– Да это же золото! – ошеломленно воскликнул он.
– Я тебе говорил, – невозмутимо отозвался курака, который шел рядом с ним. – Цветы на площади Уакапайта тоже из золота. Здесь все из золота.
Как бы ему хотелось остаться здесь на несколько часов, чтобы полюбоваться самой искусной ювелирной работой на свете, однако солдаты жестами ясно дали понять, что необходимо поторопиться, и он последовал за ними внутрь величественного здания, стены которого были возведены из гигантских каменных блоков, подогнанных друг к другу настолько точно, что в стык между ними невозможно было воткнуть даже конец его меча.
Внутри черные стены мгновенно стали золотыми, поскольку от пола до потолка их покрывала толстая золотая пластина, и свет факелов, отражаясь с обеих сторон, был таким ярким, что андалузцу на несколько секунд пришлось сощурить глаза, чтобы они привыкли к столь неожиданному сиянию после уличной темноты.
Время от времени в центре очередной стены вырисовывался силуэт животного или птицы, выложенный из изумрудов, и у андалузца возникло чувство, что это все не наяву и никто не вытаскивал его посреди ночи из постели, поскольку лишь в самом бесконтрольном сне допускается столь расточительное отношение к сокровищам.
– Невероятно! – бормотал он, качая головой. – Быть того не может. В мире просто не существует столько золота.
Оказалось, что существует. Его было все больше и больше по мере того, как они проходили помещение за помещением, и когда наконец вступили в самое большое из них, Алонсо де Молина несколько секунд стоял, словно пригвожденный к месту, разинув рот и завороженно глядя на почти трехметровый толстый диск солнца, усыпанный драгоценными камнями, который висел позади высокого трона.
– Боже милосердный! – воскликнул испанец. – Да здесь сокровищ больше, чем во всех европейских дворцах вместе взятых.
– Смотри в пол!
– Что?
Чабча Пуси, который нес на плечах небольшой мешок из шкур альпаки и был бледнее снега на горной вершине, повелительно кивнул головой, указывая вниз:
– Смотри в пол и не поднимай взгляда!
Испанец повиновался и застыл на месте, заметив, как через боковую дверь в зал вошла небольшая группа людей. Он почти не дышал, пока не услышал легкий щелчок, и курака прошептал ему:
– Можешь поднять голову, но, когда Инка на тебя посмотрит, ни в коем случае не отводи взгляда… Таков ритуал.
Уаскар – человек, которому было слегка за тридцать, небольшого роста, но с высокомерным выражением лица, пронзительными глазами, которые казались золотистыми, в роскошных одеждах, усыпанных камнями, – уселся на трон и с явным любопытством, возможно, с некоторой долей растерянности разглядывал чужестранца.
– Добро пожаловать в Куско! – властно произнес он: в его голосе чувствовалось напряжение. – Правда ли, что ты говоришь на моем языке?
– Правда.
– Ты пришел с миром?
– Где же мои армии, если бы не мир направлял мои шаги?.. Какой вред я мог бы в одиночку причинить самой могущественной из существующих империй?..
Инка повернулся к четверке старцев, которые стояли, отступив на шаг назад, по его левую руку, и, по всей видимости, дал им понять, что удовлетворен тем, что услышал. Затем, после некоторого размышления, снова вонзил в испанца свой сверлящий взгляд и спросил:
– Неужто ты бог?
– Боги, как и короли, узнают друг друга… – уклончиво ответил Молина. – Я никогда не поставлю под сомнение, что ты перворожденный сын Уайны Капака, потомка Манко Капака, основателя Империи и в свою очередь потомка Солнца.
Вероятно, Уаскару требовалось время, чтобы обдумать каждую фразу, поэтому он лишь долго смотрел на свои руки, словно они вдруг с силой притянули к себе его внимание. Наконец, не поднимая головы, поинтересовался:
– Какова настоящая цель твоего путешествия?
– Узнать тебя.
– Зачем?
– Разве должна существовать особая причина, чтобы узнать Сына Солнца?
– Это не ответ на мой вопрос, но я попробую задать тебе другой: что ты знаешь о моем брате Атауальпе?
– Что он твой брат всего лишь наполовину, и что в его жилах кровь Инков не течет свободно. Его мать не ведет происхождение от Солнца.
– Он подчинится моей власти?
– Нет.
– Как ты можешь быть так уверен? – удивился тот. – Он тебе это сказал?
Испанец убежденно ответил:
– Я никогда с ним не разговаривал, но раз уж он считает себя настоящим Сыном Солнца и зашел так далеко, то его достоинство не позволит ему пасть к твоим ногам.
– Я не претендую на то, чтобы он пал к моим ногам, – простодушно ответил тот. – Я только хочу, чтобы он признал, что я единственный Инка, и согласился, что страну нельзя делить. – Он помолчал и вдруг произнес переменившимся голосом: – Я не хочу войны.
Именно эта перемена в голосе, больше, чем слова, помогла Алонсо де Молине понять, что с виду всемогущий Инка Уаскар, прямой потомок Бога Солнца и абсолютный повелитель Империи инков, был на самом деле неуверенным в себе человеком, а главное, он сомневался в результате вооруженного противостояния со своим агрессивным и амбициозным единокровным братом.
Если он сейчас, среди ледяной ночи, сидит здесь на огромном троне, который явно не может заполнить собою, то, вероятно, не потому, что ему необходимо убедиться в том, что таинственный чужестранец, высадившийся на его берег, всего лишь человек, а не воплощение Виракочи, а чтобы попытаться выяснить, не может ли тот пролить какой-нибудь свет на результат схватки, которая казалась неизбежной.
– Не думаю, что это непременно будет война, – возразил Алонсо де Молина, стараясь разъяснить ему свою личную точку зрения. – Это мятеж. Войны можно избежать, если этого желает одна из сторон, а вот избежать мятежа – это зависит лишь от твердости того, кто решил его поднять.
– И ты думаешь, что Атауальпа решил окончательно?
– Боюсь, что да.
– Если уступить ему Северное королевство, это что-нибудь даст?
Четверо старцев, которые на всем протяжении беседы оставались бесстрастными, встрепенулись и обменялись короткими растерянными взглядами, и первый из них уже собрался выразить протест, однако Инка, который, похоже, краем глаза улавливал все происходившее вокруг, приподнял руку, словно не желая допустить какого-либо вмешательства или же призывая к спокойствию, и настойчиво повторил вопрос:
– Скажи мне, если разделить Империю с братом, это поможет избежать ужасного кровопролития, которое предсказывают звезды?..
– Боюсь, это лишь привело бы к тому, что он стал бы сильнее, чтобы затем обрушиться на тебя.
– Ты бы принял мою сторону в случае войны?
– Я прибыл в эту страну с миром, но один из твоих родственников убил моего друга. Я не стану принимать никакого решения, пока не получу голову Чили Римака, что позволит мне понять, что ты человек справедливый.
Инка, глаза которого отливали золотом, медленно кивнул один раз, потом другой, а затем сказал:
– Мне неведомо, почему Чили Римак убил твоего друга, но уже потому, что он держит меня в неведении, он заслуживает наказания. Будет тебе его голова, но сначала хочу знать, правда ли, что ты управляешь молнией и твоя «труба громов» убивает на расстоянии.
– Правда.
– Ты бы мог убить Атауальпу издалека?
– Нет, если в его жилах течет кровь Инков. Могущество богов никогда не должно быть обращено против детей этих богов, если только они не попытаются на меня напасть.
Позже, на обратном пути, Чабча Пуси не мог не похвалить его за эти слова, поскольку, они, по всей видимости, окончательно убедили робкого Уаскара в том, что ему незачем бояться странного «человека-бога», явившегося к нему с визитом.
– Он боится, – добавил он, и было ясно, что ему нелегко признать, что его личный бог может выказать столь обыкновенную человеческую слабость. – Он боится, и я так и не сумел понять, чего именно: то ли того, что пострадает его народ, то ли за себя самого.
– И того, и другого, – отозвался испанец, который чувствовал крайнюю усталость, но был очень доволен тем, как прошла беседа. – Это бедный малый, которому наверняка порядком заморочили голову дурными предсказаниями. Всякий раз, когда он садится на трон, поди, думает: за что мне такое бремя и такая честь и когда же придут те, кто меня от него избавят? Каким был его отец?
– Уайна Капак? Храбрый воин, стойкий, как скала, свирепый и властный. Один лишь Атауальпа, который сопровождал его во всех кампаниях, осмеливался ему перечить. Он умер очень старым, но до последнего мгновения правил железной рукой.
– А Уаскар рос, понимая, что ему никогда не стать таким, как он… – завершил Алонсо де Молина. – Знаю я таких принцев, которым следовало бы навсегда таковыми и остаться. Наследники-то они наследники, но не короли. Как ветки хороши, а как стволы никуда не годятся.
– До сих пор он вел себя как справедливый правитель. Он управлял империей, пока отец с братом воевали.
– Наверняка с этим он справляется лучше, чем кто бы то ни было. Его к этому готовили, однако, стоит ему столкнуться с настоящей проблемой, он теряется, потому что Уайне Капаку не приходилось сталкиваться с такими ситуациями, и поэтому Уаскар не знает, как бы тот поступил в подобном случае.
– Хочешь сказать, что его единственное достоинство состоит в том, что он сын Уайны Капака?
– В роли Инки – да. Он вырос в тени отца и всему у него научился, однако задачи, которых нет в учебнике, по которому тот его учил, представляются ему неразрешимыми.
Чабча Пуси, курака Акомайо, ничего на это не сказал, лишь пожелал испанцу хорошего отдыха, и удалился в покои, которые занимал вместе с Найкой, чтобы обдумать все, что он узнал за эту долгую ночь о человеке, которого всегда считал своим богом и путеводной звездой. Над Куско уже забрезжил рассвет, и выше, на горе, начал вырисовываться величественный силуэт неприступной крепости Саксайуаман, стоявшей на страже города, который постепенно пробуждался. А Чабча Пуси все продолжал, привалившись к косяку окна, блуждать взглядом по крышам – некоторые были крыты чистым золотом – этого дорогого его сердцу «Пупа Земли»