[80] и до края одной расселины неподалеку от того места. С тем и пошли домой, и рассказали обо всем хозяину. Тот спросил, отчего мог умереть Глам. Они сказали, что видали там следы, такие большие, как если бы били дном бочки. Следы шли от вытоптанного места наверх, к тем скалам, что в верхней части долины, и за ними тянулись большие пятна крови. Отсюда люди вывели, что, наверное, Глама убил тот злой дух, что жил там и раньше, но, наверное, он получил в сражении рану, которая его доконала, потому что с тех пор этого духа никто не видел.
На второй день Рождества люди снова пошли, чтобы отнести Глама в церковь. Впрягли лошадей, но едва только кончился спуск и пошло ровное место, они не смогли сдвинуть его ни на шаг. С тем и уехали. На третий день пошел с ними священник. Проискали целый день, но Глама не нашли. Священник не захотел больше ходить с ними. И только он ушел, пастух тут как тут. Махнули они тогда рукой на то, чтобы отнести его в церковь, и, где он лежал, там и засыпали его грудой камней.
Немного погодя люди стали замечать, что Гламу не лежится в могиле. Много было от этого бед людям: иные, увидев его, теряли сознание, а иные и разум. Сразу после Рождества люди видели его на дворе. Взял их ужас. Многие кинулись прочь из тех мест. Скоро Глам стал ночью ездить верхом на коньке крыши, так что крыша едва не рушилась. Стал он ходить потом и днем и ночью. Люди не смели и заезжать в ту долину, хотя бы по важному делу. Все в тех местах считали это великой напастью.
Весною Торхалль нашел себе работников и заново отстроился на своей земле. На время самого высокого солнца привидение поутихло[81]. Так настала и середина лета. Тут к Медвежачьему Заливу пришел корабль. На корабле находился человек по имени Торгаут, родом чужеземец, большого роста, а силой – с двоих мужей. Он был вольная птица и жил сам по себе. Он искал работу, потому что был беден.
Торхалль поехал к кораблю и, повстречав там Торгаута, спросил, не хочет ли тот у него работать. Торгаут сказал, что это можно и ему, мол, все равно, что делать.
– Только учти, – говорит Торхалль, – что слабосильному там делать нечего, потому что с некоторых пор там неладно. Я не собираюсь заманивать тебя в ловушку.
Торгаут отвечает:
– Ну, уж я-то не растеряюсь при виде какого-нибудь привиденьица. Я не из пугливых, и не откажусь от места из-за такого пустяка.
Они быстро сговорились, и Торгаут обязался смотреть зимою за овцами. Прошло лето. С первыми зимними днями Торгаут принялся пасти овец, и он всем полюбился. Глам беспрестанно к ним наведывался и ездил верхом на крыше. Но это только потешало Торгаута, и он говорил, что пусть, мол, этот мерзавец попробует подойти поближе, тогда, может, и испугаюсь. Торхалль просил его придержать язык:
– Уж лучше вам не меряться силами.
Торгаут сказал:
– У вас и впрямь ушла душа в пятки. А вот меня так скоро не испугаешь всей этой болтовней.
Так и шла зима до самого Рождества. В канун Рождества пастух пошел к стаду, а хозяйка сказала:
– Одного хочу, чтобы не вышло нынче, как в прошлый раз.
Он отвечает:
– Не бойся, хозяйка: зато будет о чем рассказать, если я не вернусь.
И он пошел к своему стаду. Было очень холодно, и сильно вьюжило. Торгаут приходил обыкновенно домой еще засветло, а тут он не вернулся в обычное время. Пришли, как всегда, люди из церкви. Всем показалось, что это сильно похоже на то, что уже было однажды. Торхалль хотел послать людей на поиски пастуха, но те отказались, говоря, что не полезут ночью прямо в лапы нечисти. Торхалль сам идти не решился, так ничего у них из поисков и не вышло.
В первый день Рождества люди поели и вышли искать пастуха. Они направились прямо к могиле Глама, решив, что пропажа пастуха – это, верно, его рук дело. Подойдя к могиле, они увидели, что стряслось, и нашли пастуха: у него была свернута шея и каждая косточка переломана. Они снесли Торгаута в церковь, и он с тех пор никому не делал вреда. А у Глама снова стала прибывать сила. Сделался он теперь так могуч, что все бежали прочь с Торхаллева Двора. Остались только сам хозяин и хозяйка.
У них долгое время смотрел за коровами один и тот же пастух. Торхалль не хотел его отпускать, ценя за добрый нрав и усердие в работе. Он был уже очень пожилой и сам ни в какую не хотел уходить. К тому же он видел, что без присмотра пойдет прахом все хозяйское добро.
И вот, как-то уже к концу зимы, хозяйка пошла утром в хлев подоить, как обычно, коров. Было уже совсем светло, потому что до свету никто, кроме пастуха, выходить не решался. Он же выходил едва светало. Хозяйка услыхала в хлеву шум и ужасающее мычанье. Она с воплями бросилась домой, говоря, что там творится что-то неслыханное. Тогда пошел к коровам хозяин, и он увидел, что они бодают друг друга. Он подумал, что это неспроста, и вошел в хлев. Он увидел пастуха. Тот лежал навзничь, головою в одно стойло, ногами – в другое. Торхалль подошел и пощупал его. Он скоро увидел, что пастух мертв и у него переломан хребет. Он был сломан о каменную перегородку между стойлами.
Тут стало Торхаллю уже совсем невмоготу, и он уехал прочь со двора, забрав с собою все, что было возможно. А всю оставленную им скотину перебил Глам. После этого он стал ходить по всей долине, опустошая все дворы кверху от Междуречья. Остаток зимы Торхалль провел у друзей. Никому нельзя было заходить в ту долину с конем ли, с собакой ли – их тут же убивал Глам. А весною, во время высокого солнца, снова пошла на убыль его сила. Торхалль захотел вернуться на свою землю. Ему нелегко было сыскать себе людей, но все же он снова обосновался на Торхаллевом Дворе. А только лишь наступила осень, снова началось все по-старому, и Глам стал досаждать сильнее, особенно мучил он хозяйскую дочку, и в конце концов довел ее до смерти. Много испробовали разных средств, но все без толку. Людям казалось, что все идет к тому, что опустеет и вся Озерная Долина, если только не придет откуда-нибудь спасение.
Теперь надо возвратиться к тому, что Греттир, сын Асмунда, расставшись с Барди у Утеса Торей, просидел всю осень дома. И лишь незадолго до окончания зимы он поехал из дому на север, за гряду, в Ивовую Долину, и провел ночь на Аудуновом Дворе. Они совсем помирились с Аудуном, Греттир подарил ему добрую секиру и заключил с ним дружбу. Аудун долго жил на Аудуновом Дворе, и у него было большое потомство. Его сыном был Эгиль, который женился на Ульвхейд, дочери Эйольва, сына Гудмунда, и их сыном был Эйольв, которого убили на альтинге. Он был отцом Орма – капеллана епископа Торлака.
Греттир поехал на север, в Озерную Долину, чтобы проведать родичей в Междуречье. Там тогда жил Ёкуль, сын Барда, дядя Греттира по матери. Ёкуль был человек высокий, сильный и очень заносчивый. Он был мореход, нраву тяжелого, но при всем том человек достойный. Он радушно принял Греттира, и тот прогостил у него три ночи. Тогда ходило много рассказов о Гламе, ни о чем другом столько не разговаривали. Греттир все расспрашивал, как было дело. Ёкуль сказал, что в этих рассказах ничего не придумано:
– Не любопытно ли тебе, родич, туда съездить?
Греттир сказал, что и впрямь любопытно. Ёкуль стал просить его не делать этого:
– Ведь это значило бы искушать судьбу, а родичи твои многим рискуют, коль скоро речь идет о тебе. Мы ведь считаем, что среди молодежи нет второго такого, как ты. А что касается Глама, так от худого жди худа. И куда как лучше меряться силами с людьми, чем с подобной нечистью.
Греттир сказал, что его разбирает желание отправиться в Торхаллев Двор и посмотреть, что там творится. Ёкуль сказал:
– Теперь я вижу, что бесполезно тебя удерживать. Но вправду говорят, что одно дело – доблесть, а другое – удача.
– Чужая беда может стать и твоей. Думай лучше о том, что будет в свой час и с тобою, – сказал Греттир.
Ёкуль отвечает:
– Может быть, мы с тобою что-то и смыслим в будущем, но уйти от него нам не дано.
На этом они расстались и были недовольны предсказаниями друг друга.
Греттир поехал на Торхаллев Двор, и хозяин радостно его встретил. Он спросил, куда Греттир держит путь, а тот говорит, что если Торхаллю будет угодно, он останется у него на ночь.
Торхалль сказал, что он был бы только благодарен, если б Греттир у него остался:
– Но мало кто почтет за удачу жить здесь. Ты, верно, слышал, что здесь творится. И я бы совсем не хотел, чтобы ты угодил из-за меня в беду. Ведь если ты и уйдешь отсюда цел, то уж коня наверняка потеряешь, потому что никому из тех, кто сюда приходит, не удастся уберечь коня.
Греттир сказал, что коней у него хватит, что бы там ни случилось с этим.
Торхалль был очень рад, что Греттир решил у него остаться, и принял его с распростертыми объятьями. Коня Греттира они надежно заперли в конюшне, а сами пошли спать. Прошла ночь, и Глам туда не наведывался. Торхалль сказал:
– Вот твой приезд помог: ведь не проходило и ночи, чтобы Глам не ездил верхом на крышах или не ломал двери. Ты и сам видишь его рук дело.
Греттир сказал:
– Теперь одно из двух: либо он унялся ненадолго, либо он оставит вас в покое не только на эту ночь. Я побуду здесь еще ночь и погляжу, что будет дальше.
Потом они пошли к коню Греттира и увидели, что никто его не трогал. Хозяину стало казаться, что все идет одно к одному. Греттир проводит там и вторую ночь, и Глам опять не приходил. Хозяин решил, что дело совсем пошло на лад. Идет он взглянуть на коня Греттира и видит: конюшня взломана, а конь вытащен на двор, и каждая косточка у него переломана.
Торхалль рассказал Греттиру, что случилось, и попросил его поберечься:
– Тебе верная смерть, если ты станешь дожидаться Глама.
Греттир сказал:
– За моего коня я должен, самое малое, увидеть этого негодяя.