Чабча Пуси, который нервно разглаживал край туники, наконец поднял голову и пристально посмотрел на «человека-бога», который не переставал его удивлять.
– Эти «пушки» привезут твои люди, когда надумают вернуться?
– Возможно.
– Они рассчитывают с их помощью разгромить наши армии?
– С их помощью и с помощью кавалерии.
– Понятно… – прошептал курака. – Огромные животные, способные быстро перевезти воина… – Он печально покачал головой. – Я извещу Уаскара, – сказал он. – Но не могу обещать, что он тебя послушает. Яна Пума наверняка ему посоветует тебе не доверять.
– Рискнем. Пока будем ждать ответа, пошли своих людей за серой, селитрой и древесным углем.
– Зачем?
– Чтобы изготовить порох.
– Порох?.. Что такое порох?
Андалузец вновь улыбнулся, ответив:
– Дух грома.
Чабча Пуси был прав: Яна Пума решительно воспротивился предложению Алонсо де Молины, потому что каждый день на сторону мятежников переходили новые дезертиры, привлеченные обещаниями легкой наживы, и поэтому некоторые устои, которые веками оставались незыблемыми, начали опасно расшатываться.
– Кто поручится, что он не сторонник Атауальпы? – злобно вопрошал он. – Он просит дать ему время, тогда как все мы знаем, что время работает против нас, и я согласен с Атоксом: мы должны дать сражение, прежде чем страну охватят беспорядок и анархия.
– А если он и правда может изготовить оружие, которое нас спасет? – несмело предположил его упавший духом племянник. – Не стоит ли попытаться?
– Спасет нас?.. – гневно повторил престарелый жрец. – С какой стати нас спасать? Это Атауальпе надо думать о спасении. Боги на нашей стороне.
– В последнее время они отвернулись от нас. Почему?
– Потому что их пути темнее путей самой глухой ночи. Они пытаются подвергнуть тебя испытанию, чтобы ты доказал, что ты настоящий Сын Солнца, достойный своих предков, и тебя не смогут сломить неприятности. Сегодня утром я принес в жертву черную ламу, и послание ее легких не оставляет сомнения: ты одержишь великую победу и кровь твоих врагов окрасит воды Апуримака вплоть до того места, где он соединяется с великой рекой – там, на востоке.
Перепуганный Уаскар сейчас желал только одного: поверить в пророчества дяди и препоручить богам и жрецам судьбу трона. После жестокого сражения при Коча-Уайлас, в котором были разгромлены его лучшие армейские корпуса – пращники, лучники и копьеносцы, самые храбрые и эффективные, – его доверие к Атоксу было подорвано, и он денно и нощно ломал голову над тем, каким же образом можно одержать хоть какую-то победу над хитроумными Руминьяуи и Кискисом.
– Может, Виракоча… – снова отважился заикнуться он.
– Виракоча – это воплощение Супая, духа зла, союзника Атауальпы, и самое правильное, что ты мог бы сделать, это приказать его убить. К кому ты прислушаешься: к демону-чужестранцу или к человеку, который о тебе заботится и защищает с самого дня твоего рождения?
– Если бы ты и правда меня защищал, ты бы никогда не позволил моему отцу – твоему брату – отдать Атауальпе северные провинции.
– Твой отец, Уайна Капак, был одним из самых храбрых и могущественных Инков в нашей истории, никто никогда не осмеливался оспаривать его решения, и, если он и совершил ошибку, это имеет мало значения в сравнении с важностью его достижений. Ты ему обязан троном, и твоя задача его сохранить.
– Как?
– Если бы ты меня послушал и казнил предателя, когда он был у тебя в руках, все было бы уже позади. Но еще не поздно.
– Как? – настойчиво повторил Инка. – Атокс боится. Я это знаю. Лис дважды столкнулся с этим старым ягуаром Руминьяуи и оба раза потерпел неудачу. Теперь он только тем и занят, что зализывает раны и растерянно спрашивает себя, как же ему избежать новых ударов когтистой лапы. Полмиллиона человек под командованием струсившего генерала – это всего лишь полмиллиона трусов.
– Замени его.
– Кем? Тобой? Так ты человек божий. Или мной? Так я едва знаю, чем отличается стратегия полка копьеносцев от стратегии полка булавоносцев… – Он метался по комнате из конца в конец, словно медведь в клетке, и наконец, похоже, принял окончательное решение: – Отправлю-ка я гонца к Кискису. Если он перейдет на мою сторону, назначу его главнокомандующим всех армий и губернатором севера в ранге члена королевской семьи. Чего еще может желать человек, который когда-то был простым парикмахером?
Спустя шесть дней Инка Уаскар получил ответ на свое предложение – его посланец въехал в Хауху на плечах восьмерых носильщиков. С бедняги живьем содрали кожу и натянули ее на скелет из веток, а его желудок превратился в жуткий барабан. В связанных руках он держал флейту, вставленную в зубы, а с огромных ушей свисали маленькие тарелочки. В итоге из него получился кошмарный и зловещий образ человек-оркестра с пустыми глазницами.
Это был жестокий удар. Удар, который, вероятно, подтолкнул Инку к решению начать действовать, покинув Хауху, где, как ему было известно, враги никогда бы не стали на него нападать, а лишь позволили бы ему ослабевать и дальше из-за потери крови – непрекращающегося бегства сторонников, и отправиться на обрывистые берега Апуримака, где он надеялся – без малейших гарантий успеха – дать отпор сгорающим от нетерпения кровожадным войскам своего брата.
Генерал Атокс, хоть и был в подавленном состоянии, вновь встал во главе его войск, готовый дорого отдать жизнь и подтвердить, пусть и в последний раз, свою репутацию старого лиса, от которого всегда можно ожидать новой и непредвиденной хитрости.
Алонсо де Молина трудился не покладая рук.
В ожидании ответа Инки он занялся – призвав на помощь все свои знания, – приготовлением смеси, которую представлял собой «дух грома», и, хотя вещества, которыми он располагал, были не совсем те, что надо, ему все-таки удалось сделать порох, который, если и был не очень мощным, по крайней мере производил густой и черный дым и приличный грохот, который заведомо вызывал больше ужаса, чем вреда.
Двое из числа лучших ювелиров королевского дворца за считаные дни изготовили ему небольшую пушку (на самом деле она была чуть больше короткой и толстой кулеврины[59] для салюта), и андалузец положил ее на тяжелый лафет, придавив его массивными каменными блоками, в конце большого двора, зарядил кусочками золота и мелкими камнями, и, наведя на деревянный щит, приставленный к стене, поджег фитиль и кинулся в укрытие, где уже находились Найка, Шунгу Синчи, Чабча Пуси и Калья Уаси.
Фитиль – обыкновенная веревка, смазанная порохом, а после высушенная, – затрещал, испуская искры, и Алонсо де Молина поймал себя на том, что впервые за долгое время просит Святую Варвару[60] не оставить его.
Золото пушки сверкало на солнце, фитиль перестал сыпать искрами, когда подожженный конец исчез из вида, прошло несколько секунд, показавшихся вечностью, – и вдруг страшный взрыв сотряс чуть ли не до основания дворец кураки Акомайо.
Двор заполнился едким дымом, вызывающим кашель, обе девушки взвизгнули, опрокинувшись навзничь, и остались лежать, потешно раскинув ноги. Калья Уаси спрятал голову, закрыв руками уши, а Чабча Пуси все-таки порвал тунику после стольких попыток ее разгладить.
Когда же дым в конце концов рассеялся и слабый ветерок унес прочь едкий запах, их взорам предстала – какое счастье и какой ужас! – груда щепок: все, что осталось от массивного деревянного щита.
– Святые небеса! – воскликнул испанец. – Вот так рвануло!
Он пошел взглянуть на пушку, в каком она состоянии: ее чуть не вырвало с корнем из ложа, – и к своему удовлетворению отметил, что в ней оказалось не так уж много изъянов, хотя внутренний износ лишний раз доказывал, что золото совсем не тот материал, из которого следует изготавливать оружие.
– Работает! – пробормотал он. – Надо же, работает!.. Она выдержит, по крайней мере, еще пару зарядов, добавить еще тридцать таких же пушек – и эти мерзавцы у меня обделаются. – Он повернулся к Чабче Пуси, который пытался унять легкую дрожь в коленях. – Что скажешь? – спросил он. – Я был прав или нет?
– Творение дьявола… – только и смог выдавить из себя ошеломленный инка. – Это не что иное, как творение Супая. Или Пачакамака, который очнулся от сна, чтобы устроить миру встряску.
– И Супай, и Пачакамак тут ни при чем!.. Это китайские штучки. Говорят, это они изобрели порох, хотя использовали только для фейерверков. А мы воспользовались им в военном деле, и ей-богу он может творить чудеса. Отправь сообщение Уаскару! Заверь его, что через пару недель мы будем готовы.
Однако часки, который бежал в Хауху, встретил недалеко от моста Уака-Чака другого посланника, прибывшего из Хаухи.
Его вести не были добрыми. Армия Уаскара расположилась севернее, на берегу того самого Апуримака, темные, холодные и бурные воды которого неслись вниз, и на рассвете следующего дня она даст окончательное сражение войскам предателя Атауальпы. В связи с этим Инка приказывает всем жителям Куско отправиться в храмы и молиться о победе своего господина и повелителя, единственного законного наследника бога Солнца.
– Глупец! – возмущенно воскликнул Алонсо де Молина. – Тысячу раз глупец! Ему надо было немного поверить… Всего чуть-чуть! Я бы обратил в бегство его врагов, никто бы и сопротивляться не стал, а сейчас они поубивают друг друга камнями да копьями и никого не останется в живых. Зачем? Зачем, черт побери?
– Мужчины… – тихо проговорила Найка: это она принесла ему печальное известие. – Им нравится война. Моя мать рассказывала, что сколько она себя помнила, мужчины только тем и занимались, что воевали по той или другой причине, а однажды сожгли ее деревню и увели ее силой. И потом она все время сталкивалась с насилием, а когда выяснилось, что мой отец любит только покой и безмолвие звезд, доверила ему свою жизнь, словно наконец обрела рай.