«I thank you kindly friendly pal,
I will,» and so he did,
And floated down towards the land
Where all the secrets hid.
What larfs aplenty did he larf,
It seeming so absurd;
Whilst losing all his oars,
On his head he found a bird.
«Hello,» the bird said, larfing too,
«I hope you don't mind me,
I've come to guide you here on in,
In case you're lost at sea.»
Well fancy that, the boy thought,
I never knew till now
That birds could speak so plainly.
He wondered — wonder how?
«What kind of bird are you sir?»
He said with due respect,
«I hope I'm not too nosey
But I didn't not expect.»
«I am a wumberlog you see,»
The bird replied — all coy,
«The highly feathered species lad,
You ought to jump for joy.»
«I would I would, if only, but
You see — well — yes, oh dear,
The thing is dear old Wumberlog
I'm petrified with fear!»
«Now don't be silly» said the bird,
«I friendly — always — and
I'm not like Thorpy Grumphlap,
I'll show you when we land.»
And soon the land came interview,
A 'tastic sight for sure,
An island with an eye to see
To guide you into shore.
«Hard to starboard» said a tree,
«Yer focsle mainsle blast
Shivver timbers wayard wind
At last yer've come at last.»
«You weren't expecting me, I hope»
The boy said, puzzled now.
«Of course we are» a thing said,
Looking slightly like a cow.
«We've got the kettle going lad,»
A cheerful apple say,
«I'll bring a bag of friends along
Wot you can have for tay.»
A teawell ate, with dog and tree
Is not a common sight,
Especially when the dog himself
Had started off the flight.
«How did you get here curlew friend?»
The boy said all a maze.
«The same way you did, in a boat,»
The dog yelled through the haze.
«Where are all the peoble, please,
Wot live when they are dead?
I'd like to see them if I may
Before I'm back in bed.»
«You'll see them son,» a carrot said,
«Don't hurry us; you know
You've got to eat a plate of me
Before we let you go!»
Then off to see the peoble whom
The lad had come to see
And in the distance there he saw
A group of tweilve or three.
A little further on at last
There were a lot or more,
All digging in the ground and that,
All digging in the floor.
«What are you digging all the time?»
He asked them like a brother.
Before they answered he could see
They really dug each other,
In fact they took it turns apiece
To lay down in the ground
And shove the soil upon the heads
Of all their friends around.
Well, what a sight! I ask you now.
He had to larf out lnud.
Before he knew what happened
He'd gathered quite a crowed.
Without a word, and spades on high,
They all dug deep and low,
And placed the boy into a hole
Next to his Uncle Joe.
«I told you not to come out here,»
His uncle said, all sad.
«I had to Uncle,» said the boy.
«You're all the friend I had.»
With just their heads above the ground
They bade a fond goodbye,
With all the people shouting out
«Here's mud into your eye!»
(And there certainly was.)
Араминта Дичь
Араминта Дичь жила, непрерывно змеясь. Она змеялась то над тем, то над этим. Все-то она делала, змеясь. Всякие разные льюди, глядя на нее, поговаривали: «И чего это Араминта Дичь вечно змеется?» Никто не мог пенять, чего это она вечно всюду змеется. «Надеюсь, это она не надо мною змеется, — думали некотовые. — Да, только и остается надевица, что Араминта Дичь змеется не надо мной».
Как-то раз поутру Араминта встала со своей утробной постели, змеясь по обыкновению тем безумным змехом, который все блюди уже знали за нею. «Хи! Хи! Хи!» — змеялась она до самого завтраха-ха-ха. «Хи! Хи! Хи!» — захо-ходилась она надусренними газелями.
«Хи! Хи! Хи!» — задолжала Араминта по пути на раготу. В автобусе, несмотря на кондоктора, всех пассажиров так и зарожало этим змехом. «И чего эта тетка все время змеется?» — по интересосался один старикашка-засажир. Он был тут самый пассажирный, оккулярно ездил этим маршсрутом и считал, что вправе все знать.
«Наверное, никто в мере не знает, почему я постоянно змеюсь, — сказала сама себе Араминта. — Думаю. Многие весьма и весьма захотели бы узнать, почему это я вот так змеюсь. Да, держу пари, многие бы очень и очень хо-хо-хо-тели…» Она была, само собой, права. Многие бы хотели.
У Араминты Дичь был дружок, но даже он не мог понять, в чем тут джок. «Пусть только она будет довольна», — говаривал он. Ведь он был добрый малый. «Прошу тебя, Араминта, скажи, отчего это ты змеешься так беспочечно? Мне-то что, но вот боюсь, что твой змех создает продлены и пересуки среди соседей и стариков». В ответ на такую тиранду Араминда только пуще зазмеялась, чуть не до истерики: «Хи! Хи! Хи!» Так вопила, будто бы сам одеявол в нее вселился.
«Эта Араминта Дичь должна прекрантить свой змех; совершенно определенно, ей придется прекрантить. Я просто рехнусь, если она не прекрантит». Так прозвучал солидный бас добрососедки миссис Крембсбей, которая жила дверь-в-дверь и приглядывала за кошками. Пока Араминта была на рыготе. «Глаз да глаз нужен за энтими кошками, пока она рыготает, и нету в этом ничего змешного!»
Вот удлица уже стала проялять беспокольство насчет араминтиного змеха. Ведь прожила она на этой самой удлице цельный тридцать лет, постоянно змеясь: «Хи! Хи! Хи!» и доводя всех до белого колена! Вот жильцы и стали раскидывать мозги, что тут можно учинить — ведь надо и дальше как-то жить с нею! И придется все время слушать этот идиотский змех! На одном из своих совраний жильцы порешили обратиться за помощью к араминтиному душку, которого звали Ричард (иногда Ричард Третий, но это уже другая история). «Право же, я ничего не знаю, дорогие друзья» — отозвался Ричард, в душе ненавидевший их всех. Было это на втором совраний.
Несравненно, надо было что-то бредумать, и как можно скорее. Дурная халва Араминты распространялась повсюду. Самые разные обуватели со всех угарков страны проявляли к этому заявлению нездоровый интегрес.
«Что я могу сотворить, дабы осушить сей сосуд с мирром, кой мне не испить? Разве я не орошал ее, не умолял ее частно, настоябельно внушая ей прекрантить, даже грузил, но тщетно, заклемал ее: пожалуйста, Араминта, останови свой вонкий змех, Араминта! Силы плоти моей испорчены, и сосуду моему уж не наполниться», — так сказал Ричард. Прочий народ одобрительно зашумел: правильно, что ему было делать? Он старился, как мог. «Мы оборотимся к викарию, — сказала миссис Сбекрейм. — Уж он-то сможет изгнать это из нея!» Собравшиеся одобрили: «Конечно, если кто, дык викарий и могет!» Викарий улыбался устало и печально, пока люди дробные все это ему закладывали. Когда они кончили, он поднялся со своего чресла и громким отчетливым голосом спросил: «Так чего конкретно вы хотите?» Со вздохом народ заколебался опять докладывать все с начала про ужасный змех Араминты.
«Вы хотите сказать, что она просто змеется без всякого провода?» — четко вопросил он. «Да, это так, отеческий викарий, — отозвался Ричард. — Утром, днем и ввечеру, все змеется и змеется, как сумалишенная». Викарий оторвался от своего вязания, посмотрел на него и разинул рот:
«Что-то следует сделать с этой жестьщиной, которая все время змеется. Так нельзя».
«Я действительно не поливаю, кого это канается, змеюся я или рыгаю, — вздохнула Араминта после долгой кляузы. — Вся штука с людьми, преподобный, в том, что они сами разучились, повторяю, разучились змеяться, — во всяком случае, это я так думаю».
Разувается, она беседовала с совершенно преподобным ЛАЙОНЕЛЛОМ ХЬЮЗОМ! Араминта оправилась к нему, надеясь, что он хоть немножко сможет помочь ей в бреде, ведь он всегда так распросранялся о помощи ближним, поэтому она и решила — отчего бы не попробовать? «Что мне вам сказать, милая вы моя, что мне сказать?» Араминта посмотрела на свят-щеника возмущенно. «Если вы не знаете, что вам сказать, то не спрашивайте об этом меня. Я пришла сюда попросить у вас помощи, а вы имеете наглость спрашивать, что вам сказать! И это все, что вы имеете мне соовощить?» — взревела она. «О, я понимаю ваши чувства, Саманта, у меня кузен в таком же положении — не видит ни фига без своих очков».
Араминта всторчала, приняла вызывающую дозу, забрала собственные зыркала и серьезно выбежала прочь. «Не удивительно, что к нему больше троих не приходят по воскресеньям!» — крикнула она по пути к небольшой кучке спивак.
Прошел год, или два, но заметных извинений в странном змехе Араминты не произошло. «Хи! Хи! Хи!» — так она продолжала сводить с ума и себя, и всех окружителей. КАЗАЛОСЬ, РЕШЕНИЯ ЭТОЙ ПРОБЛЕМЕ НЕ БУДЕТ! Так продолжалось восемьдесят лет, пока Араминта не умерла, змеясь. Но это мало помогло бедным соседям. Они-то все поумирали еще раньше — и над этим Араминта больше всего змеялась, пока не пришел и ее час.
Araminta Ditch
Araminta Ditch was always larfing. She woof larf at these, larf at thas. Always larfing she was. Many body peofle woof look atat her saying, «Why does that Araminta Ditch keep larfing?» They could never understamp why she was ever larfing about the place. «I hope she's not at all larfing at me,» some peokle would say, «I certainly hope that Araminta Ditch is not larfing at me.»