– Остерегайтесь, как бы вам не пришлось заплатить за них цену, которую он сам положит, – сказал он.
Немного погодя Хёскульд и сыновья Ньяля пригласили друг друга в гости. Сначала Хёскульд поехал к сыновьям Ньяля. У Скарпхедина был бурый конь-четырехлеток, крупный и статный. Конь этот был некладеный и никогда не выводился на бой с другими конями. Этого коня Скарпхедин подарил Хёскульду, и еще двух кобыл в придачу. Они все поднесли Хёскульду подарки и уверили друг друга в дружбе.
Затем Хёскульд пригласил их к себе в Оссабёр. У него там было уже много гостей. Он еще до этого велел сломать свой главный дом, но у него было три сарая, в которых приготовили постели. Приехали все, кого он пригласил. Пир вышел на славу. И когда настала пора разъезжаться по домам, Хёскульд поднес гостям богатые подарки и поехал проводить сыновей Ньяля. С ним поехали сыновья Сигфуса и все домочадцы. Сыновья Ньяля и Хёскульд уверяли друг друга в том, что никому их не рассорить.
Немного погодя Мёрд приехал в Оссабёр и сказал Хёскульду, что ему нужно поговорить с ним. Они начали разговор. Мёрд сказал:
– Какие вы разные люди, ты и сыновья Ньяля! Ты сделал им богатые подарки, а они одарили тебя подарками, которые лишь позорят тебя.
– Докажи, – говорит Хёскульд.
– Они подарили тебе коня, которого назвали Молокососом в насмешку над тобой, потому что ты тоже кажешься им не испытанным в бою. А еще я могу тебе сказать, что они завидуют тому, что у тебя есть годорд. Его принял на тинге Скарпхедин, когда ты еще не приезжал на тинг во время пятого суда. Скарпхедин и не собирался вовсе выпускать его из своих рук.
– Неправда, – говорит Хёскульд. – Я получил его во время осеннего тинга.
– Тогда, значит, это Ньяль заставил его, – говорит Мёрд. – А еще они нарушили уговор с Лютингом.
– В этом, думается мне, они невиновны, – говорит Хёскульд.
– Но ты не сможешь отрицать, – говорит Мёрд, – что, когда вы со Скарпхедином ехали к Лесной Реке, у него из-за пояса выпала секира, которой он собирался убить тебя.
– Это был, – отвечает Хёскульд, – его дровяной топор, и я видел, как он затыкал его себе за пояс. Короче говоря: сколько бы ты ни рассказывал дурного о сыновьях Ньяля, я этому не поверю. А если бы даже и оказалось, что ты говоришь правду и что нужно либо мне убить их, либо им меня, то я бы охотнее погиб от их руки, чем причинил им зло. А тебе должно быть стыдно, что ты говоришь такое.
После этого Мёрд поехал домой.
Немного погодя Мёрд отправился к сыновьям Ньяля. Он много говорил с ними и с Кари.
– Я слыхал, – сказал Мёрд, – что Хёскульд говорил, будто ты, Скарпхедин, нарушил мирный уговор с Лютингом. А еще я узнал, что ему показалось, будто ты замышлял убить его, когда вы с ним ехали к Лесной Реке. Но мне кажется, что он тоже замышлял убить тебя, когда пригласил тебя на пир и отвел тебе для ночлега сарай, который стоял дальше всего от других домов. Всю ночь туда подносили дрова, и он собирался сжечь тебя в этом сарае. Но тут случилось так, что ночью приехал Хёгни, и из замысла ничего не вышло, потому что они побоялись его. Затем он поехал вас провожать, и с ним было множество народу. Тогда он в другой раз хотел напасть на вас и велел Грани, сыну Гуннара, и Гуннару, сыну Ламби, убить вас. Но они струсили и не решились напасть на вас.
Когда он рассказал им это, они сначала спорили с ним, но потом в конце концов поверили. Они остыли к Хёскульду и почти не разговаривали с ним, когда встречали его, а Хёскульд тоже охладел к ним. Так проходит некоторое время.
Осенью Хёскульд отправился в гости на восток, на Свиную Гору, и Флоси принял его хорошо. Хильдигунн тоже была там. Флоси говорит Хёскульду:
– Мне сказала Хильдигунн, что между тобой и сыновьями Ньяля легла тень. Мне это не нравится, и я хочу предложить тебе, чтобы ты не уезжал обратно. Я поселю тебя в Скафтафелле, а в Оссабёре поселю своего брата Торгейра.
– Могут тогда найтись люди, – говорит Хёскульд, – которые скажут, что я бежал оттуда со страху, а я этого не хочу.
– Тогда очень может быть, – говорит Флоси, – что это плохо кончится.
– Очень жаль, – говорит Хёскульд, – потому что пусть лучше я погибну и за меня не заплатят виру, чем чтобы из-за меня пострадали многие.
Через несколько дней Хёскульд собрался ехать домой. Флоси подарил ему алый плащ, отделанный по краям до самого низа золотом. Хёскульд уехал домой, в Оссабёр. Некоторое время все было спокойно.
Хёскульда так любили, что у него почти не было врагов. Но с сыновьями Ньяля он всю зиму так и оставался в разладе.
Ньяль взял себе на воспитание сына Кари по имени Торд. А еще он воспитал Торхалля, сына Асгрима и внука Лодейного Грима. Торхалль был человеком смелым и решительным. Он так научился законам у Ньяля, что стал одним из трех величайших законников в Исландии.
В тот год выдалась ранняя весна, и люди стали сеять хлеб.
Однако случилось, что Мёрд приехал на Бергторов Пригорок. Он тотчас отошел в сторону с сыновьями Ньяля и Кари, чтобы поговорить. Как обычно, он стал клеветать на Хёскульда, рассказывать о нем всякие новые небылицы и подбивать Скарпхедина и остальных убить Хёскульда. Он сказал, что Хёскульд опередит их, если они сейчас же не нападут на него.
– Мы согласны, – говорит Скарпхедин, – если ты поедешь с нами.
– За этим дело не станет, – говорит Мёрд.
Они договорились о нападении, и Мёрд должен был приехать к ним вечером.
Бергтора спросила Ньяля:
– О чем это они говорят на дворе?
– Они задумали что-то, не посоветовавшись со мной, – говорит Ньяль, – а меня редко обходят, когда задумывают что-нибудь хорошее.
В этот вечер ни Скарпхедин, ни его братья, ни Кари не ложились. В ту же самую ночь приехал Мёрд, сын Вальгарда, и сыновья Ньяля и Кари взяли оружие и ускакали. Они доехали до Оссабёра и стали ждать у изгороди. Погода была хорошая, и солнце уже взошло.
В это время Хёскульд, годи Белого Мыса, проснулся. Он оделся и накинул плащ, который ему подарил Флоси. В одну руку он взял лукошко с зерном, в другую – меч, пошел на поле, огороженное изгородью, и стал сеять.
Скарпхедин и его люди договорились, что нападут на него все. Скарпхедин выскочил из-под изгороди, и когда Хёскульд увидел его, он хотел бежать. Тут Скарпхедин бросился на него и сказал:
– Не вздумай бежать, годи Белого Мыса!
С этими словами он ударил его секирой по голове, и Хёскульд упал на колени и сказал:
– Бог да поможет мне и простит вас.
Тогда они все бросились на него и стали наносить ему раны.
Мёрд сказал:
– Я кое-что придумал.
– Что же ты придумал? – спросил Скарпхедин.
– Я предлагаю, чтобы я сначала поехал домой, а затем на Каменистую Реку и там рассказал о том, что случилось, и осудил бы вас. Я уверен, что Торгерд попросит меня объявить об убийстве. Я так и сделаю, и это испортит им все дело[269]. А еще я пошлю человека в Оссабёр разузнать, что они собираются предпринять, и там этот человек услышит о том, что случилось. А я сделаю вид, будто я узнаю об этом от них.
– Конечно, сделай так, – говорит Скарпхедин.
Братья и Кари поехали домой. Приехав домой, они рассказали Ньялю о том, что произошло.
– Это печальное событие, – говорит Ньяль. – Горестно узнать про него, и если сказать правду, оно меня так печалит, что лучше было бы, если бы погибли двое моих сыновей, а Хёскульд оставался в живых.
– Не станем на тебя обижаться, – говорит Скарпхедин. – Ты человек старый, и понятно, что ты это принимаешь так близко к сердцу.
– Не в годах тут дело, – говорит Ньяль, – просто я лучше вашего знаю, что за этим последует.
– А что же последует за этим? – спрашивает Скарпхедин.
– Моя смерть, – говорит Ньяль, – смерть моей жены и всех моих сыновей.
– А что ты мне предскажешь? – спрашивает Кари.
– Трудно им будет идти наперекор твоей счастливой судьбе, – говорит Ньяль, – потому что ты переживешь их всех.
Смерть Хёскульда так печалила Ньяля, что он никогда не мог говорить о ней без слез.
Хильдигунн проснулась и заметила, что Хёскульда нет в постели. Она сказала:
– Тяжелые мне снились сны и недобрые. Поищите Хёскульда!
Люди обыскали весь двор, но Хёскульда не нашли. Тогда она оделась и с двумя работниками пошла в поле. Они нашли Хёскульда убитым. Тут пришел пастух Мёрда, сына Вальгарда, и рассказал ей, что сыновья Ньяля проехали отсюда.
– Скарпхедин подозвал меня и объявил, что это он убил Хёскульда, – сказал он.
– Немалый это подвиг, – сказала она, – если он один совершил его.
Она взяла плащ, вытерла им всю кровь и завернула в него спекшиеся сгустки. Она сложила плащ и спрятала его к себе в ларь. Затем она послала человека на Каменистую Реку рассказать о том, что случилось. Мёрд уже был там и успел раньше рассказать новость. Туда приехал Кетиль из Леса. Торгерд сказала Кетилю:
– Вот Хёскульда и нет в живых. Вспомни же, что ты обещал.
– Может быть, – говорит Кетиль, – что я тогда наобещал слишком много. Я не думал, что случится то, что случилось. Теперь я попал в трудное положение. Ведь я женат на дочери Ньяля, а, как говорится, своя рубашка ближе к телу.
– Хочешь ли ты, – спрашивает Торгерд, – чтобы Мёрд объявил об убийстве?
– Не знаю, – говорит Кетиль. – Мне кажется, что от него больше зла, чем добра.
Но когда Мёрд поговорил с Кетилем, то ему, как и другим, показалось, что на Мёрда можно положиться, и было решено, что Мёрд объявит об убийстве и начнет тяжбу на тинге. Мёрд отправился в Оссабёр. Явились девятеро соседей, которые ближе всех жили к месту убийства. У Мёрда с собой было десять человек. Он показал соседям раны Хёскульда, назвал очевидцев ран и перечислил, кто какую рану нанес, кроме одной. Он прикинулся, что не знает, кто ее нанес, а нанес ее он сам. Он назвал убийцей Скарпхедина, а нанесшими раны – его братьев и Кари. Затем он пригласил на альтинг девятерых соседей места убийства. После этого он уехал домой. Он почти не встречался с сыновьями Ньяля, и они были неприветливы друг с другом, когда встречались, потому что так договорились.