Гисл нанес удар в другое плечо, и эта рана была такая же, как и первая. Гьяввальд упал Гисл побежал вниз, к причалам, туда, где стояла лодка, груженная бревнами. Владельца лодки звали Торстейн, это был низкорослый исландец. Гисл вскочил в лодку к Торстейну, так что бревна попадали за борт, и принялся грести к Бакки. Когда они оказались на середине реки, Гисл поднялся и прокричал в сторону причалов:
– Объявляю, – сказал он, – что это я нанес раны Гьяввальду, дружиннику Магнуса-конунга, если он ранен, и я убил его, если он убит. Готовым-к-Убийству звался я утром, а вечером, надеюсь, буду зваться Необреченным.
Затем они пристали к берегу у Бакки и Гисл бежал на сушу.
Тут в городе затрубили и бросились искать его на кораблях и на суше. Его нашли в мелких зарослях и отвели в город. Конунговы люди обвинили Торстейна в том, что он перевез Гисла через реку, и сказали, что он-де также заслуживает смерти. Тогда Гисл сказал:
– Не обвиняйте его в том, в чем нет его вины.
Проходя мимо Торстейна, Гисл подхватил его. Тот был настолько мал ростом, что едва доставал ему до подмышек. Гисл подбросил его вверх одной рукой и сказал:
– Судите сами, – говорит он, – мог ли этот бедняга защитить от меня свою лодку, когда я подбрасываю его в воздух, как ребенка. Отпустите его с миром, потому что он невиновен.
Они так и сделали и сказали, что Гисл говорил хорошо и как подобает мужу.
Гисла заключили в оковы, которые повелел изготовить Харальд-конунг, сын Сигурда, и никому еще не удавалось из них освободиться. Он сидел в подземелье под надзором одной женщины. В городе тогда собралось множество народу. Там было три исландских корабля. Одним правил Тейт, сын Гицура епископа; был там также Йон Священник, сын Эгмунда[422], который потом стал епископом в Холаре. В городе было не меньше трех сотен исландцев.
Магнус-конунг был вне себя от ярости. Он сидел вместе с городским епископом; там находился и Йон Священник, он был другом епископа. Конунг сказал, что Гисл должен быть убит, и в этот момент колокол возвестил о начале праздника. Конунг сказал:
– Как, уже третий час? Взгляните-ка на солнце!
Так и сделали, и оказалось, что было только начало третьего часа[423]. Епископ сказал:
– Государь, хоть этот человек и содеял немалое, по случаю праздника ему бы следовало даровать пощаду.
Конунг сказал:
– Это ваша уловка, однако вы рассудили против моей воли.
– Вовсе нет, государь, – говорит епископ, – вам решать, как с ним поступить.
Затем собрались исландцы. Там было много родичей и друзей Гисла; они обсуждали это дело и советовались, что предпринять. Они были в большом затруднении и так ни о чем и не договорились.
Наступило воскресенье, и конунгу передали, что Гьяввальд хотел бы с ним увидеться. Конунг пришел к нему. Гьяввальд сказал:
– Я хочу, государь, привести в порядок мои дела, потому что не знаю, сколько мне еще отпущено времени. Я хотел просить вас даровать Гислу пощаду. Он храбро отомстил за своего отца.
– Не стоит на это рассчитывать, – говорит конунг.
Гьяввальд сказал:
– Ты знаешь, конунг, что я долгое время следовал за тобой повсюду и не раз рисковал своей жизнью ради твоей. Я всегда с готовностью выполнял все поручения, какие ты на меня возлагал, хороши они были или плохи, и теперь, может статься, это наша последняя встреча. Я уже беседовал со священниками и поведал им о своих делах, и причастился. Они говорят, что я смогу заслужить спасение, если прощу то зло, которое причинили мне. И я ожидаю, государь, что ты не станешь преграждать мне путь в царствие небесное тем, что предашь смерти этого человека.
– Будь по-твоему, – говорит конунг. Он ушел, а Гьяввальд вскоре умер.
В понедельник рано поутру исландцы держали совет. Тейт сказал:
– Не много нам чести, если наш земляк и достойный собрат будет убит, однако все мы видим, что любой, кто ввяжется в это дело, рискует и жизнью своей, и имуществом. Предоставим конунгу решать, и если не удастся сохранить жизнь этому человеку, то пускай и мы все умрем, а нет – так всем будет дарована пощада. Мы должны выбрать своего вожака и слушаться его.
Они все высказались за то, чтобы он стал их предводителем, а они будут следовать его советам. Он сказал:
– В таком случае вы все должны поклясться мне в том, что не станете жалеть ни себя, ни своего добра ради того, что я сочту нужным предпринять в этом деле.
Они так и сделали.
Потом они пошли в баню, и тут затрубили в рог. Тейт тотчас же выскочил из бани. Он был в рубахе и полотняных штанах, лоб ему обхватывал золотой шнурок, а поверх рубахи изнанкой наружу накинут был двухцветный плащ на сером меху, алый с коричневым.
Сбежались все исландцы, однако, когда трубят на сходку, всегда проходит какое-то время, прежде чем соберется народ. Тейт сказал:
– Пойдем не мешкая к дому, где сидит Гисл, чтобы подоспеть туда раньше конунговых людей.
Они двинулись по улице с большим шумом, а у той женщины окно как раз выходило на улицу. Она выбежала поглядеть и сказала Гислу:
– Большое несчастье, что ты здесь, потому что сюда идут люди конунга.
Гисл отвечает:
– Не будем из-за этого горевать, хозяйка.
Он сказал тогда такую вису:
Вешать нос до срока
Скальд не станет, – сталью
Ноги нам нагреют —
Хоть сулят расправу.
Тут они принялись рубить дверь, и она с треском разлетелась. Люди увидели, что Гисл слегка шевельнулся. Тейт сбил с него оковы, взял его в свой отряд, и они отправились на сходку. А навстречу им шел Сони Предводитель Гостей[425]. Он шел забрать Гисла. Он сказал:
– Вы, исландцы, не теряли времени даром. Сдается мне, что вы решили сами вершить суд над этим человеком. Но конунг и его люди хорошо помнят, что вы натворили нынче утром, а Магнус-конунг не прощал и меньших оскорблений, чем убийство его дружинника этим салоедом.
Когда начался тинг, первым поднялся Сигурд Шерстяная Нитка. Он сказал:
– Я полагаю, большинству присутствующих известно, что убит наш товарищ по оружию, Гьяввальд. Приехал из Исландии человек с обвинением против него, но не стал требовать себе возмещения, как поступают другие, а взял и убил его. Нам, людям конунга, кажется, что иные считают пустяком перебить по одному всех конунговых дружинников. Может статься, со временем они так расхрабрятся, что и с самим конунгом будут считаться не больше, чем с другими. То, что здесь произошло, – большой позор и заслуживает жестокой кары, и это дело не поправить, даже если за одного нашего человека убить десятерых исландцев и так наказать их за дерзость, чтобы им впредь неповадно было захватывать людей, находящихся во власти конунга.
И он умолк. Тогда встал Тейт, сын епископа, и сказал:
– Не разрешит ли конунг теперь мне взять слово?
Конунг спросил у человека, стоявшего рядом:
– Кто этот человек?
Тот отвечает:
– Государь, это Тейт, сын епископа.
Конунг сказал Тейту:
– Ни в коем случае не разрешу я тебе говорить, потому что от твоих речей не приходится ждать ничего хорошего, и ты заслужил, чтобы тебе отрезали язык.
Тогда встал Йон Священник, сын Эгмунда, и сказал:
– Не разрешит ли конунг мне сказать несколько слов?
Конунг спросил:
– Кто теперь говорит?
Тот человек отвечает:
– Исландский священник Йон.
Конунг сказал:
– Разрешаю тебе говорить.
Йон Священник начал свою речь так:
– Благодаренье Богу, эти страны стали христианскими, и Норвегия, и Исландия, ибо прежде бродили вперемешку и люди, и демоны, а нынче дьявол остерегается показываться нам на глаза. Теперь он использует людей для исполнения своих замыслов. Вот и сейчас, как все мы слышали, он говорил устами того, кто здесь только что выступал. Уже был убит один человек, а он убеждает нас, что нужно убить еще десятерых. Я думаю, такие люди многого добьются своими дурными делами и злыми уговорами, если захотят отвратить хёвдингов от справедливости, милосердия и прочих добрых привычек и станут подстрекать и подбивать их творить жестокости и злодейства, дабы порадовать врага рода человеческого убийством крещеных людей. А ведь мы, государь, такие же верные тебе люди, как и те, что живут в этой стране. Следовало бы вам, правителям, которые сидят в этом мире и вершат суд над народом, подумать о том, что вы представляете на земле того Судию, который придет в Судный день вершить суд над всем миром. И теперь, государь, в вашей власти вынести правый приговор и остеречься выносить неправый, ибо на всякий тинг и на всякую сходку является сам всемогущий Господь со своими святыми. Бог посещает добрых людей и правый суд, а дьявол приходит со своими слугами к дурным людям и на неправый суд, и можно не сомневаться, что придет Судья, который рассудит обе стороны по справедливости. Подумайте-ка теперь, государь, какой огонь горит жарче и дольше, тот ли, что разведен в печи, когда жгут дубовое полено, или тот, что зажжен от сухой ветки. Так вот, если ты, конунг, будешь вершить неправый суд, то быть тебе брошенным в тот огонь, где горит дубовое полено, но если ты рассудишь по справедливости, то можно надеяться, что ты очистишься в том огне, что зажжен от сухой ветки.
Так окончил Йон Священник свою речь. Конунг сказал:
– Сурово ты говорил, священник.
Однако не было заметно, чтобы он был сильно рассержен. Тогда встал Гисл и сказал:
– Не позволишь ли, конунг, и мне сказать несколько слов?
Конунг спросил, кто говорит. Ему сказали.