ев из «старой Испании», люди, бежавшие от сельской нищеты, и те, кто возвращался из последних колониальных анклавов, хлынули в промышленные районы севера и востока, в Барселону, Мадрид и Бильбао. При этом в 1930-х годах в городах с населением менее 10 000 человек проживали 57% населения страны.
Дворец епископа в Асторге (Леон), построенный Гауди
Профессиональная мобильность в различных отраслях обернулась удвоением темпов массового бегства из деревни. До 1910 года в сельском хозяйстве трудились две трети активного населения, причем ситуация практически не менялась с 1880-х годов, однако к 1930 году сельские работники составляли 45,5% работающего населения; а в Каталонии бегство из деревень было еще более явным. В целом по стране люди бежали из деревни в промышленность и в сектор услуг примерно в равных пропорциях. Пролетариат прирастал не так уж стремительно. В 1845 году французский экономист Бланки писал, что Испания представляет собой страну, которая движется от сердца к краям, оставляя за спиной, посреди пустыни, крупный город (Мадрид), столицу потребителей и чиновников. В начале XX века Мадрид мог похвастаться тем, что расстался с излишком неквалифицированной рабочей силы из сельской местности, подвизавшейся в строительстве; строители составляли большинство рабочих Мадрида. Только Каталония и провинция басков, да еще Астурия, в меньшей степени, располагали настоящим пролетариатом.
Демографическая ситуация в Испании изменялась куда быстрее, чем происходило экономическое развитие. Региональные различия в накоплении богатств становились все более очевидными. Бегство от нищеты сельской местности к обнадеживающим перспективам горнодобывающих и промышленных городов завершалось грубым опровержением наивных мечтаний. Между тем города, эти центры притяжения для обедневшей и неквалифицированной массы оторванных от родного дома крестьян, множились и множились по всей стране, а вот условия жизни в них не соответствовали ожиданиям. Перенаселенность и антисанитария способствовали распространению болезней; грамотность оставалась на низком уровне. Характеризуя грамотность и культурную жизнь начала века (и нисколько не отрицая тот факт, что это было время второго рождения культуры после долгой спячки прошлых веков), Туньон де Лара подчеркивал, что более половины населения Испании не умело читать и писать, а число государственных средних школ едва ли увеличилось с 1900 по 1920 год. Урбанизация и индустриализация, при всей своей несбалансированности, обернулись тем, что значительная часть мужчин и женщин начала осознавать свой потенциал и участвовать в борьбе за улучшение условий труда и справедливое распределение доходов.
ПЕРЕМЕЩЕНИЯ РАБОЧЕГО КЛАССА
До 1868 года миграции, как правило, наблюдались в сельском хозяйстве, с его зависимостью от природных условий: с монотонной регулярностью, особенно на юге, крестьяне, арендаторы и безземельные работники оказывались жертвами голода и болезней. В периоды политических кризисов крестьян сгоняли с их земель. Возвращение земель (reparto) стало основным лозунгом этих обездоленных: они требовали вернуть землю, которая, по их мнению, была присвоена незаконным или обманным путем.
С ростом городов начали складываться рабочие коллективы, живших вместе в сходных обстоятельствах и прибегавшие к более воинственным формам протеста. Что довольно типично, первоначально рабочие выражали несогласие с новыми условиями труда поджогом станков и спонтанными забастовками, а в конце концов стали создавать отряды самообороны. Барселона оказалась первой свидетельницей выступлений рабочих в середине XIX века; что касается политической окраски рабочего движения, на первых порах испанский пролетариат во многом придерживался идей французских утопистов, наподобие Фурье и Жюль Геда. Позднее итальянец Джузеппе Фанелли привез в Испанию анархические идеи Бакунина. Воспользовавшись правом на свободу объединений, которое подарила стране «Славная революция» 1868 года, работники текстильных фабрик Барселоны организовали региональное отделение Первого Интернационала и создали федеральный исполнительный совет. В Мадриде группа «федералистов» учредила комитеты совместной деятельности.
Эта общность целей не продлилась долго. Репрессии во Франции после разгрома Коммуны вынудили зятя Маркса, Поля Лафарга, бежать в Испанию, где он примкнул к мадридскому рабочему кружку, среди членов которого был Пабло Иглесиас, и сумел опровергнуть идеи Бакунина. В результате из этого кружка выросла новая федерация, делегатом от которой Лафарг прибыл на собрание Первого Интернационала в Гааге. Впрочем, большинство федералистов во главе с Фаргой Пеллисером поддерживали бакунинский анархо-синдикализм, и лишь группа из Мадрида оставалась верной Марксу и авторитарному социализму. При этом кружки объединяли крайне малое число рабочих, по большей части ремесленников и мастеров. До сельского хозяйства им не было дела, и равно как и до шахтеров и пролетариата Страны басков и Астурии. Учитывая колоссальную разницу в экономическом развитии регионов и обособленность этих кружков от основной массы населения, ничуть не удивительно, что «первоинтернационалисты» уступали во влиянии каталонским текстилыцикам. Тем не менее эти идеологические разногласия сыграли значительную роль в формировании испанского рабочего движения.
Восстановление власти государства в 1874 году привело к разгону «первоинтернационалистов» и переходу кружка в подполье. На юге последующие тридцать пять лет среди сельского населения распространялись идеи анархистов. Неграмотный и обездоленный пролетариат Андалусии и Кастилии оказался идеальной средой для «апостолов» анархо-синдикализма, которые призывали к сопротивлению угнетателям, что вылилось в знаменитое восстание 1883 года. К тому времени андалусийское отделение Региональной федерации рабочих Испании, созданной в Барселоне в 1881 году, численно превзошло каталонцев.
Трагическая неделя
Каталонская деревня выражала протест по-своему. Винный кризис 1890-х годов привел к хорошо организованным выступлениям rabassaires (виноградарей, арендующих землю). Они действовали решительно, как и крестьяне Юга, однако куда больше преуспели в борьбе за право распоряжаться доходами виноградников, а потому не слишком прислушивались к левой пропаганде. Они вошли в историю XX столетия как привилегированное объединение «почти владельцев», которые сыграли ведущую роль в движении каталанизма после 1909 года.
Каталонские промышленные центры, с другой стороны, оставались верными бакунинскому анархизму, но все чаще прибегали к методу «пропаганды делом». С покушения анархиста Палласа на генерала Мартинеса Кампоса в 1892 году началась череда жестоких расправ, на которые власти отвечали не менее жестоко, что и привело к страшным событиям Трагической недели в Барселоне в июле 1909 года. Трагическая неделя началась с всеобщей забастовки против призыва резервистов на воинскую службу для участия в войне в Марокко. (Воинская служба с давних пор являлась яблоком раздора: богатые и влиятельные от нее откупались, а неимущие вынуждены были служить, как в Испании, так и за границей, в ужасных условиях.) Возбуждение переросло в вооруженный конфликт, пламя которого охватило и другие каталонские города, причем все произошло почти спонтанно, у восстания не было ни вожаков, ни четких целей, и все свелось к нагромождению баррикад, сожжению церквей и созданию рабочих революционных комитетов. Одним из уроков, которые каталонские рабочие вынесли из неудачного выступления, стала необходимость укреплять организацию.
ПРОФСОЮЗЫ
Началом новой организационной стадии испанского анархизма явилось создание в 1911 году Национальной конфедерации рабочих (Confederation National del Trabajo), которая объединила подавляющее большинство пролетарских движений Каталонии, а также сельскохозяйственные общества восточных провинций. В 1919 году к НКР присоединилась андалусийская Национальная сельскохозяйственная федерация. По своей численности НКР господствовала в испанском рабочем движении до 1936 года.
Тем временем авторитарный социализм, навеянный идеями Маркса, креп усилиями Пабло Иглесиаса, сына прачки, который в гильдии печатников Мадрида организовал в 1888 году первую социалистическую партию и первый социалистический профсоюз, Всеобщий союз рабочих (ВПР). До 1909 года, несмотря на закон о свободе объединений 1887 года, который разрешил создание профсоюзов, социалистическое движение представляло собой лишь гильдию печатников во главе с Иглесиасом, которые пытались «улучшить условия труда» для членов своей организации. Помимо Мадрида, только Бискайя и Астурия и, в меньшей степени, Каталония хоть как-то отреагировали на появление организации Иглесиаса, который заслужил репутацию человека честного и искренне сочувствующего рабочим.
Одновременно с движением анархистов социалистическая партия и рабочий профсоюз изменили свою политику после Трагической недели, озаботились установлением контактов с другими рабочими и политическими организациями. Эта тактика принесла им место в парламенте на всеобщих выборах 1910 года. Численность партии и профсоюза стремительно росла, пополняли их в основном рабочие из столицы, Бискайи и Астурии. Политика сотрудничества с республиканцами также способствовала движению в сторону парламентского социализма, особенно с появлением таких интеллектуалов, как профессор Хулиан Бестейро, и умеренных, вроде «политического реалиста» Индалесио Прието.
В целом многообразие реакций на экономические вызовы начала века можно свести к различиям в нормах землевладения, в условиях урбанизации и индустриализации, в темпах роста, усугубленных импортом социалистических и анархических идей из-за рубежа; кроме того, к характерам отдельных людей и к тому, каким образом воспринимали недовольство рабочих работодатели, землевладельцы и государство. Испания заключала в себе великое разнообразие регионов и людей, которые постоянно прибегали к жестокой конфронтации как к единственному приемлемому способу разреше