После этого он возвращается назад в курган, и курган закрывается, а Халльбьёрн просыпается, и кажется ему, что он видел его спину. Тогда он вспомнил вису и спустя некоторое время пошел со своим стадом домой и рассказал о том, что произошло. Потом Халльбьёрн сочинил хвалебную песнь о жителе кургана и сделался великим скальдом. В скором времени он уехал из страны и сочинял хвалебные песни многим хёвдингам, а те принимали его с почетом и щедро одаривали, так что он стал очень богатым человеком. О нем ходит большая сага и здесь в стране, и за ее пределами, однако здесь она не записана.
А про братьев Торлейва надо рассказать то, что на следующее лето после его смерти они уехали из страны – Олав Дробитель Ведьминых Жезлов и Хельги Храбрый, – с тем, чтобы отомстить за своего брата. Но не суждено им было учинить расправу над Хаконом-ярлом, ибо не успел он еще тогда совершить всех злодеяний, которые предназначено ему было совершить себе же на позор и на погибель. Однако они пожгли у ярла немало капищ и нанесли большой ущерб его имуществу своими грабежами и набегами и многими другими делами.
И здесь кончается рассказ о Торлейве.
О Торстейне МорозеПеревод М. И. Стеблин-Каменского
Рассказ «О Торстейне Морозе» (Þorsteins þáttr skelks) – это легенда о чудотворной силе норвежского короля Олава, сына Трюггви (995–1000 гг.), вводившего христианство в Норвегии. Во время правления Олава произошла (в 1000 г.) христианизация Исландии, где он поэтому прославился как патрон церкви и чудотворец.
Прядь сохранилась в единственном списке в «Книге с Плоского Острова» в составе «Большой саги об Олаве, сыне Трюггви».
Рассказывают, что Олав-конунг ездил по пирам на востоке в Вике и других краях. Однажды он пировал на хуторе, что зовется У Межи. С ним было очень много народу. Был с ним человек по имени Торстейн. Он был сыном Торкеля, сына Асгейра Дышла, сына Аудуна Гагача. Он был исландец и приехал к конунгу прошлой зимой.
Вечером, когда люди сидели за столами и пили, Олав-конунг сказал, чтобы ночью никто из его людей не выходил один в отхожее место и каждый, кому понадобится выйти, просил бы соседа по постели пойти с ним. Иначе, мол, будет плохо.
Люди пировали до позднего вечера и, когда столы были убраны, легли спать.
К концу ночи проснулся исландец Торстейн, и захотелось ему встать с постели, но тот, кто лежал рядом с ним, спал так крепко, что Торстейн не стал его будить. Вот Торстейн встает, сует ноги в башмаки, накидывает толстый плащ и отправляется в нужное место. Оно было такое большое, что одиннадцать человек могли в нем сидеть с каждой стороны. Садится он на крайнее сиденье и, посидев некоторое время, видит, что у самого дальнего сиденья появляется черт и садится. Тогда Торстейн сказал:
– Кто это там?
Нечистый отвечает:
– Торкель Тощий, что погиб с Харальдом-конунгом Боезубом[383].
– Откуда же ты сейчас? – спросил Торстейн.
Тот сказал, что он прямо из ада.
– Ну и как там? – спросил Торстейн.
Тот отвечает:
– А что ты хотел бы знать?
– Кто лучше всех терпит адскую муку?
– Сигурд Убийца Дракона Фафнира[384], – сказал черт.
– А какая у него мука?
– Он топит пылающую жаром печь, – отвечает привидение.
– Ну это уж не такая мука, – говорит Торстейн.
– Да, конечно, – сказал черт. – Ведь он сам топит.
– Все же это большое дело, – сказал Торстейн. – А кто хуже всех терпит муку?
Привидение отвечает:
– Старкад Старый[385]. Он так вопит, что нам, бесам, это худшее из мучений. Из-за его воплей мы никогда не можем поспать.
– Какую же это муку он так плохо терпит? Ведь он всегда был здоровущий, как рассказывают.
– Он весь по щиколотки в огне.
– Ну это не такая уж великая мука, – сказал Торстейн, – для такого героя, как он.
– Не скажи, – отвечало привидение. – Ведь у него торчат из огня одни ступни.
– Да, это великая мука, – сказал Торстейн. – А ну-ка повопи немного, как он.
– Изволь, – сказал черт.
Он разинул пасть и страшно завыл, а Торстейн накинул себе на голову подол плаща. У Торстейна дух захватило от воя, и он сказал:
– Он всегда так вопит?
– О нет, – сказало привидение. – Так вопим мы, чертенята.
– Нет, ты повопи, как Старкад вопит, – сказал Торстейн.
– Пожалуйста, – сказал черт.
И он завопил так страшно, что Торстейн диву дался, как это маленький чертенок может так вопить, и он снова обмотал плащом себе голову, и ему показалось, что он сейчас упадет без чувств. Тогда черт спросил:
– Что же ты молчишь?
Торстейн ответил, придя в себя:
– Я молчу, потому что диву даюсь, как это у такого чертенка может быть такой страшный голос. Что же, это самый громкий вопль Старкада?
– Ничуть, – говорит тот. – Это его наименее громкий вопль.
– Брось увиливать, – сказал Торстейн. – Завопи-ка его самым громким воплем.
Черт согласился. Торстейн приготовился, сложил плащ вдвойне, обмотал его вокруг головы и стал держать его обеими руками. А привидение с каждым воплем приближалось к Торстейну на три сиденья, и теперь между ними оставалось только три сиденья. И вот черт страшно разинул свою пасть, закатил глазища и стал так громко вопить, что Торстейну стало невмоготу. Но тут зазвонил колокол, а Торстейн упал на пол без чувств.
Черт, услышав колокольный звон, провалился сквозь пол, и долго был слышен гул от него внизу в земле.
Когда наступило утро, люди встали. Конунг прошел в церковь и отстоял службу. После этого сели за стол. Конунг был не слишком ласков. Он сказал:
– Ходил кто-нибудь ночью один в отхожее место?
Торстейн встал, упал в ноги конунгу и признался, что нарушил его повеление.
Конунг отвечает:
– Мне-то это большого вреда не принесло. Но верно, значит, что вы, исландцы, очень строптивы, как о вас говорят. Ну и как, заметил ты что-нибудь?
Тут Торстейн рассказал все, что приключилось.
Конунг спросил:
– Почему же ты хотел, чтобы он завопил?
– Это я вам сейчас скажу, государь. Ведь вы не велели никому ходить туда одному, и, когда явился бес, я понял, что дело мое плохо, и я решил, что когда он завопит, вы проснетесь, государь, и тогда я спасен.
– Так оно и было, – сказал конунг. – Я проснулся и понял, в чем дело, и велел звонить. Я знал, что иначе тебе придется плохо. Но неужели ты не испугался, когда черт начал вопить?
Торстейн отвечает:
– Я не знаю, государь, что это такое испуг.
– И не было у тебя страха? – сказал конунг.
– Нет, – сказал Торстейн. – Но от последнего вопля у меня вроде как мороз по коже пробежал.
Конунг отвечает:
– Будет у тебя теперь прозвище. Ты будешь отныне зваться Торстейн Мороз. И вот тебе меч в придачу к прозвищу.
Торстейн поблагодарил конунга. Говорят, что он стал дружинником Олава-конунга и с тех пор был с ним и погиб на Великом Змее[386] вместе с другими воинами конунга.
О ТокиПеревод Е. А. Гуревич
Хотя на первый взгляд рассказ «О Токи» (Tóka þáttr) посвящен прославлению легендарных скандинавских конунгов и их дружинников, эту историю обычно относят к группе «прядей о крещении», и ее главная тема – победа христианства над язычеством. Подобно персонажу другого знаменитого рассказа, «О Норна-Гесте», который, как полагают, послужил образцом для пряди о Токи, герой, проживший небывало долгую жизнь и посетивший самых блестящих правителей древности, избирает местом своего последнего пристанища двор норвежского короля-миссионера.
Прядь известна только из «Книги с Плоского Острова».
В то время, когда Олав-конунг[387] сидел в Сарпсборге, пришел к нему как-то некий рослый человек и приветствовал его. Конунг принял его хорошо и спросил его имя. Тот назвался Токи и сказал, что он сын Токи, сына Токи Старого. Он попросил у конунга позволения пробыть у него некоторое время. Конунг ответил согласием и отвел ему подобающее место. Нрав Токи имел спокойный, а пил умеренно. Это был человек покладистый и обходительный, и оттого он всем пришелся по душе. Конунг находил, что Токи и умен, и повидал немало, к тому же он умел легко и мудро уладить любой спор. Конунг почитал беседу с ним наилучшим развлечением. И хотя Токи выглядел стариком, нетрудно было заметить, что прежде был он мужем статным и видным.
Однажды, когда конунг беседовал с Токи, он спросил, сколько ему лет. Тот сказал, что он и сам точно не знает: «одно мне известно: было мне назначено прожить два человеческих века, а теперь, похоже, они на исходе, потому что, вижу я, что старею, как и большинство людей».
Конунг сказал:
– В таком случае, ты должен помнить Хальва-конунга и его воинов или Хрольва Жердинку, а с ним и его героев.
Токи отвечает:
– Как же, помню и того и другого, ведь я побывал у них обоих.
Конунг спросил:
– Кто ж из них показался тебе славнейшим?
Токи отвечает:
– Об этом вы сами сможете судить, государь, а я вам поведаю одну историю. В те времена был я еще в расцвете сил и путешествовал из страны в страну с небольшим отрядом, который я набрал сообразно с тем, что, по моему разумению, приличествовало и подходило мне как нельзя лучше, затем что сам я тогда следовал примеру самых удалых храбрецов. Правда и то, что немногое показалось бы мне в то время недостижимым. Ездил я по разным местам, а хотелось мне испытать щедрость и великодушие хёвдингов и проверить, так ли заслуженна слава их воинов, как о том идет молва. Предрешено же было, что нигде мне нельзя задерживаться дольше, чем на двенадцать месяцев. Прослышал я тогда о Хрольве Жердинке, о щедрости его и добросердечии, а еще – о славе, подвигах и доблести его воинов и о том, что никто не может сравняться с ними силою и статью. Во что бы то ни стало захотелось мне повидать этого конунга и его героев. И вот, отправился я в путь с моими людьми и ехал до тех пор, пока не прибыл в Данию к Хрольву-конунгу. Вошел я к нему и его приветствовал. Он принял меня хорошо и спросил, что я за человек, а я в ответ рассказал о себе. Он спросил, какое у меня к нему дело, и я сказал, что хотел бы у него перезимовать. На это он ответил, что еще ни одному человеку не отказал в угощении, а потому не бывать и мне или людям моим первыми, кому он в этом откажет. Тогда я спросил, где мне следует сидеть. Он предложил мне сесть там, где я сам смогу очистить себе место, стащив кого-нибудь со скамьи. Я поблагодарил его за это предложение: был я тогда преисполнен желанием испытать свою силу. Первым делом направился я к тому месту, где сидел Бёдвар Бьярки. А конунг поставил условие, что они не должны были бороться со мной. Схватил я Бёдвара за рук