– Мой тебе совет, больше не убегай, чтобы не приходилось гоняться за тобою, как за трусом. Ведь ты слывешь большим храбрецом. Давно мы с тобой не встречались, и хотелось бы, чтобы эта встреча была последней.
Гисли отвечает:
– Нападай же на меня, как подобает мужу, ибо я больше не побегу, и твой долг напасть на меня первым, ведь у тебя со мною больше счетов, нежели у твоих людей.
– Мне не нужно твоего позволения, – говорит Эйольв, – чтобы самому расставить людей.
– Вернее всего, – говорит Гисли, – что ты, щенок, вовсе не посмеешь помериться со мною оружием.
Эйольв сказал тогда Хельги Ищейке:
– Ты бы стяжал великую славу, если бы первым поднялся на скалу навстречу Гисли, и долго жила бы память о таком геройстве.
– Я уже не раз подмечал, – говорит Хельги, – что как только доходит до дела, ты не прочь спрятаться за других. Но раз уж ты так меня подбиваешь, будь по-твоему. Но и ты смелее иди за мною, не отставай, если только ты не совсем баба.
Вот Хельги наступает с той стороны, где ему кажется вернее, и в руке у него большая секира. Гисли был снаряжен так: в руке – секира, у пояса – меч и сбоку – щит. Он был в сером плаще и подпоясался веревкой. Хельги устремляется вперед и взбегает на скалу, прямо на Гисли. Тот мигом поворачивается навстречу Хельги, заносит меч и рубит его наотмашь по поясу и перерубает надвое, и обе части падают со скалы.
Эйольв подбирается с другой стороны, но тут его поджидает Ауд и бьет его по руке дубиной, так что вся рука у него обмякла и он покатился со скалы:
Тогда Гисли сказал:
– Давно я знал, что у меня хорошая жена, и все же не знал, что такая хорошая. Но ты оказала мне худшую помощь, чем думала, хоть и был твой удар на славу: я бы отправил второго следом за первым.
Тогда двое влезли наверх и держат Ауд и Гудрид, так что работы им хватает. Теперь наступают на Гисли двенадцать. Они лезут на скалу, а он обороняется и камнями, и оружием, так что эта оборона прославила его имя.
Вот бежит на него один из людей Эйольва и говорит Гисли:
– Уступи-ка мне доброе оружие, что у тебя в руках, а в придачу и жену твою Ауд!
Гисли отвечает:
– Завоюй их в честном бою! Иначе не бывать твоими ни моему оружию, ни моей жене!
Эйольв наносит Гисли удар копьем, но Гисли ответным ударом срубает у копья наконечник. И удар был так силен, что секира налетела на камень и у нес отскочило острие. Тогда он швыряет секиру и хватается за меч, и бьется мечом под прикрытием щита. Они рьяно на него нападают, но он защищается хорошо и мужественно. Вот они сошлись в жестокой схватке. Гисли убил еще двоих, а всего погибло уже четверо. Эйольв побуждает людей собрать все свое мужество и наступать.
– Нам сильно достается, – говорит Эйольв, – но это все пустяки, если наши усилия окупятся.
И вдруг, когда никто этого не ждал, Гисли поворачивается, сбегает со скалы прямо на утес под названием Одинокий и начинает обороняться оттуда. Это застало их врасплох. Они видят, что дело их плохо: четверо погибли, а остальные ранены и измучены. Их натиск ослаб.
Тогда Эйольв с удвоенной силой подстрекает людей к бою и сулит им золотые горы, только бы они одолели Гисли. Люди у Эйольва были все как на подбор – стойкие и неустрашимые.
Свейном звали человека, который первым полез на утес навстречу Гисли. Гисли сразил его мечом и раскроил ему череп до плеч, и сбросил его с утеса. И люди недоумевают, когда же придет конец убийствам от руки этого человека. Тогда Гисли сказал Эйольву:
– Хочу я, чтобы дорого тебе достались те три сотни серебра, что ты взял за мою голову. А еще я хочу, чтобы ты был рад отдать и другие три сотни, только бы нам с тобой не встречаться. Потеря стольких людей покроет тебя позором.
Вот они советуются, как теперь быть, и ни за что на свете не хотят отступать. Они нападают на него с двух сторон, и вместе с Эйольвом впереди двое, один по имени Торир, а другой – Торд, оба родичи Эйольва. Они были удальцами из удальцов. И они наступают теперь упорно и рьяно, и им удастся нанести ему копьями несколько ран. Но он отбивается с большой отвагой и мужеством. Им так доставалось от его камней и ударов мечом, что не было среди нападавших ни одного, кто бы не получил раны.
Вот кидаются в бой Эйольв и его родичи. Они видят: дело идет о чести их и достоинстве. Они разят его копьями, так что у него вываливаются внутренности, но он подхватывает их в рубашку и прикручивает к себе веревкой. Тут сказал Гисли, что им недолго осталось ждать:
– Наступает конец, которого вы хотели.
И он сказал вису:
Пусть клинков закаленных
Жало меня поражало,
Мне от отца досталось
Стойкое сердце в наследство.
Это последняя виса Гисли. И, сказав эту вису, он тут же бросается с утеса и рубит мечом голову Торда, родича Эйольва, и убивает его наповал. Но и сам Гисли падает на него бездыханный и сразу умирает. Все они, люди Эйольва, были очень изранены. И все диву давались, что у Гисли было столько тяжелых ран, когда он умер. Они рассказывали, что он ни разу не отступил, и не было заметно, чтобы последние его удары уступали по силе первым. Вот и кончилась жизнь Гисли. И все говорят, что еще не бывало такого героя, хоть и не во всем был он удачлив.
Они стаскивают его вниз и берут себе его меч. Они засыпают его камнями и спускаются к морю. Тут, у моря, умер шестой человек. Эйольв предложил Ауд ехать с ним, но она не захотела.
Эйольв со своими людьми возвратился к себе в Выдрюю Долину, и там той же ночью умер седьмой человек, а восьмой лежал в ранах двенадцать месяцев, и ему пришел конец. Остальные из тех, кто был ранен, выздоровели, но покрыли себя позором.
И все говорят в один голос, что, насколько это можно знать наверняка, здесь в Исландии не бывало столь славной обороны.
Эйольв пускается из дому с одиннадцатью людьми на юг, к Бёрку Толстому, и рассказывает ему, как было дело. Бёрк обрадовался и просит Тордис хорошо принять Эйольва и его людей:
– Вспомни, как сильно ты любила Торгрима, моего брата, и получше обойдись с Эйольвом.
– Я буду оплакивать моего брата Гисли, – говорит Тордис. – Не довольно ли будет с убийцы Гисли, если я угощу его кашей?
А вечером, внося еду, она уронила миску с ложками. Эйольв положил меч, – а это раньше был меч Гисли, между столбом скамьи и своими ногами. Тордис узнает меч, и, нагнувшись за ложками, она схватила меч за рукоять и бросается на Эйольва, и метит ему прямо в грудь. Но она не уследила, и рукоять повернулась кверху и задела стол. Удар пришелся ниже, чем она рассчитывала, в бедро. Рана была большая. Бёрк хватает Тордис и вырывает у нее меч. Все они вскакивают и опрокидывают столы и еду. Бёрк предложил Эйольву самому вынести решение, и тот назначил полную виру, как за убийство, и сказал, что назначил бы и больше, если бы Бёрк хуже вел себя.
Тордис называет свидетелей и объявляет о своем разводе с Бёрком, и говорит, что отныне никогда не ляжет с ним в одну постель. Она сдержала свое слово. Потом она уехала и поселилась на Тордисовом Дворе на краю Косы. А Бёрк остался на Священной Горе, пока его не прогнал оттуда Снорри Годи. Тогда Бёрк переселился в Леса Стеклянной Реки. А Эйольв возвратился к себе домой и был недоволен поездкой.
Сыновья Вестейна едут к своему родичу Гесту и настаивают, чтобы он помог им уехать из Исландии, – им, и матери их Гуннхильд, и Ауд, жене Гисли, и Гудрид, дочери Ингьяльда, и брату ее Гейрмунду. Все они отплывают из Устья Белой Реки с Сигурдом Белым. Гест оплатил их проезд. Они недолго пробыли в море и приплыли на север Норвегии.
Вот идет Берг по улице и хочет снять им какое-нибудь жилье в городе[398], и с ним пошли еще двое. Им повстречались два человека, и одни из них, человек молодой и рослый, был в алой одежде. Он спросил Берга, как его зовут. Тот сказал всю правду и об имени своем, и о своем роде, ибо думал, что имя его отца скорее поможет ему в дальнейших странствиях, чем повредит. Но тот, в алой одежде, выхватил меч и зарубил Берга насмерть. Это был Ари, сын Кислого, брат Гисли и Торкеля.
Сотоварищи Берга бросились к кораблю и рассказали, что случилось. Кормчий помог им уехать, а Хельги отправился в Гренландию. Он поселился там и очень преуспевал, и прослыл достойнейшим человеком. Не раз посылали людей убить его. Но не такая смерть была ему суждена. Хельги погиб на рыбной ловле, и все почитали это за большую утрату. Ауд и Гуннхильд поехали в Данию, в Хейдабёр[399]. Там они крестились и совершили паломничество в Рим, и больше не вернулись.
Гейрмунд остался в Норвегии. Он женился и жил в достатке. Сестра его Гудрид вышла замуж и прослыла разумной женщиной, и от нее ведут род многие люди.
Ари, сын Кислого, отправился в Исландию. Он пристал в Устье Белой Реки и продал свой корабль, и купил себе землю у Утеса, и прожил там несколько зим. Он жил во многих местах на Болотах и оставил потомство.
Здесь мы кончаем сагу о Гисли, сыне Кислого.
Дополнения
Эгиль, сын СкаллагримаПереводы С. В. Петрова (Поэзия скальдов. Л., 1979. С. 11–28)
Выкуп головы
Сочинить хвалебную песнь о ком-нибудь – значило сделать его обладателем славы. Неслучайно в языке скальдов слова «поэзия» в «слава» – синонимы. Неслучайно и то, что в скальдической хвалебной песни прославляемый, как правило, не обладает никакими индивидуальными качествами. Как личность он, в сущности, вообще отсутствует в ней. Считалось, очевидно, что сама по себе стихотворная форма обеспечивала действенность хвалебной песни. Поэтому, в частности, не играло никакой роли, было ли сочинение хвалебной песни добровольным или вынужденным. Характерно, что нередко один и тот же скальд слагал хвалебные песни в честь правителей разных стран или правителей, которые враждовали друг с другом.
Представление о действенности стихотворной формы самой по себе всего отчетливее проявляется в рассказах о тех хвалебных песнях, которые были «выкупами головы». В этих рассказах тот или иной правитель меняет свое право убить провинившегося перед ним скальда на хвалебную песнь, сочиненную скальдом в его честь. Хвала в таких случаях была явно вынужденной, но тем не менее песнь, содержащая ее, считалась вполне действенной. Браги Старый – древнейший из скальдов, чьи стихи сохранились, – выкупил свою голову у шведского конунга Бьёрна, сочинив хвалебную песнь о нем в течение одной ночи. Примерно то же самое рассказывается о семи других скальдах IX–XI вв. «Выкупом головы» была, в частности, драпа, которую Торарин Славослов сочинил о короле Кнуте. Самая знаменитая из всех этих историй известна из «Саги об Эгиле».
История сочинения «Выкупа головы», рассказанная в главах LIX–LXI «Саги об Эгиле», вызвала обширную литературу. Пытались установить, что в этой истории – факты, а что – фольклорные мотивы и вымысел. В частности, высказывались разные предположения относительно того, что заставило Эгиля отправиться прямо в Йорк. Желание прославиться, совершив небывалый по смелости подвиг? Любовь к другу и желание повидаться с ним? Страх перед Гуннхильд, который толкнул его к ней как загипнотизированного? Забота о грузе с разбившегося корабля и желание принять срочные меры для спасения этого груза? Высказывались также разные предположения относительно того, когда был сочинен «Выкуп головы». Еще в Исландии и первоначально для прославления Этельстана? Не в IX, а только в XII в. и, следовательно, не Эгилем, а кем-то другим? «Выкуп головы» рассматривался также неоднократно с точки зрения истории стихосложения, так как, по-видимому, это было первое скальдическое произведение, в котором была применена конечная рифма (его размер – рунхент[400]). Характерно, однако, что «Выкуп головы» никогда не рассматривался с точки зрения тех представлений о функции поэзии, которые произведения такого рода подразумевают.
1 Приплыл я, полн
Распева волн
О перси скал,
И песнь пригнал.
Сник лед и снег.
Дар Трора[401] влек
Весной мой струг
Чрез синий луг.
2 Славу воспою
Смелому в бою,
Песней напою
Англию твою.
В честь твою течет
Игга чистый мед[402].
Жадный слуха рот[403]
Речи да вопьет.
3 Княже, склоняй
Слух и мне внимай.
Ведь гость я твой,
Властитель мой.
Твой грозный пыл
Врагов разил,
И Один зрил
Одры могил.
4 Был как прибой
Булатный бой,
И с круч мечей
Журчал ручей.
Гремел кругом
Кровавый гром,
Но твой шелом
Шел напролом.
5 Воины станом
Стали чеканным,
Сети из стали
Остры вязали.
Гневалось в пене
Поле тюленье[404],
Блистали раны,
Что стяги бранны.
7 Скальд славить может
И слово сложит
Про беды вражьи,
Победы княжьи.
Железны враны
Врезалась в раны,
Останки стали
В тарчах торчали.
8 Серп жатвы сеч
Сек вежи с плеч,
А ран рогач[406]
Лил красный плач,
И стали рдяны
От стали льдяной
Доспехи в пьяной
Потехе бранной.
9 Копья кинжал
Клинки сражал.
Эйрик с нивы жал
Славу пожал.
10 Багровый дрот
Гнал князь в поход.
Грозу невзгод
Знал скотт в тот год.
И ворон в очи
Бил выти волчьей[407],
Шла Хель меж пашен
Орлиных брашен[408].
11 Летели враны
На тел курганы,
Кои попраны
Кольями раны[409].
Волк в рану впился,
И ал вал взвился,
Несытой пасти
Достало сласти.
13 Буй-дева снова
Длить бой готова.
Звенят подковы
Коня морского.
Жала из стали
Жадно ристали,
Со струн летели
Ястребы к цели.
14 Птиц колких сила
Покой пронзила.
Напряг лук жилу,
Ждет волк поживу.
Как навь ни бьется,
Князь не сдастся.
В дугу лук гнется,
Стальной гул вьется.
15 Князь туг лук брал,
Пчел рой в бой гнал.
Эйрик скликал
Волков на свал.
16 Воспеть велите ль,
Как ваш воитель
Славит своими
Делами имя?
Нас добрым даром,
Студеным жаром[411],
Князь дарит славный,
Крепкодержавный.
17 Огни запястий
Он рвет на части.
Он кольца рубит,
Обручья губит,
Державной рукой
Жалуя свой
Народ боевой
Фроди мукой[412].
18 Страшен могучий,
Стержнем обручий[413]
Вскинув высоко
Кованое око[414].
Правду я рек
Про Эйриков век,
Ведал ратный бег
Весь восточный брег.
19 Слух не глуши!
В славной тиши
Здесь хороши
Со дна души
Князю в угоду
Волненья меду[415],
Брагина влага[416],
Одина брага[417].
20 Соколу сеч Справил я речь
На славный лад.
На лавках палат
Внимало ей Немало мужей,
Правых судей Песни моей.
Утрата сыновей
Об обстоятельствах сочинения «Утраты сыновей» рассказывается в LXXVIII главе «Саге об Эгиле». Эгиль назвал свою песнь «Утрата сыновей», так как раньше другой его сын умер от болезни. По общему мнению, «Утрата сыновей» – самая оригинальная из скальдических песней. Она единственная из них, в которой содержание – внутренние переживания автора. Но это переживания, характерные для человека той эпохи. Они подразумевают иррациональную веру в силу родни, в то, что вне рода отдельная личность – ничто (Эгиль отказывается от своего намерения отомстить морскому великану Эгиру не потому, что такая месть вообще никому не под силу, но потому, что он сам не окружен родней, которая бы поддержала его, как поддерживает родня на тинге и в битве). Необычайно в «Утрате сыновей» также то, что объектом прославления в ней в конечном счете оказывается не тот, о ком сложена песнь, а искусство скальда. Размер песни – квидухатт[418].
1 Грусть – велика:
Грузом воздушным
Безмен языка
С места не сдвинуть.
Трудно Хрофтову
Крадьбу[419] добыть,
В укроме души
Она сокрыта.
4 Весь мой корень
Вскоре сгинет.
Буря клонит
Клены бора.
Разве рад,
Кто прах родимый
Должен из дому
Долу несть?
5 Вспомяну
Про конец
Отца-матери.
Венцом словесным
Украшу
Прах родичей,
Открыв врата
В тыне зубовном.
6 Вал суровый,
Ограду рода,
В крепости деда
Прясло пробил.
Так и моя
Дырой зияет:
Место сына
Стало пусто.
8 Когда б я мести
Меч мог несть,
То Пивовар[423]
Не сдобровал бы.
Если б достало
Сил, то спорил
Я бы бранно
С братом бури[424].
9 Мне ли биться
С убийцей сына,
Если видит
Всяк и всюду,
Что у старца
Сил не станет?
Ужели мне
Поможет немощь?
10 Многое пало
Морю в руки.
Горько сказывать
Гибель ближних.
Рода щит
Направил стопы
В путь блаженный
От жизни сей.
11 Знаю сам:
В сыне своем
Я дурного
Зерна не сеял.
Рос бы и зрел он
Древом щитным
И был взят дланью
Владыки боя[425].
12 Слушался он
Слова отцова
Боле, чем
Чужих речей.
Мне в дому
Был подмогой,
В страдну пору
Опорой верной.
14 Кой муж был бы
Мне пособник
В драке против
Вражьей рати?
Став осторожен,
Сам на рожон
На железный
Уже не лезу.
15 Трудно сыскать
Во всем народе
Мужа, кому бы
Можно верить,
Ибо продаст
Предатель подлый
Братню персть
За перстень малый.
16 Видно дело
Бывает в деньгах
……………….
17 Сыну замену,
Если сам
Не породишь,
Где ж найдешь?
Кто бы ни стал
На место брата,
Тот все едино
Не брат родимый.
18 Мне не любо
Бывать на людях,
Не мило даже
Их тихомирье.
Чадо наше
Ввысь умчалось,
В чертог воздушный
К душам родным.
19 Враг мой – владыка
Влаги пьяной[427],
Сей соложеной
Болотной жижи.
Клеть раздумья[428]
Не вздымаю
И не в силах
Носить высоко,
20 С тех пор как жар
Хвори жадной
Сына свирепо
Со свету сжил.
Ведаю, правда,
Бежал весь век
Он, безупречный,
Речи хульной.
21 Правда, в обитель
Богов он был
Дланями взят
Друга людей[429].
Ясный, мною
Взращенный ясень,
Саженец нежный
Моей жены.
22 Жил я в ладах
С владыкой сечи[430],
Не знал заботы,
Забыл про беды.
Нарушил ныне
Нашу дружбу
Телег приятель[431],
Судья побед[432].
23 Рад я не чтить
Брата Вили[433],
Главу богов
Отвергнуть гордо,
Но Мимира друг[434]
Дал дар мне дивный,
Все несчастья
Возмещая.
24 Сей боевой
Ворог Волку[435]
Дал мне речь
Безупречну
И взор ясный,
Чтоб явью вражьей
Легко бы стали
Ковы лукавых.
25 Тошно стало!
Стоит на мысу
В обличье страшном
Волчья сестра[436].
Все же без жалоб
Буду ждать
По всей охоте
Хель прихода.
Песнь об Аринбьёрне
Эта песнь тоже единственная в своем роде: ни в одной другой скальдической хвалебной песни не говорится так много о ее авторе. Об обстоятельствах ее сочинения ничего не известно. Но поскольку Эгиль в ней говорит о том, что произошло во время его посещения Эйрика (висы 3–11), очевидно, что «Песнь об Аринбьёрне» была сочинена позднее, чем «Выкуп головы». Обычно считается, что она была сочинена и позднее, чем «Утрата сыновей». Размер песни – тоже квидухатт.
1 Скор я петь
Славу князю,
Но скупцу
Скуден словом.
Я владык
Дело славлю,
Лжемолву
Ненавижу.
2 Глума вал
На бахвалов!
Другам – мед
Мерной речи.
Был хорош
Во хоромах
Мой дар песни
Государям.
3 Гнев явил
Мне отпрыск Фрейра[437],
Господин
И владыка.
Я пошел
В шапке храброй
Избыть беду К Аринбьёрну.
4 Страх страну
Там стреножил.
Крут бывал
Конунг в Йорке,
Он царил
Нравом гордым,
Попирая
Сыру землю.
6 Я посмел
Капать медом
В уста ушей —
Той же платой,
Что платила
Спавшу с ней
Сном змеиным.
7 Люди мнили,
Мне за песнь
Конунг дал
Дар неказист —
Старый шар,
Крытый шапкой
Из седой
Одежи волка.
8 Я сей дар
Приял, а с ним
Чету дыр
Чернобровых
И уста
Те, что стали
Выкупом
Моей главы.
9 Ваял язык
С зубным забором
Да шатры
С трубным слухом,
Но княж дар
Драже злата —
Кряж мой крепкий
Под шишаком.
10 Стал мне там
Щитом друг мой,
Вечный мой
Советчик верный.
Он один
Был надеждой
Во чужом
Княжем доме.
11 Аринбьёрн
Был победной
При дворе
Речью правды,
От меня
Злобу княжью
Он отвел,
Верный другу.
12 ……………….
14 Трудно хвалебным
Словом вверх
Лезть к тому,
Кто знатен родом.
Да узрят
Здесь все люди
Вою честь
Сами очами.
17 Диву все
Здесь даются,
Как он сам
Дары сыплет,
Фрейр нанес
Купно с Ньёрдом
Холм добра
Камень-Бьёрну[445].
20 Он щедрей
Прочих тчивых.
Дверь от двери
Тороватых
Далеко, и
Древков на копья
Всем бойцам
Не напасешься.
23 Он провел
Век свой в ратях,
Мил ему
Час немирный
……………….
24 Злато благ
Влаге чаек[451],
Где конь Рёккви[452]
Гривой реет,
Был бы срам
Ему бросить,
Аки в пасть
Пустожорну.
25 Я с утра
Раба речи
Засадил
За словоделье,
Хвальный холм
Я возвел
На дворе
Красноречья.