— Я приехал сюда для того, — сказал Освивр, — чтобы просить виру за сына.
Хёскульд возразил:
— Не я убил твоего сына, и не я подстроил его убийство. Но понятно, что ты хочешь получить виру за сына.
Хрут сказал:
— От носа до глаз недалеко, брат. Надо предупредить злые слова и возместить ему утрату сына. Только таким образом ты избавишь дочь от пересудов и уладишь дело. Чем меньше будет разговоров вокруг него, тем лучше.
Хёскульд сказал:
— Берешься ты вынести решение по нашему делу?
— Берусь, — говорит Хрут, — и я не стану щадить тебя в своем решении, потому что, по правде говоря, твоя дочь виновна в смерти Торвальда.
Хрут помолчал немного, потом поднялся и сказал Освивру:
— Дай мне руку и подтверди, что ты предоставляешь мне решить дело.
Освивр встал и сказал:
— Несправедливым бывает решение, если его выносит брат ответчика, но ты высказался так благородно, что я доверяю тебе решение нашего дела.
Затем он протянул Хёскульду руку, и они договорились, что Хрут решит дело и окончит его до отъезда Освивра. Затем Хрут вынес решение, сказав:
— За убийство Торвальда я назначаю виру в две сотни серебра, — это считалось тогда хорошей вирой, — и эта вира, брат, должна быть сразу же и хорошо уплачена.
Хёскульд так и сделал. Тогда Хрут сказал Освивру:
— Я хочу подарить тебе плащ, привезенный мной из-за моря.
Тот поблагодарил его за подарок и уехал домой довольный. Хрут и Хёскульд приехали затем к нему для раздела имущества, поделили его в полном согласии с Освивром, вернулись с добром домой, и больше Освивр не упоминается в этой саге.
Халльгерд попросила Хёскульда, чтобы Тьостольв переехал к ним, и он дал свое согласие на это. Долго еще говорили об убийстве Торвальда. А богатство Халльгерд все росло и стало большим.
Три брата упоминаются в саге: один из них звался Торарин, другой — Раги, третий — Глум. Они были сыновья Олейва Рукоятки. Это были уважаемые и богатые люди. Торарин, известный под прозванием Брат Раги, был законоговорителем после Храфна, сына Лосося. Он был очень мудрый человек. Его двор был у Теплого Ручья, и он владел им вместе с Глумом. Глум был рослый, сильный и красивый человек, долго странствовавший по свету. Третий брат, Раги, был известен тем, что убил многих людей. Братья владели на юге островком Луговым и Мысом Горячего Источника.
Братья, Торарин и Глум, разговаривали как-то между собой. Торарин спросил Глума, не собирается ли он, но своему обыкновению, уехать из Исландии. Тот ответил:
— Наоборот, я, пожалуй, вовсе откажусь от поездок за море.
— Что у тебя на уме? Уж не жениться ли ты задумал? — говорит Торарин.
— Хотел бы — говорит Глум, — если бы только нашел подходящую девушку.
Тогда Торарин стал перебирать всех девушек на выданье, что были на Городищенском Фьорде, и спросил, хочет ли он жениться на какой-нибудь из них.
— Тогда я поеду с тобой свататься, — добавил он.
Тот ответил:
— Не хочу я жениться ни на одной из них.
— Назови тогда ту, на которой ты хочешь жениться, — говорит Торарин.
Глум ответил:
— Если хочешь знать, то это Халльгерд, дочь Хёскульда из Долин.
— По поговорке: пример одного — другим наука, а у тебя что-то совсем не так получается. Ведь она уже была замужем и сгубила мужа, — говорит Торарин.
Глум сказал:
— Может статься, что в другой раз этого не случится. Я уверен, что меня она не погубит. Если хочешь оказать мне честь, поезжай со мной сватать ее.
— Что ж, видно, ничего не поделаешь. От судьбы не уйдешь, — ответил Торарин.
Глум часто заводил эти разговоры с братом, но тот все уклонялся от прямого ответа. Дело все же окончилось тем, что они собрали людей и поехали на запад, в Долины. Всего их было двадцать человек. Хёскульд принял их хорошо и оставил у себя переночевать. Рано утром Хёскульд послал за Хрутом. Тот приехал, и Хёскульд встретил его на дворе. Хёскульд сказал Хруту, что за люди приехали к нему.
— Что им нужно от тебя? — спросил Хрут.
— Они еще не сказали, зачем они приехали, — сказал Хёскульд.
— Видно, у них дело к тебе, — сказал Хрут. — Наверно, они будут сватать твою дочь Халльгерд. Что ты им скажешь на это?
— А как ты думаешь, что мне надо сказать? — спросил Хёскульд.
— Согласись, но расскажи им как о достоинствах, так и о недостатках невесты.
Не успели братья договорить, как гости вышли из дома.
Хёскульд приветливо поздоровался с ними. Хрут также приветствовал братьев. Затем они приступили к разговору. Торарин сказал:
— Мы приехали сюда, Хёскульд, сватать твою дочь Халльгерд за моего брата Глума. Надо тебе сказать, что он человек очень достойный.
— Я знаю, — сказал Хёскульд, — что вы оба с братом достойные люди, но я должен сказать вам, что уже раз выдал свою дочь замуж, и это принесло нам большое несчастье.
Торарин отвечает:
— Это нас не остановит. Раз на раз не приходится. Может статься, что в этот раз получится хорошо, хотя в прошлый раз получилось плохо. Да и виноват-то во всем был больше всего Тьостольв.
Тогда Хрут сказал:
— Раз вы все-таки не отказываетесь от сватовства, то после того, что случилось с Халльгерд, мой совет вам не брать после свадьбы Тьостольва с собой на юг. А если он приедет с позволения Глума в гости, то пусть гостит там не долее трех дней. Если же он задержится дольше, то пусть. Глум имеет право его убить и не платить виры. Глум, конечно, вправе разрешить ему жить у себя, но я не советовал бы ему делать это.
И еще скажу: не надо, чтобы сговор был без ведома Халльгерд, как в тот раз. Пусть она знает заранее об этом предложении, увидит Глума и решит сама, выходить ли ей за него замуж. Тогда она не сможет пенять на других в случае неудачи. Все должно быть без обмана. Торарин сказал:
— Как всегда, лучше всего последовать твоему совету. Затем послали за Халльгерд. Она пришла в сопровождении двух женщин. На ней была голубая накидка из сукна, под накидкой — ярко-красное платье с серебряным поясом. Волосы падали ей на грудь с обеих сторон и были перехвачены поясом. Усевшись между Хрутом и своим отцом, она приветствовала всех добрыми словами. Она говорила хорошо, не робея, и, спросив о новостях, умолкла. Глум сказал:
— Я и мой брат Торарин потолковали уж тут немного с твоим отцом. Я хотел бы, Халльгерд, взять тебя в жены, если будет на то и твое согласие. Ты должна теперь сама решить, по душе ли тебе это, и если наше сватовство тебе не по душе, то не будем говорить о нем.
Халльгерд сказала:
— Я знаю, что вы оба очень достойные люди. Я знаю также, что брак этот будет лучше, чем первый. Но я хочу знать, о чем вы здесь говорили и как далеко зашли ваши переговоры. Мне кажется, что я буду любить тебя, если мы поладим.
Глум рассказал ей о переговорах, ничего не утаивая. Затем он спросил Хёскульда и Хрута, правильно ли он рассказал. Хёскульд сказал, что правильно. Тогда Халльгерд сказала своему отцу:
— Вы с Хрутом с таким уважением отнеслись ко мне в этих переговорах, что я последую вашему совету. Пусть состоится сговор, как вы решите.
Тогда Хрут сказал:
— Нам с Хёскульдом надо назначить свидетелей, а Халльгерд пусть обручится сама, если Торарин найдет это правильным.
— Все правильно, — сказал Торарин.
Затем было определено приданое Халльгерд. Глум должен добавить к приданому еще столько же. Было решено также, что все вновь приобретаемое добро будет делиться между ними поровну. Затем Глум обручился с Халльгерд и поехал со своими людьми домой. Свадьбу должны были сыграть у Хёскульда. До самой свадьбы ничего больше не приключилось.
Глум и Торарин со множеством достойных людей поехали на запад, в Долины. Приехав в Хёскульдов Двор, они застали там много народу. Хёскульд и Хрут сели на одной скамье, а жених — на другой. Халльгерд сидела на женской скамье, красивая и нарядная. Тьостольв все время расхаживал с секирой на плече и держал себя нагло, но все делали вид, что не замечают этого. Когда свадьба кончилась, Халльгерд поехала с ними на юг. Приехав домой, на Теплый Ручей, Торарин спросил Халльгерд, хочет ли она распоряжаться всем домом.
— Нет, не хочу, — сказала она.
Халльгерд вела себя тихо всю зиму, и все были ею очень довольны.
Однажды весной братья заговорили между собой об их хозяйстве, и Торарин сказал:
— Я уступлю вам хозяйство на Теплом Ручье, потому что вам здесь будет сподручнее, а сам поеду на юг, на Мыс Горячего Источника, и буду там хозяйничать. А островом Луговым будем владеть сообща.
Глум согласился. Торарин переселился на юг, а Глум с женой остались хозяйничать вдвоем. Халльгерд набрала себе домочадцев. По-прежнему она любила запасать без меры и жить на широкую ногу. Летом она родила девочку. Глум спросил ее, как назвать дочь.
— Ее следует назвать Торгерд, по матери моего отца. Ведь она вела свой род по отцу от Сигурда Победителя Дракона.
Девочку окропили водой и назвали Торгерд. Когда она подросла, она стала походить на мать. Глум и Халльгерд хорошо ладили между собой. Так продолжалось некоторое время.
С севера, с Медвежьего Фьорда, пришли вести, что Сван весной поехал на рыбную ловлю, в море разразилась буря, их отнесло в Безрыбный Фьорд, и они там погибли. А рыбаки с Холодной Спины говорили, что они видели, как Сван вошел внутрь горы Холодная Спина и был там хорошо встречен, а другие оспаривали это, утверждая, что этого не было. Но достоверно было известно, что нигде его не нашли, ни живого, ни мертвого. Когда Халльгерд узнала об этом, ей стало очень жаль своего дядю.
Глум предложил Торарину поменяться землями. Торарин сказал, что не хочет.
— Но если я переживу тебя, то я хотел бы получить Теплый Ручей, — добавил он.
Глум рассказал об этом Халльгерд. Она ответила:
— Торарин вправе требовать этого от нас.
Тьостольв избил как-то работника Хёскульда, и Хёскульд выгнал его из дому. Тьостольв взял своего коня и оружие и сказал Хёскульду: