которое после смерти своего отца, ярла Рёгнвальда Ульвссона, взял, согласно «Красивой коже», Эйлив, – это Ладожская земля. В свете этого Ладога представляется исследовательнице «военным пунктом, где сидят последовательно два шведских дружинных вождя, отец и сын. Организация наемной военной службы находится в руках Эйлифа, очевидно, по поручению Ярослава» (Рыдзевская 1945. С. 60–61).
Одно сообщение «Красивой кожи» настолько соответствует русским летописям, что выглядит чуть ли не заимствованием из них: «У конунга Ярицлейва всегда были нордманны (норвежцы. – Т. Д.) и свенские люди (шведы. – Т. Д.)» (ср.: «Варязи бяху мнози оу Ярослава» – ПСРЛ. Т. I. Стб. 140; Т. II. Стб. 127; «В Новегороде же тогда Ярославъ кормяше Варягъ много» – НИЛ. С. 174).
Что касается «язычников», от которых следовало оборонять древнерусские земли, то вполне очевидно, что у автора «Красивой кожи» нет об этом четкого представления. «Оборона Ладоги при помощи скандинавских наемников могла понадобиться в случае нападения на нее скандинавских же викингов. В сагах нет указаний на такие события в описываемое здесь время; возможность их, если и была в значительной мере отстранена благодаря дружественным отношениям Ярослава Мудрого с его скандинавскими соседями, то все-таки не исключена вовсе» (Рыдзевская 1945. С. 61).
2.3. Виса скальда Тьодольва
Тьодольв Арнорссон – исландский скальд первой половины XI в. (ок. 1010 – ок. 1066 гг.) (см. о нем: Turville-Petre 1968; Whaley 2009b). Его безымянная поэма о Харальде Сигурдарсоне (в размере рунхент) была сочинена после 1050 г. Первая из четырех дошедших до нас строф (см.: Skj AI. 368; Whaley 2009b. P. 103) приводится в «Гнилой коже» (разбитая на две половины) в части, восстанавливаемой по «Книге с Плоского острова», в «Круге земном» и «Хульде», а первая полустрофа (хельминг) – в «Красивой коже». Вторая, третья и четвертая строфы сохранились в «Младшей Эдде», где они иллюстрируют кеннинги для обозначения мужей «через их род» и вводятся утверждением, что сочинены Тьодольвом о Харальде. Порядок строф в оригинальной поэме не ясен.
Ни в одном своде саг нет полного соответствия между прозаическим текстом и первой висой: в рассказах саг используются не все сведения, содержащиеся в скальдической строфе, так что стихотворная вставка, подтверждая прозаический текст, несет в себе дополнительную информацию, может быть, и не предусмотренную ходом повествования. В этой связи обратим внимание на мнение К. Крага, что скальдические стихи, на которых как бы строится саговый рассказ о молодых годах Харальда Сурового Правителя, существовали в традиции без сопровождающих их пояснений (Begleitprosa), каковые могли бы быть использованы авторами «больших компендиумов» (Krag 1998). Из приведенной строфы мы узнаём о ведении Харальдом и Эйливом, находившимися в начале 1030-х гг. на службе у Ярослава, военных действий против Læsir, т. е. «ляхов = поляков» (см., например: Cross 1929. P. 185). «Два хёвдинга» (tveir hofðingjar), упомянутые скальдом, были поняты авторами большинства прозаических текстов так, словно речь в строфе идет о Харальде и Эйливе. Однако в «Книге с Плоского острова» перед первым хельмингом встречается однозначное указание на то, что какое-то время Ярослав и Харальд «были вместе в военном походе с ярлом Эйливом» (Flat. III. 289; см.: Msk. 58). Выражение «они встали щитом к щиту» следует понимать так, что они образовали строй свиньей или клином (см. об этом: Harbitz 1939).
При том, что Тьодольв на Руси с Харальдом не был, а поэму о нем сочинил лет на двадцать позднее, в ней, вероятнее всего, отразился поход Ярослава и Мстислава в 1031 г. на Польшу (летопись сообщает, что после мятежа 1030 г. в земле Польской Ярослав и Мстислав в 1031 г. «собраста вой многъ, идоста на Ляхы, и заяста грады Червеньскыя опять, и повоеваста Лядьскую землю…» – ПСРЛ. Т. I. Стб. 150; Т. II. Стб. 137), в котором вполне могла участвовать и наемная скандинавская дружина Ярослава (см.: Лященко 1922. С. 112–113; Рыдзевская 1945. С. 60; Stender-Petersen 1953a. S. 134; Sigfús Blöndal 1978. P. 54).
Крайне любопытна в этой связи и третья строфа той же поэмы, упоминающая Ярицлейва (Ярослава Мудрого) и Харальда: «Jarizleifr of sá, / hvert jofri brá; / hófsk hlýri frams / ins Helga grams» – «Ярицлейв увидел, как развивается юный принц: брат святого выдающегося короля (= брат Олава = Харальд) сильно отличился» (см.: Whaley 2009b. P. 106).
Мотив 3
Сватовство Харальда к Елизавете Ярославне
Источники:
Msk (bls. 58–59)
HHHulda (k. 2)
Дочь русского князя Ярослава Мудрого Елизавета известна только по исландским сагам, где говорится, что она «звалась Элисабет (Elisabeth); норманны называют ее Эллисив (Ellisif)».
Б. Клейбер (Kleiber 1974) обратил внимание на имя матери Иоанна Крестителя в Остромировом Евангелии – Елизавета. Он посчитал, что имя пришло на Русь из Византии в то время, когда в греческом языке пропал звук b, в результате чего b стало передаваться через v, а, соответственно, в русском языке во всех библейских и классических словах мы обнаруживаем v вместо b: Вавилон (а не Babilon), варвар (а не barbar). Женское имя Елизавета фиксируется на Руси лишь с XVIII в. Клейбер также отметил, что В. Н. Татищев при пересказе известия Снорри о браке Харальда и дочери Ярослава передает имя этой последней как Елисафа (Татищев 1963. Т. II. С. 243). Такое имя, полагает он, на Руси существовало: в частности, в Новгородской первой летописи под 1179 г. фигурирует игуменья по имени Елисава (НПЛ. С. 36). На этом основании Клейбер заключает, что младшая дочь Ярослава Мудрого и Ингигерд получила крестильное имя Елисава, но в семье, где родители говорили по-шведски, именовалась Эллисив.
Что касается имени Ellisif, которым норманны называли русскую принцессу, то совершенно очевидно, что это имя шведское. В Исландии оно впервые отмечается в середине XVII в. (Guðrún Kvaran, Sigurður Jónsson frá Arnarvatni 1991), а в Норвегии только в XIX в. (Stemshaug 1982. S. 132), в то время как в Архиве личных имен Шведской Академии наук (личное сообщение Клары Тёрнквист Б. Клейберу) имя неоднократно зафиксировано на протяжении XIV и XV вв.
О сватовстве Харальда к Елизавете сообщается лишь в «Гнилой коже» и в «Хульде». По саговой версии, Ярослав сказал, что не может отдать дочь чужеземцу, у которого нет государства для управления и который недостаточно богат для выкупа невесты, но при этом не отверг его предложения и обещал сохранить ему почет до удобного времени. П. А. Мунк предположил, что сватовство в начале 1030-х гг. состояться не могло, а, скорее, имело место по возвращении Харальда из Византии, поскольку к рассматриваемому времени Елизавете, родившейся не ранее 1021 г., вряд ли могло быть более десяти лет (Munch 1873. S. 534; ср.: Sigfús Blöndal 1978. P. 54). Впрочем, ряд исследователей, называющих 1025 г. как год рождения Елизаветы Ярославны (Koht 1926b. S. 510; Kleiber 1974. S. 52), тем не менее не высказывают мнения о нарушении в саговом изложении последовательности событий.
Мотив 4
Отъезд Харальда из Гардарики в Миклагард (Константинополь)
Источники:
Ágrip (k. 32)
Msk (bls. 59–60)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 2)
HHHulda (k. 3)
4.1. Отъезд Харальда из Гардарики
Причина отъезда Харальда с Руси объясняется только в «Гнилой коже» и «Хульде» (см. мотив 3). Из прочих источников складывается впечатление, что, «стремясь к военным подвигам и к приобретению золота и драгоценностей, отправляется Гаральд в Царьград (Miklagard) и поступает на службу к Византийскому императору» (Лященко 1922. С. 116).
Из «Обзора» следует, что Харальд ехал в Византию восточным путем: «в Аустрвег и так до Миклагарда» (где Аустрвег – обозначение Руси). Так же прочитывается текст «Красивой кожи» и «Круга земного». В то же время «Гнилая кожа», а за ней и «Хульда», описывают маршрут Харальда как западный: уплыл он с войском «на восток в Виндланд» (земли вендов принадлежат к восточной четверти), «и далее в Саксланд» (земли саксов лежат в южной четверти), «и дальше на запад во Фраккланд (землю франков)». Оттуда – в «Лангбардаланд» (северную часть Италии), затем в «Ромаборг» (Рим), далее в «Пул» (Апулию), а оттуда в «Миклагард» (Константинополь). Сигфус Блёндаль, однако, утверждает, что автор «Гнилой кожи» неверно понимает строфы Иллуги Скальда из Долины Брони и Тьодольва Арнорссона и не отдает себе отчета в том, что land Langbarða у второго из этих скальдов («Sextefja», стр. 5; см.: Whaley 2009b. P. 117) – это обозначение византийской провинции (фемы) Лонгобардии на юге Италии, а не Ломбардии в ее северной части (ср. их различение у Феофана Исповедника: Μικρά Λογγοβαρδία [Longobardia minor] и Μεγάλη Λογγοβαρδία [Longobardia major]; см.: Kazhdan 1991. P. 1249–1250). По мнению Сигфуса Блёндаля, гораздо более вероятно, что Харальд шел в Византию обычным для викингов путем по русским рекам и через Черное море, тем более что у скальда Бёльверка Арнорссона имеется впечатляющее описание того, как флот Харальда приближается к Константинополю (Sigfús Blöndal 1978. P. 56).
4.2. Харальд в Византии
Харальд добрался до Константинополя и провел там примерно десять лет (ок. 1034–1043 гг.) на службе у византийского императора. В зависимости от того, как оценивается пребывание Харальда на Руси (см. мотив 2.1), датируется и появление его отряда в Византии, но чаще это – 1034 или 1035 г. (см.: Бибиков 1990. С. 164).
Снорри Стурлусон сообщает следующее: «В то время Страною Греков правила конунгова жена Зоэ Могучая вместе с Микьялем Каталактом. И когда Харальд прибыл в Миклагард и встретился с конунговой женой, он поступил к ней на службу. Осенью он отплыл на галере вместе с войском, и они плавали по Греческому Морю. У Харальда была своя дружина. А предводителем войска был человек по имени Гюргир. Он был сородичем конунговой жены. Харальд пробыл в войске недолгое время, как веринги крепко с ним подружились и всегда были вместе с ним в битвах. Вскоре Харальд сделался предводителем всех верингов» (КЗ. С. 403).
Зоя стала византийской императрицей, став супругой Романа III Аргира (10281034, ум. 11 апреля 1034 г.), а затем Михаила IV Пафлагонянина (1034–1041, ум. 10 декабря 1041 г.). После недолгого правления ее и усыновленного ею сына Стефана Калафата (мужа сестры экс-императоров), Михаила V Калафата (1041–1042), свергнутого с престола 21 апреля 1042 г., ослепленного и отправленного в монастырь, со-правительницами были объявлены Зоя и ее сестра Феодора. Через два месяца, впрочем, трон занял третий супруг Зои, Константин IX Мономах (10421045) (см.: История Византии. Т. II. С. 262–270). Скандинавские авторы явно преувеличивают ее роль в управлении государством и найме на службу иностранного отряда. Адам Бременский говорит о вступлении Харальда в войско византийского императора, хотя и не называет имени этого последнего («Ubi miles imperatoris effectus…» – Adam. Lib. III. Cap. XIII).
Византийский полководец XI в. Кекавмен в «Советах и рассказах» («Λόγος νουθετητικός»), вопреки целому ряду неточностей (о них чуть ниже), дает достойное внимания описание пребывания Харальда в Византии, чему он, как следует из его текста, был очевидцем: «Аральт (Άράλτης) был сыном василевса Варангии. У него был брат Юлав (Ίούλαβος), который после смерти своего отца и занял отцовский престол, признав своего брата Аральта вторым после себя лицом в управлении царством. Аральт же, будучи юношей, пожелал отправиться преклонить колена пред блаженным василевсом Михаилом Пафлогонянином и увидеть ромейские порядки. Привел он с собой и войско, пятьсот отважных воинов. Итак, он прибыл, и василевс его принял как положено, затем отправил Аральта с его войском в Сицилию (ибо там находились ромейские военные силы, ведя войну на острове). Придя туда, он совершил великие подвиги. Когда Сицилия была подчинена, он вернулся со своим войском к василевсу, и тот почтил его чином манглавита. После этого произошел мятеж Деляна в Болгарии. Аральт участвовал в походе вместе с василевсом, имея при себе свое войско, и в борьбе с врагами совершил дела, достойные его благородства и отваги. Покорив Болгарию, василевс вернулся. Впрочем, сражался и я тогда за василевса по силам своим. Когда мы прибыли в Мосинополь, василевс, награждая Аральта за то, что он участвовал в войне, почтил его титулом спафарокандидата. После смерти Михаила и его племянника – экс-василевса Аральт при Мономахе захотел, отпросясь, уйти в свою страну. Но не получил позволения – выход перед ним оказался запертым. Все же он тайно ушел и воцарился в своей стране вместо брата Юлава. И Аральт не роптал из-за того, что удостоился [лишь] ранга манглавита или спафарокандидата! Более того, даже будучи королем, он сохранял верность и дружбу к ромеям» (перевод Г. Г. Литаврина // Кекавмен. С. 283, 285).
Итак, мы видим, что Кекавмен ошибочно считает Харальда Сигурдарсона («Аральта») сыном «василевса Варангии», т. е. норвежского короля, равно как и его единоутробного, но не по отцу, брата, Олава Харальдссона («Юлава»), полагает, что Олав поставил Харальда «вторым после себя лицом в управлении царством», и проч. Однако, выбирая между свидетельством Кекавмена и рассказами саг о том, при каком императоре Харальд пришел в Византию – при Михаиле Пафлагонянине (по Кекавмену) или Михаиле Калафате (Микьяль Каталакт – явное искажение этого имени), – мы, естественно, должны отдать предпочтение Кекавмену как очевидцу событий. В саговой традиции, вне всякого сомнения, произошло соединение образов двух византийских императоров, Михаила Пафлагонянина и Михаила Калафата (ср. неразличение русских князей Владимира Ярославича и Владимира Всеволодовича Мономаха – см. комм. {x} к мотиву 1 в Главе 5). Вместе с тем, относя пребывание Харальда в Византии ко времени правления Михаила Калафата, т. е. к 1041–1042 гг., саги описывают участие Харальда в событиях, имевших место в 1030-х гг. Тем самым, мы можем утверждать, что скандинавские и византийские источники сходятся на том, что Харальд оказался в Византии при Михаиле IV Пафлагонянине, чье самодержавное правление началось 12 апреля 1034 г. (Grumel 1958. P. 358). Эта дата – terminus post quem для выяснения времени прибытия Харальда в Византию.
О размере «большого войска», которое Харальд привел с собой в Византию, мы узнаем из сообщения Кекавмена – это были «пятьсот отважных воинов». Ссылаясь на информацию «Всеобщей истории» Стефана Таронского (нач. XI в.), что «численность варяго-русского корпуса, служившего в Византии 987/88 г., достигала 6000 воинов», и на подсчеты В. Г. Васильевского, что в момент появления Харальда в Византии она тоже достигала нескольких тысяч, Г. Г. Литаврин высказывает вполне уместное сомнение в том, «что юноша Гаральд, явившись в Византию с 500 воинов, стал главой всего варяго-русского корпуса», как о том говорят саги. «Обычно наемниками командовал в это время аколуф, назначаемый из представителей высшей византийской знати» (Литаврин 1972. С. 591, примеч. 1177; ср.: Sigfús Blöndal 1978. P. 62). На это же указывает и текст Кекавмена: «Когда Сицилия была подчинена, он вернулся со своим войском к василевсу». Вероятно, не раз обсуждавшийся нами стереотип изображения скандинавских конунгов за пределами своей страны применяется авторами саг при описании их пребывания не только на Руси, но и в Византии. По мнению В. Г. Васильевского, Харальд «со своими скандинавскими товарищами не просто служили наряду с Русскими […], а составляли особый отряд в иностранном греческом корпусе» (Васильевский 1908. С. 267).
Как установлено исследователями на основании совокупного анализа скандинавских и византийских источников, Харальд, находясь на службе у византийского императора, принял участие в целом ряде сражений.
Он участвовал в византийской военной экспедиции на Сицилии в 10361039/40 гг. под командованием катепана катепаната Италия, куда входила и Сицилия, Георгия Маниака, которого саги называют Гюргир (Gyrgir) (Васильевский 1908. С. 288–303; Лященко 1922. С. 117; Koht 1931b. S. 64; Литаврин 1972. С. 592, примеч. 1179, 1180; Sigfús Blöndal 1978. P. 65–68; Бибиков 1990. С. 164). Как подчеркнул В. Г. Васильевский, «исторический Маниак, оставивший после себя такую прочную память в Сицилии, вовсе не похож был на того Гиргира или Гюргия, который в прозаической саге играет такую незавидную и унизительную роль подле норвежского героя, – роль арлекина в комедии» (Васильевский 1908. С. 293). Вновь мы имеем дело с определенным стереотипом изображения скандинавского конунга за пределами его собственной страны. Кекавмен сообщает, что после возвращения из Сицилии Харальд получил «чин манглавита» – «обычный для воинов отряда телохранителей василевса» (Бибиков 1990. С. 165). X. Михэеску указывает, что слово манглавит было заимствовано из греческого в румынский в значении «капитан судна», и полагает, что к Харальду Кекавмен применял термин именно в этом значении (Михэеску 1963. С. 349).
Согласно Кекавмену, Харальд был сразу по прибытии в Византию отправлен на Сицилию, на основании чего ряд исследователей даже заключил, что он появился в Византии ок. 1038 г. Однако Дж. Шепард считает более убедительным рассказ «Круга земного», из которого следует, что Харальд прежде участвовал в военной операции против пиратов в Griklandshaf, Эгейском море. Исследователь высказывает предположение, что эти данные согласуются с информацией, имеющейся в известии хрониста XI в. Иоанна Скилицы, включенном на рубеже XI–XII вв. в хронику Кедрина, внимательное прочтение какового убеждает, что там содержатся сведения о византийской операции в Эгейском море именно осенью 1034 г. (Shepard 1973. P. 148–150).
Кроме того, Харальд со своим отрядом принимал участие в подавлении весной-летом 1041 г. восстания Деляна в Болгарии (о дате см.: Литаврин 1960. С. 392–393). Об этом говорит Кекавмен, на это указывает и прозвище, данное Харальду скальдом Тьодольвом Арнорссоном, Bolgara brennir «уничтожитель болгар» (Васильевский 1908. С. 268–272; Лященко 1922. С. 117; Koht 1931b. S. 64; Литаврин 1972. С. 592, примеч. 1184, 1186; Sigfús Blöndal 1978. P. 74–76; Бибиков 1990. С. 164). Одна из версий чуда святого Олава в битве с язычниками (сохранившаяся в «Гнилой коже» и «Хульде») трактуется как отражение участия отряда Харальда в подавлении восстания Деляна (Васильевский, 268–272; Златарски 1934. С. 76–77; Литаврин 1960. С. 376–396; Мельникова 1996). С этим военным предприятием связывают и руническую надпись на пирейском льве, перечисляющую ряд имен, среди которых фигурирует имя Харальда Высокого (Васильевский 1908. С. 272; Златарски. 1934. С. 76–77; Литаврин 1960. С. 376–396). После болгарского похода «Харальд удостоился лишь титула спафарокандидата, который, согласно Клиторологию Филофея (899 г.), жаловался друзьям Империи из числа иноземцев. Так или иначе, сравнительно ординарный уровень титулов, полученных Харальдом в Византии, может свидетельствовать о нежелании византийского двора как-то особенно выделять командира наемного отряда, посылаемого к тому же в походы, достаточно далекие от столицы» (Бибиков 1990. С. 165).
Саги также говорят об участии Харальда в войнах с сарацинами (см. мотив 5.1) и о его путешествии в Иерусалим. Со ссылкой на две строфы исландского скальда XI в. Стува Слепого Снорри Стурлусон рассказывает, как «Харальд отправился со своей дружиной в Йорсалаланд и через нее в город Йорсалаборг», как «страна перешла под власть Харальда без пожаров и грабежей», как «он дошел вплоть до Иордана», «совершил богатые приношения Гробу Господню и Святому Кресту и другим святыням в Йорсалаланде» (КЗ. С. 408–409). По мнению исследователей, эти сведения едва ли достоверны, но, если факты верны, то их следует отнести к 1035–1036 гг. (Литаврин 1972. С. 592; Бибиков 1990. С. 165).
По Г. Сторму, последовательность военных предприятий Харальда на византийской службе такова: 1034 – прибытие в Константинополь; 1035–1037 гг. – поход в Азию, в частности в Сирию и Месопотамию; 1036 г. – поездка в Иерусалим; 1038–1040 гг. – разграбление Сицилии; весна 1041 г. – битва на юге Италии; осень 1041 г. – военный поход в Болгарию; 1042 г. – дворцовый переворот в Константинополе; 1043–1044 гг. – бегство из Константинополя (Storm 1884. S. 383–384).
Любопытно свидетельство саг, что Харальд не назвался своим именем и не открыл своего происхождения, а взял имя Нордбрикт, так как в Византии, по словам саги, небезопасно было пребывание сына властителя другой страны. Ср. с Олавом Трюггвасоном на Руси (см. комм. {iii} к мотиву 4 в Главе 5). Сигфус Блёндаль подчеркивает, что, даже если в этом рассказе есть некая фактическая основа, он в первую очередь обладает чертами фольклорного мотива «принц в изгнании», тем более что в Византии такая политика по отношению к иностранцам знатного происхождения продержалась недолго, а Кекавмен называет род и имя своего героя (Sigfús Blöndal 1978. P. 59).
Мотив 5
Отсылка Харальдом богатств к Ярославу
Источники:
Msk (bls. 64)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 5)
HHHulda (k. 5)
5.1. Харальд в Африке
Источники сообщают, что Харальд провел «много зим в Африке». Несколько выше в той главе из «Круга земного», которая приводится здесь, говорится, что «отправился он тогда со своим войском на запад в Африку, которую вэринги называют Серкландом (Lagðisk hann þá með her sinn vestr í Affríká, er Væringjar kalla Serkland)» (ÍF. XXVIII. 74).
Серкланд обычно трактуется как «Земля сарацин» – обозначение некоторых областей в Северной Африке и Передней Азии (WAP. S. 57; IED. P. 523; Metzenthin 1941. S. 94–95). Е. А. Мельникова показала первоначальное приурочение топонима к областям Северного Прикаспия (Мельникова 1986. С. 90), при том что «уже к середине XII в. Серкланд твердо и достаточно последовательно помещается в Африке авторами самых различных произведений, хотя его точная локализация и вызывает у них затруднения» (Мельникова 19776. С. 207).
В. Г. Васильевский полагает, что «под Серкландией не было никакой необходимости разуметь именно Африку, а можно было понимать Сарацинские земли в Азии или Сиро-Месопотамские земли, принадлежавшие халифу Багдадскому». Исследователь утверждает, что Харальд «никогда не был в той Африке, которую разумеет сага, и не участвовал во взятии городов африканских, хотя и сражался против «короля африканского»». Хотя, согласно источникам, византийцам на Сицилии «пришлось сражаться с африканскими войсками», и возможно, «вепрь Африки» в строфе Тьодольва – это «Абдаллах, сын Моизза, эмира Африканского, сражавшийся с Греками при Трайне», тем не менее скальды знали, что «Серкландия есть нечто другое, чем Сицилия». А потому вывод Васильевского таков, что Харальд, «действительно, сражался в Серкландии, то есть, в азийско-сарацинских странах около Евфрата, в Месопотамии и Сирии; там была первоначальная сцена его подвигов» (Васильевский 1908. С. 261–263).
Сигфус Блёндаль тоже отмечает, что Серкланд не может в этом контексте обозначать Африку. В греческих источниках нет сведений о каких-либо экспедициях в Африку во время правления Михаила IV. Но поскольку, утверждает он, этноним Serkir нередко употребляется в древнескандинавских источниках как синоним арабов или арабо-говорящих народов, не будет большим допущением заключить, что скальдические строфы, на которых основано это известие саг, относятся к византийско-арабским военным действиям в Малой Азии, каковых было немало в годы правления Михаила IV. Что касается византийско-арабских столкновений на Сицилии, то и в них Харальд мог принять участие в 1037 г. под предводительством Константина, брата Михаила IV, против «вепря Африки» (либо Моизза, либо его сына Абдаллаха) (Sigfús Blöndal 1978. P. 60–62, 66).
Нечеткость представлений скандинавских авторов об этом эпизоде военной карьеры Харальда проявляется в том, что, если часть источников говорит об «Африке / Серкланде» (HHHkr, k. 5), то «Хульда» в один ряд с «Африкой / Серкландом» ставит «Блаланд» (HHHulda, k. 5), а Теодорик (см. Прилож. II) пишет об «Эфиопии, которую мы на нашем языке называем Блаландом» (гл. XXVIII).
О термине Væringi «вэринг» см.: Musset 1951. P. 53; Stender-Petersen 1953. S. 43, 98–99; Jacobsson 1954. P. 36–43; Sigfús Blöndal 1978. P. 4–7. Первое употребление термина Βάραγγοι в византийских текстах относится к 1034 г. (Васильевский 1908. С. 176).
{i} поскольку он сам говорит (Msk. 64). – См. выше комм. {i} к мотиву 1.3.
5.2. Отсылка богатств к Ярославу
В 1070-х годах о большом богатстве Харальда, приобретенном в Византии, говорит Адам Бременский, нередко прибегавший к услугам датских информантов: «Став воином императора, он (Харальд. – Т. Д.) участвовал во многих битвах против сарацинов на море и скифов на суше, прославившись доблестью и скопив большое богатство» («Ubi miles imperatoris effectus multa prelia contra Sarracenos in mari et Scitas in terra gessit, fortitudine clarus et divitiis auctus vehementer» – Adam. Lib. III. Cap. XIII). Адам также упоминает «слиток золота, привезенный Харальдом из Греции», вес которого был таков, «что его едва [могли] поднять на плечи двенадцать юношей» («Erat autem pondus auri, quod vix bisseni iuvenes cervice levarent» – Ibidem. Lib. III. Cap. LII. Schol. 83). О золоте Харальда сообщают три скальда XI в. – Тьодольв Арнорссон, Стув Слепой и Вальгард из Вёлла (см. подробнее ниже – мотив 9.1). Рассказы саг о богатстве Харальда в значительной степени основаны на традиции и вряд ли являются сильным преувеличением (см.: Джаксон 2000 г). В «Гнилой коже» и «Красивой коже» говорится о том, что Харальд отсылает Ярославу Мудрому ту часть приобретенного им богатства, которая не нужна ему для содержания войска; в «Круге земном» – «чтобы содержать себя»; в «Хульде» – «чтобы содержать себя и свое войско».
Традиционно отсылка денег Ярославу воспринималась и комментировалась в свете сватовства Харальда и отказа Ярослава на том основании, что он не может отдать дочь человеку, у которого нет средств для столь выдающегося брака. Ср.: «Совершая подвиги, создавая себе военную славу, Гаральд не забывал, по-видимому, слов князя Ярослава, указывавшего на то, что он недостаточно богат. К военной добыче он был очень неравнодушен» (Лященко 1922. С. 117).
Однако в этих действиях Харальда был другой, более глубокий смысл. Как показала Г. В. Глазырина, в соответствии с норвежскими законами, Харальду не стоило посылать богатства, добытые во время его византийской службы, к себе на родину. По статье 47 «Законов Гулатинга», человек, покидающий страну, мог назначить управляющего своим имуществом на срок в три года, и только по прошествии трех лет его имущество переходило к наследникам; в том же случае, если он уезжал в Византию, наследники вступали в свои права незамедлительно (Glazyrina 1991. P. 123–131). В таком случае помощь Ярослава, принимавшего, хранившего и возвратившего Харальду его имущество, можно считать неоценимой.
A. И. Лященко обратил внимание на то, что «обыкновенно Holmgard объясняют, как Новгород; но здесь следует видеть Киев» (Лященко 1922. С. 118, примеч. 1). Аналогично X. Бирнбаум утверждает, что Харальд посылал свои сокровища Ярославу в Киев, а не в Новгород, как сообщается в источниках. В этих известиях можно, по его мнению, не усматривать ошибки только в том случае, если Хольмгард здесь выступает просто в качестве наименования Руси (как Миклагард обозначает не только Константинополь, но и Византию в целом) (Birnbaum 1978. P. 17). Я склонна считать, что все попытки выяснения того, что следует понимать под Хольмгардом в той или иной описываемой сагами исторической ситуации, некорректны. Для авторов саг Хольмгард – вошедшее в традицию обозначение столицы Гардарики, и потому на ментальной карте средневекового скандинава столицей Руси всегда остается Новгород.
Мотив 6
Возвращение Харальда на Русь из Константинополя
Источники:
Ágrip (k. 38)
Msk (bls. 84–86)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 15)
HHHulda (k. 15)
6.1. Возвращение Харальда из Миклагарда
Большинство исследователей полагает, что Харальд находился на службе в Византии до осени 1042 г. (Лященко 1922. С. 128; Cross 1929. P. 181; Vasiliev 1937. P. 54; Рыдзевская 1940. С. 68; Рыдзевская 1978. С. 68; Свердлов 1989. С. 151, примеч. 39). Г. Г. Литаврин говорит об октябре 1042 г. (Литаврин 1967. С. 84). А. Стендер-Петерсен колеблется между 1042 и 1043 гг. (Stender-Petersen 1940. S. 19). В. Г. Васильевский и Сигфус Блёндаль принимают 1043 г. (Васильевский 1908. С. 303; Sigfús Blöndal 1939a. S. 7–8; Sigfús Blöndal 1941. S. 98; см. также: Бибиков 1990. С. 165 и примеч. 29).
B. Г. Васильевский, например, пишет следующее: «Несомненно известно только одно, что в 1044 году Гаральд воротился на север» (Васильевский 1908. С. 303). Ссылки на источник нет, но, скорее всего, он имеет в виду известие исландских анналов. Однако он допускает ошибку, поскольку в тех анналах, где это сообщение присутствует (IA. I, III, IV, VIII, IX), оно стоит под 1045 г., при том что во всех пяти случаях 1044 г. – пустой. Исходя из своего убеждения, что в 1044 г. Харальд появился в Скандинавии, исследователь заключает, что он покинул Византию еще в 1043 г. А. И. Лященко, напротив, находит в саге указание на 1042 г.: «По мнению В. Г. Васильевского, Гаральд ушел из Константинополя в 1043 г. Мне кажется, что его отъезд состоялся летом 1042 г., т. е. вскоре после свержения императора Михаила V, как это представляет и сага» (Лященко 1922. С. 128).
Следуя за хронологией Сигфуса Блёндаля (Sigfús Blöndal 1941), А. Стендер-Петерсен полагает, что второй раз Харальд был на Руси в 1043–1045 гг. (Stender-Petersen 1953a. S. 135), т. е. вскоре после неудачного похода Ярослава на Византию. То же – X. Бирнбаум (Birnbaum 1978. P. 9). Д. Оболенский считает, что в 1043 г., после смерти его патрона императора Михаила V в 1042 г., Харальд просил разрешения покинуть Константинополь и вернуться в Норвегию, но ему было отказано в этом, и он был вынужден бежать из Константинополя, естественно, на Русь, к недавнему врагу Византии Ярославу (Obolensky 1970. P. 163).
Харальд был помещен Зоей в тюрьму. Источники называют две причины: 1) он удержал у себя золото императора, 2) по словам мудрых людей, Зоя страстно желала замужества с Харальдом. Г. Сторму (Storm 1884. 371–372) арест Харальда при Константине Мономахе представляется крайне неправдоподобным, поскольку о нем ничего не говорит Кекавмен (по его сведениям, Харальд «при Мономахе захотел, отпросясь, уйти в свою страну», «но не получил позволения – выход перед ним оказался запертым»). У Сигфуса Блёндаля, разделяющего эту точку зрения, впрочем, не вызывает сомнений, что Харальд мог быть арестован в более раннее время, тем более что в сагах его арест предшествует ослеплению императора, каковым был предшественник Константина Михаил V (Sigfús Blöndal 1939a. S. 6–7).
Г. Г. Литаврин склонен считать, что с самого начала своего правления Константин Мономах «проявлял недоверие к русским и варягам, верно служившим ненавистным новому императору Пафлагонцам», а Харальд, кроме всего прочего, был в дружественных отношениях с Ярославом Мудрым, с которым «у Мономаха сразу же сложились натянутые отношения, завершившиеся открытым столкновением в 1043 г.». Не удивительно поэтому, что император выдвинул против Харальда обвинение в незаконном присвоении государственных средств (Литаврин 1972. С. 597, примеч. 1191).
В тюрьме Харальд оказался вместе с двумя своими спутниками, Халльдором Сноррасоном и Ульвом Оспакссоном. Слух о заключении Харальда в тюрьму разнесли по северным странам варяги, служившие в Константинополе: «Так здесь на севере рассказывали вэринги, те, что служили в Миклагарде» – «Svá hafa sagt Væringjar norðr hingat, þeir er verit hafa í Miklagarði á mála» (ÍF. XXVIII. 85). Стоит обратить внимание на полуфантастические истории Вильгельма Мальмсберийского (ок. 1125 г.) и Саксона Грамматика (к. XII – нач. XIII в.) о том, как Харальд был схвачен за соблазнение знатной женщины / убийство человека и брошен на растерзание льву / дракону (Wilh. Malmesb. II. 318; Saxo. Lib. XI. Cap. 3). При всей своей легендарности они отражают тот факт, что пленение Харальда в Византии не осталось неизвестным и что истории об этом событии распространялись не только в Скандинавии, но и в Западной Европе.
Рассказ саг о тайном бегстве Харальда из Константинополя подтверждает Кекавмен: «все же он тайно ушел…».
Романтическая история с влюбленностью Харальда в принцессу Марию и ревностью императрицы Зои напоминает Васильевскому «сюжет немецкой поэмы о короле Ротере», а также «Сагу о Тидреке Бернском». «Не наше дело разбирать, которое сказание имело влияние на образование, склад и развитие другого. Но, по-видимому, повесть о Гаральде в XII веке в своей любовно-романтической части рассказывалась несколько иначе. Вильгельм Мальмёсберийский (ум. 1141), смешивая Гаральда относительно прозвища, но верно называя его братом св. Олафа, пишет, что он в юности, находясь на службе византийского императора, обесчестил одну знатную женщину и за то, по приказанию императора, был брошен на съедение льву, но одними голыми руками задушил зверя… (Это повторяется и у других позднейших писателей). Теперь этого льва нет в Гаральдовой саге, но очень вероятно, что он в ней был, точно так же, как есть сцена с убиваемым львом в поэме о короле Ротере» (Васильевский 1908. С. 236, 237, 238).
Любопытно замечание В. Г. Васильевского относительно «девицы Марии», фигурирующей в этой истории: «Мария, конечно, упоминается в современной Гаральду византийской истории, но это была мать императора Михаила V, низверженного и ослепленного. Если ее похитил норвежский герой во время Константина IX (сага рассказывает о похищении вслед за ослеплением Мономаха), то нужно подивиться его выбору, потому что это была уж слишком пожилая женщина» (Васильевский 1908. С. 280).
{i} Сэвидарсунд (Sæviðarsund – Msk, Hulda; Sjaviðarsund – Hkr). – Как «Золотой Рог» прочитывают гидроним издатели и переводчики саг. Ср.: «По-видимому, это «Суд» русской летописи, т. е. конец Золотого Рога, перед слиянием его с Босфором. Между городом и предместием Галатой в случае необходимости протягивали железные цепи. Когда Олег в 907 г. подошел к Царьграду, то, по свидетельству нашей летописи, «Греци замкоша Суд, а город затвориша»» (Лященко 1922. С. 126, примеч. 1).
{ii} Свартахав (Svartahaf) – традиционное для древнескандинавской литературы обозначение Черного моря. А. И. Лященко тем не менее полагает, что, когда в саге говорится, что Харальд вошел в Свартахав, имеется в виду «Босфор, хотя Svartahaf обозначает Черное море» (Лященко 1922. С. 126, примеч. 3). Поправка очевидна с точки зрения географии, но основывается на ошибке перевода – здесь лишь указывается дальнейшее направление движения после пролива Золотой Рог: «oc for sva siþan inn i Svartahaf» – «и так поплыл затем в Свартахав». (Заметим в скобках, что Лященко знакомился с фрагментами древнеисландских текстов по их латинскому переводу в издании Antiquités russes d'apres les monuments historiques des Islandais et des anciens Scandinaves / C. C. Rafn. Copenhague, 1850–1852. T. 1–2; его переводы затем сличал с исландским оригиналом В. А. Брим; а в трактовке саги о Харальде, как он сам пишет (С. 110), он «основывается на главнейших данных и выводах В. Г. Васильевского»).
{iii} Аустррики (Austrríki – Msk, Fask, Hkr, Hulda) – «Восточное государство» (см. Этногеографический справочник). Удивляет, что этот топоним употреблен у Снорри Стурлусона. Но очевидно, что здесь – почти дословное заимствование из «Красивой кожи», которая, в свою очередь, вероятнее всего, позаимствовала это из «Гнилой кожи». В отличие от «больших компендиумов», «Обзор» не задерживает внимания на остановке Харальда на Руси, как при описании его пути вперед, так и обратного пути. Если вперед Харальд бежал «в Аустрвег и так до Миклагарда», то теперь он отправляется домой «из Гарда (т. е. Миклагарда. – Т. Д.) через Аустрвег».
{iv} Эллипалтар (Ellipaltar – Fask, Hkr, Hulda). В Msk вместо norðr í Ellipalta стоит norþr ifir hafit «на север за море». Комментируя этот топоним, Лященко (1922. С. 126, примеч. 4) отмечает: «Черное море, м. б. искаженное Hellespontus». Издатель «Круга земного» Бьярни Адальбьярнарсон (ÍF. XXVIII. 439), а также переводчик на английский язык Л. М. Холландер (Hollander 1964. P. 589, ch. 15, note 2) и издатели русского перевода (КЗ. С. 684) видят в гидрониме Ellipaltar обозначение устья Днепра. Однако Бьярни Адальбьярнарсон отмечает, что слово образовано из греч. ἔλη и лат. paludes, имеющих значение «болото». Об этом же писал А. Стендер-Петерсен (см.: Stender-Petersen 1953c. P. 214). В этой связи целесообразно вспомнить восходящее к античности название Азовского моря: Paludes Maeoticae, «Меотийские болота», или просто Paludes (форма мн. ч., как и в дисл. Ellipaltar). Вероятнее всего, скандинавский гидроним следует понимать как «Азовское море» (см.: Джаксон, Подосинов 2011).
Путь по Дону и Северскому Донцу на Днепр существовал и был реальностью уже в IX в. Как показывает анализ монетных кладов, «основными путями поступления куфических монет на Русь в IX в. были Дон и Северский Донец, выводившие к славянским поселениям в бассейне Оки и Днепра. В северные районы Руси серебро поступало по Днепру» (см.: Леонтьев 1986; ср.: Franklin, Shepard 1996. P. 26). Скандинавы, продвигавшиеся по Восточно-Европейской равнине в погоне за арабским серебром (см.: Noonan 1986), производили свои торговые сделки где-то к северу от степной зоны, однако не исключена вероятность того, что самые отважные из них проникали по Донцу и Дону вплоть до Азовского моря (Franklin, Shepard 1996. P. 30). Началом X в. датирует Дж. Шепард установление прямого рутинного пути между Киевом и Константинополем, более или менее регулярного морского сообщения и плавания из Киева в южном направлении по Днепру (Shepard 2010. P. 19–20). Как пишет Г. С. Лебедев, во второй половине X в. Днепровско-Волховский путь «становится важнейшей артерией раннефеодальной Руси» (Лебедев 1975. С. 37–43). В конце первой половины XI в., когда Харальд Сигурдарсон возвращался из Константинополя домой, Днепровский путь «из варяг в греки» переживал период расцвета, в то время как из Заволжья в причерноморские степи продвинулись половцы. «Нам неизвестны конкретные факты из жизни донецко-приазовских шарыкипчаков (половцев. – Т. Д.) в первые десятилетия их пребывания на новых кочевьях, которые они заняли, видимо, в 20-х годах XI в. Как правило, об этом темном периоде становления и формирования кочевого общества письменные источники сопредельных стран не говорят ничего: современников не волновали события, происходившие внутри степных формирований. Первые упоминания появляются, естественно, тогда, когда сложившееся объединение начинает искать выхода накопленной энергии. Обычно этот выход заключается в нападении на ближайшего соседа. Для половцев таким соседом стала Русь. В 1060 г. половцы сделали первую попытку пограбить богатые русские земли» (Плетнева 1990. С. 41; в ПВЛ это 6569 (1061) г. – см.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 163; Т. II. Стб. 152). И, скорее всего, Харальд должен был избрать Днепровский путь; этим путем скандинавы пользовались и в более позднее время («Документом этих путешествий варягов в Византию по Пути из варяг в греки остался рунический камень (единственный на территории Древней Руси собственно надгробный памятник такого рода), найденный в одном из курганов на острове Березань, в устье Днепра» – Лебедев 1985. С. 235), но источниковый материал, с которым мы имеем дело, – это саги, записанные через два века после тех событий, о которых они повествуют, не содержащие точного фактического материала, но нередко несущие в себе очень важную косвенную информацию, следы устной традиции, историческую память. Поэтому появление Азовского моря на пути Харальда из Византии на Русь следует рассматривать не как историческое свидетельство именно этого конкретного плавания, предпринятого в это конкретное время, а как отражение знакомства скандинавов с данным маршрутом.
6.2. «Висы радости» конунга Харальда
В своем издании скальдической поэзии Финнур Йоунссон приводит девятнадцать «отдельных строф» (lausavísur), авторство которых принадлежит норвежскому конунгу Харальду Сигурдарсону (Skj AI. 356–361). Строфы с 3-ей по 7-ю Финнур Йоунссон объединяет общим названием «Gamanvísur» («Висы радости», или «Забавные висы», как переводит М. И. Стеблин-Каменский) и датирует их ок. 1040 г. (Skj AI. 357–358). Эти пять строф, вместе с еще одной, приписываемой Финнуром Йоунссоном (на основании ее атрибуции в «Младшей Эдде» – в высшей степени сомнительной, по мнению К. Э. Гаде – Gade 2009b. P. 35) знаменитому исландцу Ньялю Торгейрссону, герою одноименной саги (Skj AI. 139), упоминаются и цитируются в разном объеме в «Гнилой коже» и «Хульде» (по шесть строф), в «Красивой коже» и в «Круге земном» (по одной). Если исходить из датировки событий по саге о конунге Харальде, то их создание следует отнести к 1043–1044 гг., что и делает К. Э. Гаде в новейшем издании скальдической поэзии, где все шесть строф публикуются ею как составляющие «Gamanvísur» конунга Харальда (Gade 2009b. P. 35–41), наряду с четырнадцатью «отдельными строфами» (Ibidem. P. 42–56). Вместе с тем, совпадение вторых хельмингов в строфах 2 и 3, равно как и принадлежность второго хельминга строфы 4 другому скальду (см. ниже комм. {iii}) вынуждают исследователей сомневаться в аутентичности некоторых из «Gamanvísur» (Fidjestel 1982. S. 60; Gade 2009b. P. 35).
Каждая строфа «Gamanvísur» (за одним исключением) «заканчивается одним и тем же двустишием («фьордунгом»): þó lætr Gerðr í Gǫrðum / gollhrings við mér skolla «Однако Герд золотого запястья (= женщина; имеется в виду Эллисив – Елизавета Ярославна, ставшая затем женой Харальда) / из Гардов (= Руси) отвергает меня». В отличие от балладного рефрена и подобно скальдическому стеву, этот повторяющийся фьордунг формально ничем не отличается от остальной части строфы и, как и она, воспроизводит метрическую схему и все каноны классического дротткветта» (Гуревич, Матюшина 2000. С. 364–365). М. И. Стеблин-Каменский высказал предположение, что «никакой смысловой связи между тем, что говорится в висах, и припевом к ним нет, а сам этот припев – общее место, вряд ли имеющее биографический смысл» (Стеблин-Каменский 1984. С. 218). М. Ульсен усмотрел в этом рефрене ассоциацию с «Речами Скирнира» («Skírnismál»): по его мнению, Харальд, адресуя свои стихи Елизавете Ярославне, думал также и о другой Герд – í Gymis gǫrðum «в доме Гюмира» – и играл роль тоскующего Фрейра (см.: Поездка Скирнира // Старшая Эдда. С. 41–45). Исследователь также отметил высокое качество стихов Харальда и подчеркнул, что прием введения в каждую строфу двустрочного припева изобретен именно им (Olsen 1953. S. 9). Впрочем, Г. Тёрвиль-Питре отказывает поэтическим творениям конунга Харальда в совершенстве (Turville-Petre 1968. P. 19).
«Gamanvísur» Харальда включаются в текст не для подтверждения слов саги, а, безусловно, для ее украшения. Интересен в этой связи тот факт, что авторы «Красивой кожи» и «Круга земного», которые свели до минимума процент «украшательских» стихотворных вставок, хотя и не отказываются совсем от цитирования строф Харальда, но приводят их в минимальном объеме.
{i} Эта строфа, рассказывающая о сицилийском походе, используется, кроме «Гнилой кожи» и «Хульды», также в «Красивой коже» и «Круге земном».
{ii} Именно эту полустрофу (хельминг) Финнур Йоунссон приписал Ньялю, сыну Торгейра.
{iii} Второй хельминг этой строфы (где скальд хвалится своим умением ходить на лыжах, метать копье, грести, а также ценить игру на арфе и поэзию) дословно совпадает со вторым хельмингом отдельной строфы оркнейского ярла и скальда Рёгнвальда Кали Кольссона (ум. в 1158 г.), сохранившейся наряду с еще тремя десятками его строф в «Саге об Оркнейцах» (см.: Jesch 2009. P. 576–577).
{iv} Первые три строки этой строфы обнаружены на рунической палочке, найденной в Бергене (Run B88VI, ок. 1335 г.).
Мотив 7
Харальд получает в свое владение добытое в Византии богатство
Источники:
Msk (bls. 86–87)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 16)
HHHulda (k. 16)
Во всех сводах говорится, что Харальд взял все то золото и всякого рода драгоценности, которые он посылал Ярославу из Миклагарда, i sitt valld (Msk) / til sín (Fask) / í sína varðveizlu (Hkr, Hulda), т. е. «в свое распоряжение». Снорри подчеркивает, что «это было такое большое богатство, что ни один человек в северных странах не видел такого во владении одного человека». Речь об источнике богатств Харальда шла во всех сагах выше (см. мотив 5), но в этом месте в «Круге земном» и (дословно) в «Хульде» появляется еще одно объяснение, породившее противоречивые толкования и затяжную дискуссию. Снорри рассказывает, как Харальд, находясь на службе в Миклагарде, трижды принимал участие в pólútasvarf. Снорри понял первую часть слова как лат. palatia «императорский дворец», а вторую как svarf – исландское существительное от глагола sverfa «идти колонной, шеренгой». Он сообщил, что, согласно законам, когда умирал византийский император, варяги имели право пройти по его дворцу, предаваясь неограниченным грабежам.
Рассмотрим последовательно несколько точек зрения.
В. Г. Васильевский (1908. С. 283) считает, что после ослепления Михаила Калафата, в котором Харальд должен был участвовать, он мог оказаться «среди возмутившейся толпы, штурмовавшей дворец; мы должны предполагать, что именно тогда он учинил то, что сага (вероятно, вслед за скальдами) называет polotaswarf – грабежом (царских) палат, и наполнил руки византийским золотом». В другом месте Васильевский уточняет, что «императорский дворец византийского владыки именуется polotur (множеств.), то есть, палатами (от palatium, Pfalz)» (Там же. С. 239).
По мнению А. И. Лященко, «автор саги в оправдание грабежей своего героя приводит невероятное объяснение о праве варягов брать, что попадет под руку, при перемене правителя Византии. Конечно, это не могло быть правом. Но вполне допустимы были грабежи при столь частых в Византии дворцовых революциях. Действительно, Гаральд пережил три смены правителей в Константинополе: Романа III (1034 г.), Михаила IV (1041 г.) и Михаила V (1042 г.)» (Лященко 1922. С. 127, примеч. 2).
Сигфус Блёндаль (Sigfús Blöndal 1939a. P. 8) отметил, что такого рода ограбление императорского дворца, а тем более его казны, по случаю смерти императора было в принципе невозможно в столь высоко цивилизованном обществе, каковым являлась Восточно-Римская империя. Если бы что-либо подобное происходило, только бы вполне определенное количество комнат, с вполне конкретными предметами в них, было бы открыто для дружинников императора. Однако ни в одном византийском источнике мы не находим и намека на подобный обычай. И все же, по мнению исследователя, «хоть небольшое ядро истины» в этом известии Снорри есть. Исходя из того, что «в среде варягов был значительный русский элемент», он объяснил термин pólútasvarf при помощи русских слов палата и сбор (Ibidem. P. 9). Впрочем, при таком понимании термина трактовка стоящих за ним реальных событий не сильно отличается от той, которую дал Снорри Стурлусон. Сигфус Блёндаль предложил и еще одно толкование слова pólútasvarf от русских слов получать и сбор (в значении «налог, пошлина»). Он полагал, что варяги, с одной стороны, могли использоваться для сбора податей в тех местностях, где регулярные сборщики дани не могли справиться без военной поддержки, а с другой, – наемники, будучи на длительное время расквартированы в какой-нибудь византийской провинции, должны были получать с местного населения специальный налог (Ibidem. P. 10–12; см. также: Sigfús Blöndal 1941).
А. Стендер-Петерсен (Stender-Petersen 1940 = Stender-Petersen 1953b) утверждает, что Снорри ошибался, говоря о трех «обходах палат» Харальдом во время его пребывания в Византии. В действительности этот термин относится к сбору Харальдом даней по поручению Ярослава Мудрого во время его пребывания на Руси. Само слово pólútasvarf по Стендер-Петерсену, – тавтологично, содержит перевод самого себя, оба его корня, первый – русский (полюдье), второй – скандинавский (svarf), означают «поворот, оборот, круговое движение», возможно, с какими-то особыми оттенками значения. Реконструируя источник соответствующего места у Снорри, Стендер-Петерсен доводит изложение гл. 16 до слов «пока он был», заменяет «в Миклагарде» на «в Гардарики», опускает конец гл. 16 и переходит к началу гл. 17: «Той зимой выдал конунг Ярицлейв…». Для подтверждения своей точки зрения Стендер-Петерсен прибегает к сопоставлению с фрагментом из девятой главы трактата Константина Багрянородного «Об управлении империей» (сер. X в.), где повествуется, среди прочего, о том, что с наступлением ноября месяца архонты (князья) росов «выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия (ϵἰϛ τά πολύδια), что именуется «кружением»» (DAI. С. 50, 51), поскольку здесь русское слово полюдье имеет греческое пояснение γύρα «кружение».
На первый взгляд, кажется заманчивым согласиться со Стендер-Петерсеном, что Снорри якобы использовал уже имевшееся в «специальном варяжском языке» (le langage spécialement varègue) слово, также состоящее из дрр. полюдье и из пояснения к нему. Очевидной, однако, становится неправомерность проведенного исследователем сопоставления: ведь если византийский император, использовав незнакомое ему, и тем более юному наследнику престола, древнерусское слово, вынужден был тут же его объяснить, то в «варяжской среде (le milieu varègue) XI–XII вв.», которая существовала «на пути из Византии в Киев и из Киева в скандинавские страны», была знакома с местными реалиями и постепенно формировала «смешанный варяжский язык» (la langue mixte de varègue), подобных пояснений к словам не требовалось. Бенедикт Бенедикс при переработке книги Сигфуса Блёндаля указал на недостаточную убедительность приводимой Стендер-Петерсоном параллели, долженствующей доказать вероятность наличия двусоставных двуязычных слов в «варяжском языке», – слова tapar-öx (tapor-œx англо-саксонских источников, и в том числе «Англо-Саксонской хроники», tapar-öx древнеисландских саг – обозначение небольшого топорика, состоящее из древнерусского и германского корней со сходным значением «топор»), – поскольку, по его мнению, новообразованный композит более не означал просто «топор», а служил обозначением специального небольшого топора русского происхождения, почему русский корень и сохранился в его названии (см.: Sigfús Blöndal 1978. P. 84).
Однозначно поддержал точку зрения Стендер-Петерсена лишь Дж. Шепард (Shepard 1973), заключивший на основании этого, что Харальд участвовал в полюдье во время своего первого пребывания на Руси, и датировал это пребывание 1031–1034 гг. (см. мотив 2.1). Бенедикт Бенедикс, однако, убедительно показал, сколь это маловероятно (см.: Sigfús Blöndal 1978. P. 84–85).
Ф. Дёльгер в рецензии на статью Сигфуса Блёндаля отдал предпочтение мнению этого исследователя (Dölger 1941). П. Лемерль назвал гипотезу Стендер-Петерсена «весьма остроумной, хотя и не доказанной по всем пунктам» (Lemerle 1960). X. Бирнбаум посчитал аргументацию Стендер-Петерсена весьма противоречивой (Birnbaum 1978. P. 18). Г. Г. Литаврин также более согласен с Сигфусом Блёндалем, чем со Стендер-Петерсеном, «так как те же саги сообщают, что Гаральд отсылал свои богатства из Византии на сохранение Ярославу Мудрому, был обвинен в присвоении казенных денег и добычи и даже подвергся аресту» (Литаврин 1972. С. 596; см. также: Литаврин 1967. С. 83–84).
Возможности для присвоения государственных средств и личного обогащения у Харальда несомненно были, если он, согласно теории Сигфуса Блёндаля, привлекался для сбора налогов. В. Т. Пашуто подчеркнул, что «варяжский корпус использовался для сбора дани и полюдья и на Руси… и в Византии (Гаральд Сигурдарсон, будущий зять Ярослава, не раз участвовал в pólútasvarf); при участии в сборе дани варяги получали одну треть – это русская традиция; впрочем, одну треть добычи получал корпус руссов в Византии во время похода Василия II на Болгарию, одна треть шла императору, другая – греческому войску» (Пашуто 1968. С. 25).
Я склонна согласиться с В. Г. Васильевским, что Харальд, вероятно, был причастен к ослеплению Михаила Калафата (два исландских скальда XI в., Тьодольв Арнорссон и Торарин Скеггьясон, говорят об ослеплении Харальдом византийского императора – Skj BI. 340, 368) и вполне мог, среди возмутившейся толпы, наполнить руки византийским золотом, равно как и с А. И. Лященко, что грабеж такого рода не мог быть правом варяжской дружины. Мне представляется, что традиция сохранила рассказ об участии Харальда в разграблении императорского дворца (ер. красочное описание переворота 21 апреля 1042 г. в «Хронографии» Михаила Пселла), а Снорри Стурлусон подал этот материал в благоприятном для норвежского конунга свете, создав при этом соответствующий рассказу об ограблении палат (pólútir) византийского императора термин pólútasvarf «обход палат». Весьма существенно, что Снорри знал о трех сменах императоров, произошедших за то время, которое Харальд провел в Константинополе.
Мотив 8
Брак Харальда Сигурдарсона и Елизаветы Ярославны
Источники:
Msk (bls. 87)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 17)
HHHulda (k. 16)
В целом ряде королевских саг записи начала XIII в. (в «Гнилой коже», «Красивой коже», «Круге земном», «Саге о Кнютлингах»), а также (без упоминания имени невесты) в «Деяниях архиепископов Гамбургской церкви» Адама Бременского (ок. 1070 г.) содержатся сведения о браке Елизаветы и Харальда Сурового Правителя.
Во всех сводах сообщается, что в ту зиму, когда Харальд вернулся из Византии (о дате его возвращения см. мотив 6.1), «Ярицлейв отдал Харальду в жены свою дочь» («Jarizleifr gipti dóttur sína Haraldi»). Эти слова саги подтверждаются ссылкой на 4-ю строфу «Драпы Стува» (ок. 1067 г.) исландского скальда Стува Слепого: «Воинственный конунг Эгда взял себе ту жену, какую он хотел. Ему выпало много золота и дочь конунга».
Стув, сын Торда Кота, или Стув Слепой, – исландский скальд XI в. (родился ок. 1025 г.), правнук скальда Глума Гейрасона, находившийся в родстве и с другими знаменитыми скальдами. Из «Пряди о Стуве» и «Перечня скальдов» (сочиненного в конце XII – начале XIII в.) известно, что он был дружинником конунга Харальда Сигурдарсона (см.: Гуревич, Матюшина 2000. С. 245–246). Согласно пространной версии «Пряди о Стуве», скальд создал песнь в честь конунга Харальда под названием «Драпа Стува» и произнес ее, когда посетил конунга в Тронхейме. Однако, по краткой версии, «Драпой Стува» именовалась поминальная песнь, которая, вероятно, была сочинена ок. 1067 г. К. Э. Гаде принимает версию краткой редакции пряди на том основании, что ни одна из восьми сохранившихся строф не содержит обращения к Харальду в настоящем времени, а в 8-й строфе к тому же рассказывается о битве Харальда при Стэмфорд Бридже (Gade 2009d. P. 350). В интересующем нас фрагменте представлена 4-я строфа «Драпы Стува» (Skj AI. 405; Gade 2009d. P. 354), сохранившаяся в «Гнилой коже», «Красивой коже», «Круге земном» и «Хульде». Ни имени конунга, ни имени его молодой жены, ни «восточных» топонимов в висе нет, но не вызывает сомнений, что речь идет именно о Харальде. О золоте, которое «выпало» Харальду, рассказывают и другие скальды, например, Тьодольв Арнорссон (см. мотив 10) и Вальгард из Вёлла (см. мотив 9.1). Ср. также схолию к тексту Адама Бременского: «Харольд, вернувшись из Греции, взял в жены дочь короля Руции Герцлефа» («Haroldus a Grecia regressus filiam regis Ruziae Gerzlef uxorem accepit» – Adam. Lib. III. Cap. XIII. Schol. 62).
H. M. Карамзин (1842. Примеч. 41 к т. II, гл. II) без аргументации датирует этот брак 1045 г.; X. Кут (Koht 1926b. 510) – ок. 1045 г.; X. Бирнбаум считает, что Харальд женился на Елизавете «в 1044 г. или около того» (Birnbaum 1978. P. 9). О 1044 г. говорят С. Франклин и Дж. Шепард (Franklin, Shepard, 1996. P. 202). А. В. Назаренко осторожно датирует этот брак «ок. 1042–1044 гг.» (Назаренко 1999. С. 348). М. Хелльман ошибочно утверждает, что, женившись в 1044 г. на Елизавете, Харальд тут же пришел к власти в Норвегии (Hellmann 1962. S. 21). Эту ошибку отмечает X. Бирнбаум, справедливо подчеркивающий, что утверждение Хелльмана находится в противоречии с данными источников. Однако он обращает при этом внимание на то, что Магнус Добрый умер только в 1047 г., после чего Харальд смог стать конунгом. Исследователь упускает из виду тот факт, что Харальд был правителем Норвегии уже с 1046 г., когда Магнус поделил с ним страну. Сопоставление известий саг с данными исландских анналов все же заставляет думать, что брачный союз был заключен зимой 1044/45 г.
Брак Харальда Сигурдарсона и Елизаветы Ярославны упрочил русско-норвежские связи, имевшие дружественный характер во времена Олава Харальдссона – во всяком случае с 1022 г., т. е. со смерти Олава Шётконунга, тестя Ярослава, и прихода к власти в Швеции Энунда-Якоба, вступившего вскоре в союз с Олавом Харальдссоном против Кнута Могучего (см.: Мельникова 1997) – и во времена Магнуса Доброго (1035–1047 гг.), возведенного на норвежский престол не без участия Ярослава Мудрого (см.: Мельникова 19886; ср. выше: Главу 7).
Мотив 9
Отъезд Харальда из Гардарики
Источники:
Ágrip (k. 38)
Msk (bls. 87–88)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 17)
HHHulda (k. 17, 42)
9.1. Отъезд Харальда из Гардарики
В «Обзоре» лаконично сообщается, что Харальд отправился «из Гарда (т. е. Миклагарда. – Т. Д.) через Аустрвег (т. е. через Русь. – Т. Д.) на торговом корабле, сильно нагруженном добром и драгоценностями, и пристал [к берегу] в Данмарке». Почему его корабль «сильно нагружен добром и драгоценностями», не сообщается. Последнее утверждение относительно Дании находится в противоречии с данными большей части источников, и среди них висы Вальгарда из Вёлла, согласно которым Харальд приплыл из Руси в Сигтуну.
Весной, сообщают саги со ссылкой на скальда Вальгарда («Ты спустил [на воду] корабль с красивейшим грузом; тебе на долю выпала честь; ты вывез, действительно, золото с востока из Гардов, Харальд»), Харальд отправился из Хольмгарда через Альдейгьюборг в Швецию. В исландских анналах читаем: «1045. Харальд [Сигурдарсон] прибыл в Швецию» (IA. I – 17, III – 58, IV – 108, VIII – 317). А. И. Лященко тем не менее полагает, что Харальд «прожил в Киеве» «зиму 10421043 гг.», «а летом 1043 г. был уже в Норвегии». Он также подчеркивает, что «одна из редакций саги (а именно «Красивая кожа». – Т. Д.) сообщает, что в Швецию он привел три корабля». Этот же исследователь убежден, что «Былина о Соловье Будимировиче» «отражает исторический факт пребывания на Руси Гаральда, впоследствии короля Норвегии и мужа Елизаветы, дочери Ярослава» (Лященко 1922. С. 128, 135).
Вальгард из Вёлла – исландский скальд XI в., о котором мы ничего не знаем. Предположения о его роде делаются на основании его прозвища (Gade 2009c. P. 300), а «Перечень скальдов» помещает его среди скальдов Харальда Сигурдарсона. Название и время создания его поэмы о Харальде не известны; ее одиннадцать строф и хельмингов повествуют о подвигах Харальда в Византии, возвращении из Руси в Скандинавию, грабежах в Дании вместе со Свейном Ульвссоном и о приезде в Норвегию. 5-я строфа этой поэмы (Skj AI. 391; Gade 2009c. P. 304) сохранилась в «Гнилой коже», «Красивой коже», «Круге земном» и «Хульде». Вновь, как и у скальда Арнора (см. Главу 7), в висе отсутствует упоминание Ладоги, в то время как в сопутствующем прозаическом тексте в «Круге земном» и «Хульде» речь идет о пути из Хольмгарда в Скандинавию через Альдейгьюборг. Е. А. Рыдзевская отметила, что Ладога появляется здесь «с таким же значением, как и в рассказе о Магнусе, сыне Олафа» (Рыдзевская 1945. С. 63).
Сообщения трех скальдов-современников конунга Харальда (Тьодольва Арнорссона: «Тяжелый корабль Харальда шел с большим грузом золота»; Стува Слепого: «Он взял много золота…»; Вальгарда из Веллы: «…ты вывез, действительно, золото с востока из Гардов, Харальд») недвусмысленно указывают на то, что золото, которое Харальд привез в Норвегию, он вывез именно из Гардов (с Руси). Ничто, впрочем, в этих известиях не указывает на то, что Харальд обогатился во время своего пребывания на Руси; скорее, скальды воспринимали Русь как промежуточное звено на пути Харальда (или его золота) из Византии в Скандинавию (ср. выше комментарий к мотиву 7).
Рассказ «Гнилой кожи» выдержан в том же ключе, что и начальные главы, посвященные Магнусу (см. выше Главу 7). Ярослав и Ингигерд, отпуская от себя Харальда, призывают его удержаться от схватки с конунгом Магнусом, возведенным на престол не без их помощи.
Ни один из сводов, говорящих об отъезде Харальда с Руси, не называет при этом его молодую жену Елизавету Ярославну. Впрочем, Финнур Йоунссон полагал, что под «красивейшим грузом» скальд Вальгард несомненно имел в виду Эллисив (Finnur Jónsson 1901. S. 213).
9.2. Возвращение в Норвегию Халльдора Сноррасона
Упоминание Гардарики в «Хульде» связано с именем Халльдора Сноррасона, исландца, побывавшего с Харальдом в Византии и на Руси (см. мотив 6.1). Именно он принес рассказ о походах Харальда в Норвегию и Исландию (см. Введение к настоящей Главе).
{i} и когда он пришел в город, он велел созвать Эйратинг (HHHulda, k. 42). – Под «городом» здесь явно понимается Тронхейм. Вот параллель из «Саги о Сверрире» (гл. 16): «После этого конунг возвращается назад в Трандхейм. Когда он подплывал к городу, горожане приняли его как подобает принимать конунга, в городе стали звонить во все колокола и навстречу ему вышло торжественное шествие. Затем конунг велел созвать Эйратинг и позвал на этот тинг по двенадцати человек от каждого из восьми фюльков, расположенных к востоку от мыса Агданес. Когда они собрались, Сверрир был провозглашен конунгом на тинге этих восьми фюльков, и в подтверждение присутствующие потрясли оружием и в согласии с древними законами поклялись, что страна его и они его подданные» (С. 20).
Мотив 10
О новых родственных связях Харальда, приобретенных им через брак с Елизаветой
Источники:
Msk (bls. 88)
Fask (k. 51)
HHHkr (k. 18)
HHHulda (k. 17)
Брак Харальда и Елизаветы Ярославны привел к временному альянсу между Харальдом и могущественным ярлом Свейном Ульвссоном, будущим датским королем, более известным по своему материнскому роду как Свен Эстридсен (10471075/76). Своды королевских саг и «Сага о Кнютлингах» подчеркивают, что этот союз основывался не только на обоюдных претензиях Харальда и Свейна на подвластные Магнусу Доброму земли – Норвегию и Данию, – но и на установившихся через брак Харальда и Елизаветы родственных связях (замечу – очень дальних в представлении современного человека: Свейн был двоюродным дядей жены Харальда, да и то с известными оговорками, поскольку мать Свейна, Астрид, и дед Елизаветы, Олав Шётконунг, имели разных отцов, т. е. были не родными, а лишь единоутробными братом и сестрой – см. схему 8).
Схема 8.
Родственные связи Харальда Сигурдарсона и ярла Свейна
Если с нашей сегодняшней точки зрения эти родственные связи оказываются очень дальними, то для средневековых скандинавов практически не важна была степень родства. Различалось лишь родство по крови (frændi, мн. ч. frændr, «родственник по крови, принадлежащий к роду» – IED. P. 176) и родство посредством брака (mágr, мн. ч. mágar, «близкий родич через замужество»: «mágar referred only to the nearest categories of affines [apart from wife], namely the father-in-law, the son-in-law, and the brother-in-law»; sifjungr, мн. ч. sifjungar «родич через замужество» – Ibidem. P. 415, 526; Hastrup 1986. P. 90).
Брак в средние века служил средством объединения двух семей – причиной перемещения капиталов и собственности (в качестве приданого), основой для взаимовыручки и взаимной помощи членов этих семейств, базой для увеличения политической значимости данных семей и основой для создания политических альянсов (Love and Marriage 1981; Brooke 1989; Sheehan 1996; Family 2000). Как показывают исследования, брачные связи в средневековой Скандинавии постепенно становились более важными, нежели кровные связи (Jón Viðar Sigurðsson 1989. Bls. 108 ff.; cp.: Meulengracht Serensen 1977. S. 40), поскольку они могли использоваться для укрепления альянсов, возникавших в силу определенных политических интересов (Bagge 1991. P. 119; Sawyer 1996. P. 169–170). Если структурировать это соотношение, то можно сказать, что вертикальная, генеалогическая, модель родства была менее значимой, чем горизонтальная, побочная, вторичная модель (Hastrup 1985. P. 70–104).
Весьма выразительный пример из «Саги об исландцах», хорошо иллюстрирующий отношение средневековых исландцев к cBoficTBý, приводит в своей монографии Гудрун Нордаль (Gudrun Nordal 1998. P. 129). Это – знаменитая ироничная ремарка одного из известнейших исландцев своего времени, Снорри Стурлусона, после того как он отдал трех своих дочерей в три самых могущественных семейства Исландии: «[Снорри слышит, как его люди обсуждают различных хёвдингов.] Люди сказали, что нет хёвдинга, равного Сноррн, и что никакой другой хёвдинг не может соперничать с ним по причине его свойствá (mægð). Снорри согласился, что его свояки (mágar) были не последними людьми» («Sögðu menn, at þá var engi höfðingi slíkr sem Snorri ok þá mátti engi höfðingi keppa við hann fyrir sakir mægða þeira, er hann átti. Snorri sannaði þat, at mágar hans væri eigi smámenni» – Sturlunga. B. I. Bls. 319).
Материал саг демонстрирует, что объединение семей посредством брака подразумевало, как правило, вступление мужчин – представителей этих семей – в некий военный союз. Во всяком случае первыми среди соратников, если их перечисляют, очень часто оказываются свойственники (mágar). Создается впечатление, что в той ситуации, когда автору саги нужно было назвать поименно участников военного похода или перечислить сторонников одной партии, а точной информацией он не располагал, он называл с уверенностью mágar (зятьев, тестей, шуринов), – а, значит, таковы были неписаные условия или законы этого союза, – далее же он добавлял, что там были «многие другие их друзья», «многие другие хёвдинги», «многие другие могущественные мужи» (подробнее см.: Джаксон 2001 г; Джаксон 20036; Джаксон 2004).
Приведенная Снорри в «Круге земном» и в «Хульде» строфа скальда Тьодольва Арнорссона (см. о нем выше в мотиве 2.3) из поэмы «Sexstefja» («Драпа с шестью стевами»), созданной еще при жизни Харальда Сигурдарсона ок. 1065 г. (8-я строфа – Skj AI. 370–371; 9-я строфа – Whaley 2009b. P. 121–122), оказывается весьма важной в контексте рассматриваемой здесь информации. Слова скальда о том, что «все свей» «служили» конунгу Харальду «с тех пор», как он вернулся из Гардов, позволяют думать, что описанное выше отношение к брачным связям и вытекающим из них политическим альянсам сложилось в Скандинавии не в первой трети XIII в., когда создавались своды королевских саг, а уже во времена Харальда Сигурдарсона, т. е. в середине XI в. Подтверждая слова саги, что «стали тогда и все свеи друзьями Харальда», виса также сообщает о том золоте, которое вез с собой Харальд (о чем речь шла выше в тексте саги – ср. мотивы 8 и 9.1). В висе говорится о буре, которую Харальду пришлось преодолеть по пути с востока на родину. Сага оставляет этот факт без внимания, поскольку описания природы сагам в целом не свойственны.
В «Гнилой коже» рассказывается, как Харальд, хотя и не отказывает Свейну в дружбе, все же хочет (видимо, памятуя просьбу Ярослава и Ингигерд – см. выше мотив 9.1) встретиться со своим кровным родичем Магнусом, раньше чем проявить вражду по отношению к нему и вступить в союз, основанный на брачных связях. В более поздних сводах этого развития сюжета нет – здесь же он весьма уместен, поскольку отвечает духу этого свода саг.
Мотив 11
О женах и детях Харальда
Источники:
Msk (bls. 266, 271, 282)
Fask (k. 63, 72)
HHHkr (k. 33, 82, 83, 98)
HHHulda (k. 49, 114, 115, 123)
11.1. Елизавета Ярославна и Тора Торбергсдоттир
В публикуемых фрагментах «Круга земного» и «Хульды» имеется сообщение о том, что через год после смерти Магнуса Доброго (т. е. в 1048 г.) Харальд взял в жены (fékk) Тору, дочь Торберга Арнасона. Их сыновьями были Магнус и Олав, будущие конунги Магнус Харальдссон (1066–1069) и Олав Тихий (1066–1093). При этом здесь же называются неизвестные по русским источникам две дочери Харальда и Елизаветы – Мария и Ингигерд. Кое-кто из исследователей принимает это сообщение саги буквально (например, Лященко 1922. С. 129: «Женившись вторично, он имел двух сыновей…»), кто-то сомневается в возможности второго брака при живой жене (М. И. Стеблин-Каменский: «Тора, племянница Кальва сына Арни, была, по-видимому, наложницей Харальда, а не его женой. Эллисив, его жена, была жива в то время» – КЗ. С. 655, примеч. 45).
Ни один источник, рассказывая об отъезде Харальда с Руси, не говорит о том, что Елизавета была вместе с ним в этом путешествии. Правда, к такому выводу можно прийти на основании отсутствия в сагах указаний на то, что две их дочери, Мария и Ингигерд, были близнецами, – в противном случае у Харальда и Елизаветы, проведших вместе, согласно сагам, одну весну между свадьбой и отплытием Харальда, могла бы быть лишь одна дочь. Подтверждается это и последующим известием саг, что по прошествии многих лет, покидая Норвегию, Харальд взял с собой Елизавету, Марию и Ингигерд (см. мотивы 11.2 и 11.3).
Незамеченным в историографии осталось мнение Н. М. Карамзина относительно судьбы Елизаветы: он считал, что вскоре после свадьбы Елизавета умерла, «оставив двух дочерей, Ингигерду и Марию», первая из которых «вышла за Филиппа, короля Шведского» (Карамзин 1842. Примеч. 41 к т. II, гл. II). Г. Сторм, впрочем, задается вопросом, не была ли ранняя смерть Эллисив причиной второго брака Харальда (Storm 1893b). Как можно видеть, это мнение противоречит данным саг (по сагам к тому же, Ингигерд была выдана замуж за Олава Свейнссона, конунга данов).
По мнению Г. В. Глазыриной, «союз с Русью не дал ожидаемых результатов, поэтому Харальд после отъезда из Руси около 1044 г. переориентируется и начинает опираться в своей борьбе на поддержку сил внутри Норвегии, свидетельством чего является установление родственных связей с норвежской знатью» (Глазырина 1988. С. 16). Аналогично и С. Багге полагает, что «Харальд Суровый, вернувшись из-за границы и, вероятно, ощущая отсутствие сильной родни – и родственников по женской линии? – делает весьма необычный шаг и женится на Торе, дочери норвежского магната Торберга Арнасона» (Bagge 1991. P. 134). Оба эти тезиса требуют, на мой взгляд, дополнительного рассмотрения и уточнения.
Самый ранний источник, называющий Тору женой Харальда, – «Гнилая кожа». В главе «О конунге Харальде» (Msk. 169–170) рассказывается о его взаимоотношениях с исландцами: как он помог им во время голода, как послал им колокол. Там же говорится, что исландца Ульва Оспакссона он назначил окольничим и дал ему в жены Йорунн Торбергсдоттир. Сам же он женился (hafde gerth brudkaup) на Торе Торбергсдоттир, сестре Йорунн (То же в Fask. 262: hafði gört brullaup; в Hkr III. 120 – «Харальд дал Ульву в жены Йорунн, сестру Торы, на которой был женат Харальд (er Haraldr átti)»). И еще здесь отмечается, что в дни Харальда Арнмёдлинги были самым знатным родом в Норвегии, поскольку были через брак в родстве с конунгом (fyrir sakir mægda uid konung). (В редакции B «Красивой кожи» есть родословная Арнмёдлингов: в ней говорится, что «конунг Харальд Сигурдарсон имел женой Тору (átti Þóru)» – Fask. 371).
Итак, если доверять единственным доступным нам по этому вопросу источникам, то получается, что Харальд взял в жены Тору в то время, когда он уже больше двух лет был правителем Норвегии (при этом год – единовластным) и когда он был женат на Елизавете Ярославне. Ошибочным в этой связи представляется мне утверждение, что второй брак Харальда был вызван тем, что брак Харальда и Елизаветы «не дал ожидаемых результатов». Напротив, помощь Ярослава Мудрого, сохранившего богатства Харальда, предоставившего ему временное убежище и снарядившего его в путь на родину, равно как и возможность (по причине приобретенного путем этого брака родства) политического альянса между Харальдом и противником конунга Магнуса, ярлом Свейном, привели к союзу конунгов Магнуса (сына Олава Святого) и Харальда (единоутробного брата Олава Святого) и к разделу между ними власти над Норвегией. По формулировке К. Берга, Эллисив оказалась преданной своим мужем после того, как сыграла свою роль в его политических планах, а именно помогла ему завоевать норвежский трон (Berg 1966. S. 40).
При том, что источники единодушно называют Тору женой Харальда, это утверждение вызывает известные сомнения, которые, кстати, сформулировали уже А. Бугге (Bugge 1914. S. 28–30) и X. Кут (Koht 1926b). История знает немало примеров того, что наследники престолов были рождены от наложниц и рабынь конунгов, и это, полагают исследователи, было общей практикой, вызывавшейся к жизни, особенно в высших слоях общества, желанием оставить после себя одного или более наследников, продолжателей рода (Sawyer 1996. P. 169–170; см. примеры, приведенные в: Bugge 1914. S. 29). Матерью шведского правителя Энунда-Якоба (1022 – ок. 1050) была наложница (friðla) Олава Шётконунга, «которую звали Эдла, дочь ярла из Вендланда. Она была ранее взята в плен, и называли ее рабыней (ambótt) конунга» (Hkr II. 130). Матерью конунга Норвегии, Дании и Англии Магнуса Олавссона Доброго была Альвхильд, «которую называли рабыней (ambótt) конунга» (Hkr I. 209). Норвежский конунг Олав Тихий был женат на Ингирид, дочери конунга датчан Свейна, но у него был сын от Торы Йоансдоттир – наследовавший после него трон Магнус Голоногий (1093–1103) (Fask. 301; Hkr III. 208). Конунг Норвегии Сигурд Крестоносец (1103–1130) сделал Боргхильд своей наложницей и увез ее с собой; их сыном был Магнус Слепой (1130–1135), а женат Сигурд при этом был на Мальмфрид (Hkr III. 258). См.: Джаксон 1999в; ср.: Успенский 20016. С. 28, 93–94.
Согласно предписаниям церкви, нормой в средневековой Норвегии было единобрачие, но очевидно, что моногамия строго не соблюдалась (см.: Eames 1952. P. 197–198): на это указывают хотя бы тщательно оговоренные права наследования незаконнорожденных детей (См.: Закс 1986. С. 24). Даже ребенок, рожденный от рабыни, мог быть освобожден: «Теперь человек признает своего ребенка и приносит его в церковь прежде, чем тому исполнится три года, и дает ему свободу. Тогда он имеет то же право, что и его отец» (Ст. 57 «Законов Гулатинга» – перевод см.: Закс 1986. С. 24).
Следует, мне кажется, обратить внимание на один сюжет, связанный с Торой и сохранившийся во всех сводах саг. Финн Арнасон, дядя Торы, был захвачен конунгом Харальдом. Конунг спросил, не хочет ли тот пощады от Торы, своей родственницы. «Тогда Финн ярл произнес грубые слова, которые с тех пор запомнились и которые показывают, в каком гневе он был, если не мог сдержать себя в выражениях: «Не удивительно, что ты зло кусался, коль кобыла сопровождала тебя!» Финну ярлу даровали пощаду, и Харальд конунг некоторое время держал его при себе» (Hkr III. 154–155; см. также: Msk. 213–214; Fask. 269). Нет ли в этой грубости, позволенной себе Финном и не подвергшейся наказанию со стороны Харальда, намека на реальный статус Торы – наложницы при живой жене?
А. Бугге упоминает еще «Прядь о Халли Челноке» по «Книге с Плоского острова», где рассказывается о висе скальда Халли, адресованной Торе: эта виса была столь грубой, что скальд не решился произнести ее в присутствии Торы (Bugge 1914. S. 29; Flat. III. 427). Принципиально важно также, что ни в одном из источников Тора не названа, в отличие от Эллисив, термином dróttning «королева» (Bugge 1914. S. 29).
Вполне вероятно поэтому, что Тора не была купленной за мунд (свадебный дар) женой Харальда, а была его наложницей. Если, действительно, целью этого союза было обретение «сильной родни», то, как выявил С. Багге, «наложницы и незаконнорожденные сыновья конунгов служили для укрепления альянсов в не меньшей степени, чем институт усыновления» (Bagge 1991. P. 120). Связь Харальда и Торы, однако, помимо политических мотивов, могла быть, как мне представляется, спровоцирована и тем, что у Харальда с Елизаветой не было сыновей – продолжателей рода и претендентов на престол.
Возникает вопрос: почему все же традиция сохранила образ Торы как жены, а не как наложницы Харальда? Как уже указывалось выше, исследователи связывают распространение в Исландии устной традиции о норвежском конунге Харальде Сигурдарсоне с именем Халльдора Сноррасона (см. Введение к настоящей Главе). Так говорит и Снорри: «Упоминают двух исландцев, которые были в походе с Харальдом. Один из них – Халльдор, сын Снорри Годи, – он принес этот рассказ сюда в Исландию, а другой – Ульв, сын Оспака, сына Освивра Мудрого. Оба они были людьми необычайной силы и боевого мужества и друзьями Харальда. Оба принимали участие в играх» (Hkr III. 79 – КЗ. С. 406). Вполне можно допустить, что они и между собой были друзьями. О том, что Халльдор и Ульв были в Константинополе с конунгом Харальдом, знают также «Гнилая кожа», «Красивая кожа» и «Хульда» (Msk. 80; Fask. 234–235). Не мог ли в таком случае именно Халльдор донести до Исландии версию, более благоприятную для его друга Ульва, женатого на Йорунн, сестре Торы?
Более вероятным все же представляется, что Тора была наложницей Харальда, а Елизавета Ярославна оставалась норвежской королевой более двадцати лет – с зимы 1044/45 г. до гибели своего мужа Харальда Сигурдарсона 25 сентября 1066 г. в битве при Стэмфорд Бридже.
11.2. Дети и жены в Западной поездке конунга Харальда
После смерти Хёрдакнута английским королем стал Эадвард, сын Адальрада (Эдуард, сын Этельреда, Исповедник, 1042–1066). Он умер в Лондоне «в январские ноны», т. е. 5 января, 1066 г. После него королем был избран Харальд, сын ярла Гудини (эрла Годвине). Согласно сагам, брат Харальда Гудинасона (Харольда Годвинсона), Тости (эрл Нортумбрии с 1055 по 1065 г.) отправился в Норвегию к конунгу Харальду Сигурдарсону с просьбой о помощи. «Харальд конунг послал гонца по всей Норвегии и созвал ополчение в половинном размере» (КЗ. С. 451). В «Англо-Саксонской хронике» читаем, что Харальд Сигурдарсон и Тости (изгнанный из Нортумбрии и из Англии в 1065 г.) встретились в 1066 г. в Шотландии (рукописи C и E) / у реки Тайн, согласно предшествующей договоренности (рукопись D), и что Харальд привел с собой три сотни кораблей (ASC. P. 197–198). Ср. у Адама Бременского: «После смерти святейшего короля англов Эдуарда, когда за его царство боролось [несколько] правителей, трон захватил некий герцог англов Харольд, муж злокозненный. Когда его брат по имени Тости собирался отнять у него трон, он приводит себе на помощь короля нортманнов Харольда и короля скотов» (Adam. Lib. III. Cap. LII).
Источники единодушны в том, что, уплывая из Норвегии на запад, Харальд оставил своего сына Магнуса править Норвегией, а Олава взял с собой. Относительно «жен» и дочерей такого единодушия не наблюдается. Елизавету он взял с собой из Норвегии по «Красивой коже», «Кругу земному» и «Хульде»; Тору – по «Гнилой коже»; Марию – по «Гнилой коже», «Красивой коже», «Кругу земному» и «Хульде»; Ингигерд – по «Кругу земному» и «Хульде». По одной версии, он оставил на Оркнейских островах Елизавету и дочерей (а сам поплыл в Англию) («Круг земной» и «Хульда»), по другой, – Харальд оставил на Оркнейских островах Тору и Марию («Гнилая кожа»). Согласно «Гнилой коже», он пообещал свою дочь Марию в жены Эйстейну Ори (Msk. 271).
11.3. Мария, дочь Харальда, умирает с ним в один день и час
Харальд Сигурдарсон пал в битве при Стэмфорд Бридже 25 сентября 1066 г. (см. рукописи C, D и E «Англо-Саксонской хроники»: ASC. P. 196–199). Ср. у Адама Бременского: «…в Англии произошла знаменитая битва… и погибли от рук короля англов сам Тости, король Хибернии и Харольд со всем их войском» (Adam. Lib. III. Cap. LII).
Как следует из скандинавских источников, Мария умерла на Оркнейских островах в тот же день и тот же час, когда погиб ее отец, конунг Харальд, а Елизавета и Ингигерд, перезимовав там, отправились весной с запада («Круг земной», «Хульда») вместе с Олавом. Олав выдал свою сестру Ингигерд замуж за Олава, сына Свейна, конунга данов (Msk. 290). А королева Эллисив больше в источниках не упоминается.
Достаточно широко распространено убеждение, что после гибели Харальда Елизавета Ярославна вышла замуж за датского короля Свена Эстридсена (Munch 1853. S. 117; Baumgarten 1927. P. 7. Tabl. 1; Пашуто 1968. С. 28, 135; Свердлов 1974. С. 61; Творогов 1992. С. 13). Впрочем, это заблуждение, основанное на неверном толковании известия из схолий к Адаму Бременскому (Adam. Lib. III. Cap. LIII, LIV. Schol. 84, 85), можно считать успешно развенчанным (Storm 1893b. S. 424; Bugge 1914. S. 28–30; Lind 1992. S. 253–256; Назаренко 1994. С. 187). У Адама речь идет о браке «матери Олава Младшего», но Олав Тихий был сыном Харальда от Торы, а не от Елизаветы.
Мотив 12
О Свейне Гардском
Источник:
Msk (bls. 104)
Отдельный сюжет в «Гнилой коже» содержит упоминание человека по имени Свейн Гардский. Прозвище Гардский (gerzkr), образованное от наименования Руси Garðar (Гарды), носят в сагах купцы, плавающие на Русь (см. Главу 5, мотив 12; Главу 6, § 6.5). О Свейне говорится, что он «пришел в страну вместе с Харальдом». Прозвище Свейна недвусмысленно указывает на то, что он бывал на Руси. Харальд, как мы знаем, возвращался в свою страну из Гардарики. Если Свейн и не сопровождал Харальда в его десятилетнем восточном походе, то, по крайней мере, мы можем думать, что он был его попутчиком в 1045 г. на большом торговом корабле, приплывшем из Ладоги в Сигтуну, и на дальнейшем пути в Норвегию.
Мотив 13
Об Аудуне с Западных Фьордов
Источник:
Msk (bls. 185)
Небольшой рассказ «Гнилой кожи» о том, как исландец Аудун с Западных Фьордов, побывав в Гренландии, привез в подарок датскому конунгу Свейну белого медведя (о двух редакциях этой пряди см.: Циммерлинг 1991; см. также: Гуревич 2004. С. 204–237; Miller 2008), представляет для нас интерес по той лишь причине, что среди различных направлений торговых поездок датских купцов (Саксония, Швеция, Норвегия) здесь назван также Аустрвег «Восточный путь». О топониме Аустрвег (Austrvegr) см. Этногеографический справочник. Вероятнее всего, имеется в виду Русь, поскольку по преимуществу в этом значении топоним используется в «Гнилой коже».
Мотив 14
О бонде Хаконе Иварссоне
Источники:
HHHkr (k. 48)
HHHulda (k. 67)
Сочиненная ок. 1210 г., «Сага о Хаконе Иварссоне» сохранилась в четырех фрагментах рукописи AM 510a 4o (ок. 1480 г.). Лакуны восстанавливаются по латинскому компендиуму GKS 2434 4o и по пересказу саги в «Круге земном» Снорри Стурлусона. Это – единственная королевская сага, посвященная норвежцу, который не принадлежал к королевскому роду и не был претендентом на трон. Отец Хакона, Ивар Белый, сын дочери ярла Хакона Могучего, «был знатный лендрманн. У него была усадьба в Упплёнде» (КЗ. С. 425).
Согласно «Кругу земному» и «Хульде», Хакон Иварссон возглавил восстание трендов против конунга Харальда Сигурдарсона после убийства им Эйнара Брюхотряса и его сына Эйндриди. Ценой мира должен был стать брак Хакона Иварссона и дочери Магнуса Доброго Рагнхильд. Но поскольку Рагнхильд соглашалась стать женой только человека не ниже по званию, чем ярл, а ярл в Норвегии мог быть только один, то из этого брака ничего не вышло. Хакон Иварссон отправился в Данию к конунгу Свейну (который назван в саге его свояком). Хакон стал там ведать охраной страны. Это известие перекликается с рассмотренным выше в этой Главе (мотив 2) известием саг о том, как Харальд ведал обороной Гардарики. Хакон защищал Данию от нападавших на нее викингов – виндов (прибалтийских славян), куров (куршей) и других жителей Аустрвега. В число этих последних могли бы войти шведы, финны, эсты, карелы. О топониме Аустрвег (Austrvegr) см. Этногеографический справочник.
Итак, согласно сагам, в третьей четверти XII в. Дания подвергалась нападениям прибалтийских «викингов». Это сообщение для саг не уникально. См., например, соответствующие тексты в Главе 5 «Сага об Олаве Трюггвасоне» (мотив 2). Об активной пиратской деятельности эстов в Балтийском море см., например, в «Хронике Ливонии» Генриха Латвийского (Lib. VII. Cap. 1).