яжба.
Гицур и Гейр Годи стали решать, кому из них предъявить иск об убийстве Торгейра. Кончилось тем, что Гицур взял это на себя. Он предъявил иск со Скалы Закона и сказал так:
– Я обвиняю Гуннара, сына Хамунда, в том, что он незаконно первым напал на Торгейра, сына Откеля, и нанес ему глубокую рану, от которой Торгейр умер. Я утверждаю, что за это он должен быть объявлен вне закона и никто не должен давать ему пищу, указывать путь и оказывать какую-нибудь помощь. Из его имущества половина причитается мне, а другая половина – тем людям из четверти, которые имеют право на добро объявленного вне закона. Я объявляю об этом суду четверти, в котором по закону должен разбираться этот иск. Я объявляю об этом во всеуслышание со Скалы Закона. Я объявляю, что Гуннар, сын Хамунда, должен быть судим и объявлен вне закона.
Во второй раз Гицур назвал своих свидетелей[222] и обвинил Гуннара, сына Хамунда, в том, что он нанес Торгейру, сына Откеля, глубокую рану, от которой тот умер, на месте, где Гуннар перед этим незаконно напал первым на Торгейра. Затем он объявил все, как в первый раз. Потом он спросил, к какому тингу относится Гуннар и из каких он мест.
После этого люди пошли от Скалы Закона, и все нашли, что он говорил хорошо. Гуннар держался спокойно и говорил мало.
И вот подошло время, когда суды должны были разбирать дела. Гуннар стоял к северу от суда людей из Долины Кривой Реки, Гицур – к югу. Гицур назвал свидетелей и предложил Гуннару выслушать его присягу, изложение дела и все доказательства, которые он собирался привести. После этого он принес присягу. Затем он изложил свое дело суду. Потом он предложил свидетелям подтвердить, что он предъявил свой иск на тинге. Затем он предложил соседям занять свои места, а противникам – отвести лишних соседей.
Тогда Ньяль сказал:
– Довольно! Нельзя больше сидеть сложа руки. Пойдем туда, где сидят соседи.
Они пошли к ним и отвели четырех из них. Оставшимся пяти они предложили сказать, не выехали ли оба Торгейра со своими людьми со злым умыслом против Гуннара. Те, не колеблясь, ответили, что так оно и было. Тогда Ньяль сказал, что это законный отвод иска и что он выступит на суде с этим отводом, если противники не согласятся на примирение. Многие знатные люди поддержали это предложение и порешили на том, что дело рассудят двенадцать человек. Обе стороны дали друг другу руки в знак примирения. После этого было решено, какая вира должна быть заплачена, и она должна была быть заплачена тут же, на тинге, а Гуннар и Кольскегг должны были оставить Исландию на три года. Но если Гуннар не уедет из страны, то родичи убитого имеют право его убить, если смогут это сделать. Гуннар не подал виду, что недоволен решением.
Гуннар спросил Ньяля о деньгах, которые давал ему на хранение. Ньяль отдавал их в рост и вернул все сполна. Денег как раз хватило на все, что Гуннар должен был заплатить.
Вот люди стали разъезжаться по домам. Гуннар и Ньяль поехали с тинга вместе. Ньяль сказал Гуннару:
– Прошу тебя, друг, не нарушай этого договора. Помни, о чем мы условились. Первая твоя поездка в чужие страны принесла тебе большую славу, а эта принесет еще большую. Ты вернешься с большим почетом и доживешь до глубокой старости, и никто здесь не посмеет тягаться с тобой. Но если ты не уедешь из Исландии и нарушишь договор, то тебя здесь убьют, а хуже этого ничего для твоих друзей не может быть.
Гуннар ответил, что не собирается нарушать договор. Он поехал домой и рассказал о решении суда. Раннвейг сказала, что ему надо уехать из Исландии, и пусть тем временем его враги грызутся с кем-нибудь другим.
Траин, сын Сигфуса, объявил своей жене, что летом собирается уехать из Исландии. Она ответила, что это хорошо. Он договорился с Хёгни Белым, что тот перевезет его. Гуннар и Кольскегг договорились с Арифинном из Вика.
Сыновья Ньяля, Грим и Хельги, попросились у отца за море. Ньяль сказал:
– Трудной будет для вас эта поездка, и неизвестно, останетесь ли вы в живых. Правда, вы прославитесь и отличитесь. Но очень может быть, что, уже когда вы вернетесь, будут у вас беды.
Они все же просили его отпустить их, и наконец он сказал, что, если они хотят, то могут ехать. Они договорились с Бардом Черным и Олавом, сыном Кетиля из Эльды, что те перевезут их.
Пошла молва, что лучшие люди покидают округу.
К этому времени подросли сыновья Гуннара – Хёгни и Грани. Они были непохожи друг на друга. Грани был во многом в мать, а Хёгни был доброго нрава.
Гуннар велел перевезти к кораблю товары свои и брата. Когда весь груз Гуннара был на корабле, а сам корабль почти совсем снаряжен, Гуннар отправился на Бергторов Пригорок и на другие дворы проведать знакомых и поблагодарить всех, кто ему помогал.
На другой день он собрался ехать на корабль и сказал всем домочадцам, что уезжает навсегда. Все опечалились, но подумали, что он еще вернется. Собравшись в путь, Гуннар обнял каждого на прощанье. Все вышли проводить его. Он воткнул копье в землю, вскочил в седло и уехал с Кольскеггом.
Вот они подъезжают к Лесной Реке. Тут конь Гуннара споткнулся, и он соскочил с коня. Взгляд его упал на склон горы и на его двор на этом склоне, и он сказал:
– Красив этот склон! Таким красивым я его еще никогда не видел: желтые поля и скошенные луга. Я вернусь домой и никуда не поеду.
– Не доставляй такой радости врагам, – говорит Кольскегг. – Не нарушай договора. Да никому и в голову не придет, что ты можешь его нарушить. И ты ведь знаешь, что иначе все случится так, как предсказал Ньяль.
– Я не поеду, – говорит Гуннар, – и мне бы не хотелось, чтобы ты уезжал.
– Нет, – говорит Кольскегг. – Я не отступлюсь от своего слова и сделаю то, чего от меня ждут. Ничто другое не может разлучить меня с тобой. Скажи родичам и матери, что я не собираюсь больше возвращаться в Исландию, потому что я узнаю о твоей смерти, брат, и тогда уже ничто не побудит меня возвратиться.
Они распрощались. Гуннар вернулся домой, в Конец Склона, а Кольскегг поехал к кораблю и уплыл из Исландии.
Халльгерд обрадовалась, когда Гуннар вернулся домой, мать же его ничего не сказала.
Эту осень и зиму Гуннар провел дома. При нем было немного людей. Олав Павлин пригласил к себе в гости Гуннара и Халльгерд и предложил оставить дом на мать и Хёгни. Гуннар сначала согласился, но потом ему расхотелось ехать.
А на следующее лето на альтинге Гицур и Гейр объявили Гуннара вне закона. Прежде чем тинг окончился, Гицур созвал в Ущелье Сходок всех врагов Гуннара – Старкада из-под Треугольной Горы и его сына Торгейра, Мёрда и Вальгарда Серого, Гейра Годи и Хьяльти, сына Скегги, Торбранда и Асбранда, сыновей Торлейка, Эйлива и его сына Энунда, Энунда из Великаньего Леса, Торгрима из Песчаного Оврага.
Гицур сказал:
– Я предлагаю этим летом напасть на Гуннара и убить его.
Хьяльти сказал:
– Я обещал Гуннару здесь, на тинге, когда он послушался моих уговоров, что не нападу на него. Так тому и быть.
После этих слов Хьяльти ушел, а те, что остались, решили напасть на Гуннара, подали друг другу руки в знак уговора и постановили взять виру с того, кто уговор нарушит. Мёрд должен был выведать, когда лучше всего напасть на Гуннара. Всего их было четыре десятка человек. Они считали, что им будет легко справиться с Гуннаром, раз уехали Кольскегг, Траин и многие друзья Гуннара.
Люди стали разъезжаться с тинга по домам. Ньяль отправился к Гуннару и рассказал ему, что он объявлен вне закона и что его замышляют убить.
– Спасибо, – сказал Гуннар, – что предостерегаешь меня.
– Я бы хотел, – сказал Ньяль, – чтобы к тебе переехали мои сыновья Скарпхедин и Хёскульд. Они не пожалеют жизни ради тебя.
– Я не хочу, – ответил Гуннар, – чтобы из-за меня убили твоих сыновей. Ты вправе ждать от меня лучшего.
– Все равно, – сказал Ньяль. – Ведь, когда ты погибнешь, мстить за тебя придется моим сыновьям.
– Очень может быть, – ответил Гуннар, – но я бы не хотел, чтобы и эта вина лежала на мне. Мне бы хотелось лишь попросить вас позаботиться о моем сыне Хёгни, а о Грани я ничего не скажу, потому что он редко делает то, что мне по нраву.
Ньяль обещал выполнить его просьбу и поехал домой.
Рассказывают, что Гуннар ездил на все сходки и тинги, и враги ни разу не осмелились поднять на него руку. Некоторое время он вел себя так, словно не был объявлен вне закона.
Осенью Мёрд, сын Вальгарда, передал через гонца, что все люди Гуннара будут убирать сено внизу, на Островах, и Гуннар будет дома один. Узнав об этом, Гицур Белый и Гейр Годи, поехали через реку и пески на восток, в Капище. Они послали человека под Треугольную Гору, к Старкаду. Все, кто должен был напасть на Гуннара, собрались там и стали решать, что им делать. Мёрд сказал, что они не смогут захватить Гуннара врасплох, если не возьмут с собой из соседнего двора бонда по имени Торкель и не заставят его войти к Гуннару во двор и увести пса Черного.
Затем они отправились на восток, в Конец Склона, и послали за Торкелем. Схватили его и сказали, что либо убьют его, либо он уведет пса. Он предпочел остаться в живых и поехал с ними.
В Конце Склона от ограды к постройкам вела дорога, обнесенная валами. Там они остановились, и Торкель пошел к дому. Пес лежал на крыше, и Торкель заманил его с собой в овраг. Тут пес увидел людей, бросился на Торкеля и вцепился ему в бедро. Энунд из Великаньего Леса ударил пса секирой по голове и рассек ему череп. Пес громко залаял и свалился мертвым. Им показалось, что они никогда не слышали такого лая.
Гуннар проснулся в доме и сказал:
– Жестоко обошлись с тобой, друг Черный! Но кто знает, может быть, и я скоро отправлюсь за тобой.
Дом у Гуннара был весь деревянный, с дощатой крышей, а в ней были окошки, которые закрывались ставнями. Гуннар спал в каморке, вместе с Халльгерд и своей матерью.