считалось законом, поскольку он, по собственному определению, даже не существует… Но это древний, почти забытый обычай, и я не хочу, чтобы по моей вине он исчез. Мой повелитель Атауальпа решит, как я должен поступить с вами, впрочем, возможно, я попрошу, чтобы он позволил вам поступить ко мне в услужение… Судя по виду, ты хороша в постели.
– Я жду ребенка, – ответила она. – Знаешь, что бывает с тем, кто тронет беременную женщину?
– Знаю, – насмешливо ответил тот. – А еще знаю, что никакая беременность не длится вечно… – Он повернулся к Алонсо де Молине: – Это ты, что ли, отец?
– Я.
– Обоих? – поинтересовался он, указывая на Шунгу Синчи, и, когда испанец кивнул, добавил: – Видимо, это у вас такая забава – плодить ублюдков. Моя жена Куси-Куильюр родила черного ребенка. – Тон его голоса внезапно изменился, выдавая его безмерную злость. – Я принес его в жертву, чтобы боги помогли мне тебя отыскать.
После жестокого сражения на Апуримаке, войдя в Куско, Атауальпа увидел перед собой практически мертвый город, поскольку большинство родственников поверженного Инки, которые по традиции управляли Империей, в панике бежали и не собирались возвращаться, пока войска генерала Каликучимы стояли в крепости Саксайуаман.
Несмотря на то, что Атауальпа удерживал в плену своего единокровного брата, он пожелал выказать особую милость, объявив всеобщую амнистию и распустив слух о том, что если Уаскар формально признает перед всем двором, что согласен на раздел королевства, он удалится со своими войсками и устроит столицу в Кито, взяв на себя обязательство поддерживать окончательный мир в «Южном королевстве».
Многие сомневались в искренности его намерений, но видя, как все мало-помалу успокаивается и те, кто отважился покинуть свои убежища, не подвергаются репрессиям, основное ядро кусковской знати предпочло вернуться в свои дворцы, и был назначен день, чтобы побежденный Инка публично согласился с разделом Империи.
Был устроен большой праздник с обилием яств, чичи, с музыкой и танцами, и когда в конце установилась торжественная тишина в ожидании, что сейчас появятся оба брата, в огромный зал ворвались солдаты Каликучимы, вооруженные увесистыми булавами, которыми разбили головы практически всем присутствующим.
Позже стало известно, что Чили Римак, бывший губернатор Тумбеса и член королевской семьи, был одним из главных организаторов жестокой расправы, что дало ему возможность стать доверенным лицом нового Инки, которого он до этого уже освободил в Тунепампе.
Предательская расправа раз и навсегда покончила со всяким сопротивлением узурпатору, однако чего не удалось добиться Чили Римаку, Каликучиме, Кискису и даже самому Атауальпе, так это чтобы Уаскар, его дядя Яна Пума или кто-то из немногих людей, которым было известно, где спрятан Секретный город, выдал его точное расположение.
Кого-то поджарили на медленном огне, с других живьем содрали кожу, одновременно натирая солью кровоточащую плоть, а Яна Пуму как уважаемого члена королевской семьи заставили выпить расплавленное золото, однако все сумели унести секрет в могилу, и разозленному Атауальпе пришлось признать, что существует стратегический пункт, на который его власть все еще не распространяется и который в будущем может превратиться в очаг восстаний.
– Найди проводника! – приказал он вне себя от ярости своему верному Руминьяуи. – Кого-нибудь из тех офицеров, которые знают дорогу, и предложи что угодно, потому что до тех пор, пока я не овладею «Старым гнездом кондора», не смогу считаться настоящим Инкой.
– Ни одному проводнику не разрешено пройти весь путь… – таким был обескураживающий ответ. – Он разделен на этапы, и никто под страхом смерти не может знать участок длиннее дневного перехода. Такой порядок установил Инка Пачакутек, и его все время поддерживали.
– А ведь отец меня любил… – с горечью сказал Атауальпа. – Он любил меня больше, чем этого никчемного Уаскара. И при этом так и не раскрыл мне местонахождение города… Почему?
– Потому что по традиции оно известно только Инке и его ближайшим советникам. Уайна Капак хотел, чтобы ты был лишь королем Севера, и ты это знаешь.
– Ты что, обвиняешь меня в том, что я пошел против воли своего отца?
– Не мне судить тебя, мой господин. Я лишь повинуюсь тебе. Ради тебя я лишился глаза и отдал бы другой, если бы потребовалось, лишь бы узнать, где находится этот город, но я никогда не скрываю от тебя того, что думаю. Оставь это дело! Это не твоя земля и не твои люди. Создай свое собственное королевство на севере от Кахамарки и расширь свою империю на восток, до земли ауков. Уаскар слаб, он никогда не отважится на тебя напасть. Он получил урок и навсегда успокоился. Уйдем отсюда!
Однако Атауальпа стремился стать Инкой, а не королем Кито и ауков, поэтому он отослал Руминьяуи на север, а сам остался на юге, желая во что бы то ни стало найти Секретный город, и тут спустя две недели усталый часки упал к его ногам с известием о том, что большие плавучие дома остановились напротив Тумбеса и сто восемьдесят виракоч, вооруженных до зубов, сошли на берег.
– У некоторых четыре ноги… – в заключение сказал он. – Они огромные, с металлической кожей, остроконечными ушами, двумя головами. И хвост такой же длинный, как у лисы.
Груз легенды, словно плита, придавил спину человека, который и без того уже испытывал груз вины, и он испугался, что те самые боги, которые не позволяли ему ступить на священную землю «Старого гнезда кондора» прислали ему врага, в тысячу раз более могущественного, чем армия Уаскара.
– Даже двухсот не набрали!.. – сказал он себе, и только уверенность в том, что их слишком мало, позволила ему заснуть: против такого смехотворного войска он может, когда захочет, выставить почти миллион солдат.
Но были ли они богами, как многие говорили, или это просто другие люди, как уверял Чили Римак, который близко пообщался с одним и убил другого?..
– Приведи ко мне Алонсо де Молину! – властно приказал он. – Он сбежал с Чабчей Пуси в восточные горы. Отправляйся туда и без него не возвращайся! Мне необходимо его увидеть прежде, чем встретиться с новыми пришельцами, ведь они не понимают нашего языка.
И вот теперь Чили Римак видел его перед собой – побежденного и униженного – и ничего так не желал, как покончить с ним тем же вечером, однако страшась гнева Атауальпы – да и грех было упускать единственную возможность узнать слабое место чужестранцев, – сдержался.
– Пусть его постоянно стерегут четыре человека, – приказал он офицеру, который командовал отрядом. – Если он сбежит, прикажу спустить со всех шкуру.
Однорукий, который хорошо знал кровожадный нрав хозяина, лишь утвердительно кивнул.
– Не беспокойся, господин, – сказан он. – Он и моргнуть не осмелится без моего позволения.
Так оно, действительно, и было: когда на следующее утро они двинулись назад, в Кито, четверо солдат, крепко сжимавших в руках острые копья, взяли испанца в кольцо и стерегли каждое движение.
С Калья Уаси поступили таким же образом, и даже с женщин не спускали глаз: совершенно очевидно, что Чили Римак не хотел потерять ни одного из своих пленников, намереваясь с триумфом явиться с ними во дворец Инки.
Таким образом, три длинных дня андалузец бежал, спотыкаясь и падая; он разбил себе лицо, руки и ноги, потел и чертыхался – и все время со связанными руками и под неусыпным наблюдением солдат, понимавших, что малейший промах будет стоить им жизни. А Чили Римак, удобно развалившись в своих носилках, с удовольствием наблюдал, как спотыкается и выбивается из сил его ненавистный враг, хотя наверняка беспокоился о его безопасности, поскольку всякий раз, когда они шли по краю пропасти или переправлялись через реку, приказывал солдатам, крепко держать пленника.
Местность все так же была труднопроходимой, необыкновенно обрывистой и, судя по всему, незнакомой даже тем, кому была поручена трудная задача вести группу: они то и дело останавливались, растерянно шушукались и даже ожесточенно спорили о том, куда идти дальше.
Все знали, что Куско находится на юго-западе, однако юго-запад зачастую казался абсолютно недостижимым местом, так как самые неприступные горы как будто играли, сдвигаясь с места и все время оказываясь у них на пути.
Стремясь избежать опасного русла Урубамбы, которая в верховьях бурно неслась в каньоне, между высоких отвесных утесов или непреодолимых склонов, покрытых непроходимыми, с виду почти тропическими лесами, они слишком отклонились к востоку и попали в лабиринт высоченных гребней и глубоких пропастей, которые уже начали истощать терпение раздражительного Чили Римака.
– Здесь мы не проходили, когда шли туда, – сказал он. – Как это так получилось?
– Проводники где-то сбились с пути, – покорно отозвался однорукий. – Теперь мы заблудились.
– Напомни мне, чтобы я отрубил им головы, когда мы вернемся в Куско. Всем!
Однако на следующее утро вдруг все начали перешептываться, а обрадованные проводники явились с известием, что они наконец нашли тропу, по которой, судя по всем признакам, недавно проходили люди.
Она не была ни широкой, ни удобной, постоянно петляла среди камней, лесов и ущелий, но они шли по ней, счастливые, часа четыре или пять, как вдруг на вершине скалы, которая позволяла держать под контролем перевал, неожиданно возник человек, вооруженный тяжелым луком, и властно приказал им остановиться.
– Почему? – спросил Чили Римак.
– Потому что проход запрещен, – прозвучало в ответ. – И у кого нет разрешения Инки Уаскара, тот приговаривается к смерти.
– Уаскар уже не Инка, – яростно парировал Чили Римак. – Атауальпа является Инкой.
– Я признаю только власть Уаскара, – настаивал тот. – Возвращайтесь назад!
Однако Чили Римак только указал на него пальцем и истерично приказал однорукому:
– Убей его!
Несчастный офицер даже не успел взяться за оружие: в воздухе просвистела меткая стрела и насквозь пронзила ему горло.