Королю была важна поддержка не только епископов на местах, но и митрополита столицы — Толедо. Хотя официально Толедо был митрополией только Карфагенской провинции, реально его митрополит играл роль главы испанской (и септиманской) церкви, хотя легализовано такое положение было уже при преемнике Вамбы. Город Толедо вообще был предметом особых забот Вамбы. Он перестроил его, не только украсив, но и заново укрепив, стремясь сделать его неприступным для возможных врагов, в том числе (и, вероятно, в особенности) врагов внутренних. Сам город и его новые укрепления он поставил под покровительство святых мучеников, обезопасив тем самым свою столицу (и себя) не только укреплениями, но и покровительством святых (Cont. Hisp. 46). Демонстративная набожность Вамбы проявилась и в его чеканке: на монетах появляется крест, который иногда увенчивает голову короля{732}.
Считая свою власть достаточно укрепившейся и желая санкционировать это укрепление, Вамба в 675 г. созвал XI Толедский собор. Целью его было провозглашение избавления страны от терзавших ее смут и убийств в течение 18 лет, т. е. в правления Рецесвинта и самого Вамбы. И за эти 18 лет собор не созывался. Сам созыв собора можно было рассматривать как определенную уступку иерархам. Созывая этот собор, на котором присутствовали епископы и некоторые аббаты Испании и Галлии (т. е. Септимании), Вамба в том же году разрешил созвать в Бракаре отдельный собор Галлеции. Это не случайно. Вамба был чуть ли не единственным представителем светской знати, присутствовавшим на X Толедском соборе, и на нем, как уже говорилось, он выступал против завещания епископа Рихимира и противопоставил ему завещание святого Мартина, дабы обеспечить целостность церковных владений и имуществ. Таким образом, уже тогда установилась связь Вамбы с галлецийской церковью, и король явно рассчитывал на ее поддержку. Видимо, не имея все же прочной опоры в церковных кругах Испании и Септимании, Вамба стремился противопоставить друг другу две части церкви, более опираясь на церковь Галлеции. Впрочем, оба собора занимались преимущественно чисто богословскими и внутрицерковными вопросами, в частности, решительно выступив против практики покупки и продажи епископских постов и ограничивая имущественные притязания епископов. Характерно, что ни на том, ни на другом соборе не присутствовали светские вельможи{733}. Как в свое время говорилось, реальные взаимоотношения королевской власти и церкви в лице прежде всего собора определялись главным образом реальной ситуацией. Власть Вамбы была столь сильна, что он мог действовать без особой оглядки на церковные круги, отдавая созывом Толедского и Бракарского соборов в какой-то степени лишь дань уважения церкви, но в то же время противопоставляя друг другу две группы иерархов и тем самым ослабляя их влияние.
Вскоре после этого собора, в декабре того же 675 г., им были одновременно изданы два закона (Leg. Vis. IV, 5, 6; 7), ограничивавшие всевластие епископов. Один из них запрещал епископам захватывать сельские церкви и монастыри, которые либо включались в имущество епископской церкви, либо передавались другим лицам, связанным с епископами; закон не только запрещал впредь такие операции, но и распространялся нате, которые были совершены в течение последних 30 лет. Другой закон фактически уменьшал число людей, зависимых от церкви, и требовал, чтобы дети от браков церковных отпущенников со свободными становились королевскими рабами, а имущество таких пар в случае отсутствия законных наследников переходило не церкви, а королю. Ясной целью этих законов было, с одной стороны, ограничение всевластия епископов на местах, а с другой — пополнение королевской казны.
Вамба принял меры и в установлении финансовой дисциплины. Издавна в Вестготском королевстве существовало множество монетных дворов{734}. И хотя все они считались королевскими и выпускали деньги по единому стандарту, само их множество делало контроль короля над денежной эмиссией довольно затруднительным. Вамба решительно сократил их количество. Права чеканить монету был лишен Нарбонн, видимо, в наказание за поддержку Павла, бывший единственным монетным двором Септимании, а в Испании право выпускать деньги было предоставлено только провинциальным столицам, включая, естественно, Толедо{735}. Это было несомненным знаком и следствием значительного укрепления власти короля.
Как и Хиндасвинт, Вамба ставил своей целью максимальное укрепление королевской власти, что можно было сделать только за счет ограничения могущества знати. Но если Хиндасвинт сумел использовать церковь как одно из орудий достижения этой цели, то Вамба оттолкнул от себя и ее. И это скоро сказалось на судьбе самого короля.
В январе 680 г. умер митрополит Толедо Квирик, занимавший этот пост в течение 13 лет и явно вполне короля устраивающий, и его преемником стал Юлиан. Это была довольно интересная фигура. Он был потомком иудеев, обращенных в христианство, учился в епископальной школе в Толедо, где был учеником епископа Евгения, и сделал блестящую церковную карьеру. Прекрасно по тем временам образованный, Юлиан был и писателем, написавшим позже «Историю Вамбы», в которой в лице этого короля представил образ идеального монарха{736}. Но пока что Юлиан оказался не только в центре придворных интриг, но и фактически если не инициатором, то одним из самых активных участников заговора против Вамбы.
Централизаторская политика Вамбы, его стремление укрепить королевскую власть вызвали недовольство и светской, и духовной знати. Это недовольство вылилось в заговор. В октябре 680 г. заговорщики воспользовались болезнью Вамбы. Как рассказывает более поздняя так называемая Хроника Альфонса III (3), они напоили отваром наркотической травы больного короля, и когда тот впал в беспамятство, совершили над ним обряд пострижения в монахи, предварительно получив от находившегося без памяти короля подпись под назначением преемником Эрвигия. Когда Вамба очнулся, был уже поздно что-либо делать. Он пытался взять назад свое отречение, но аннулировать пострижение было невозможно, и Вамба был сослан в один из монастырей, где и закончил свои дни. А Юлиан провозгласил королем Эрвигия, в ближайшее воскресенье совершив обряд его помазания.
Этот рассказ во всех его подробностях одни исследователи считают вполне достоверным{737}, другие достоверность многих деталей отвергают, считая повествование о наркотическом отравлении выдумкой позднего автора{738}. Нет, однако, сомнения, что под видом добровольного отречения короля произошел переворот, и попытка Вамбы вернуться к власти была резко пресечена. Этот переворот стал победой не только одной придворной группировки, но и вообще знати над королевской властью. Вамба оказался последним вестготским королем, который попытался укрепить государство и свою власть за счет светской и духовной знати. И переворот 680 г. означал крах этой попытки{739}.
АРИСТОКРАТИЧЕСКАЯ И ЦЕРКОВНАЯ РЕАКЦИЯ. ЭРВИГИЙ
Королем вместо него стал Эрвигий. Отцом Эрвигия был даже не вестгот, а выходец из Византии (может быть, армянин) Ардабаст, который, бежав от императора, прибыл в Испанию и сумел не только войти в высшие круги местной знати, но и жениться на кузине или племяннице Хиндасвинта (Chron. Alf. III, 3){740}. Таким образом, Эрвигий по отцу был в какой-то степени чужаком, но зато по матери — родственником Хиндасвинта и Рецесвинта. В правление Вамбы он достиг положения графа и был связан с Юлианом, который посвятил ему одно из своих теологических сочинений, а теперь помог ему стать королем. Роль Юлиана в этих событиях, вероятно, была решающей. Если следовать букве соборного постановления об избрании короля, то Эрвигий не мог достичь трона, так как по отцу был не готом, а греком. Неизвестно, к каким доводам прибег Юлиан для оправдания назначения Эрвигия, но ясно, что без деятельности толедского митрополита здесь не обошлось. Эрвигий отблагодарил Юлиана: созванный менее чем через три месяца после прихода Эрвигия к власти XII Толедский собор официально признал столичного митрополита примасом испанской (и септиманской) церкви.
Созыв нового собора был необходим и новому королю, и толедскому митрополиту, чтобы легализовать и сакрализировать государственный переворот. Самым старым митрополитом на этом соборе оказался гиспалийский митрополит Юлиан, который поэтому и считался председателем, но реально всей работой собора руководил его тезка из Толедо. В отличие от соборов, созываемых Вамбой, это был общегосударственный, хотя на нем не присутствовало ни одного епископа из Септимании и Тарраконской Испании. Видимо, удар, нанесенный Вамбой в ходе и в результате подавления мятежа Павла, был столь силен, что местные церкви все еще от него не оправились. Зато присутствовали епископы Галлеции, так что ни о каком противопоставлении собственно испанской и галлецийской церквей, как это было при Вамбе, речи не было. Наконец, на соборе снова присутствовали светские вельможи: его акты подписали 15 viri illustres officii palatini. Асам король, как и его предшественники до Вамбы, обратился к собору со специальным посланием. Все подчеркивало, что роль церкви, приниженная Вамбой, восстанавливается в прежнем блеске и значимости.
Союз с церковью подчеркивался ясной антииудейской позицией Эрвигия. Среди тем, поднятых новым королем в своем послании собору, значительное место заняла антииудейская: Эрвигий призвал собор с корнем вырвать иудейскую заразу. Собор с удовольствием откликнулся на этот призыв. Постановления собора и законы Эрвигия требовали обязательного крещения всех евреев под страхом физического наказания, конфискации имущества и изгнания. Тем самым Эрвигий возвращался к мерам, в свое время принятым без издания специального закона Сисебутом и осужденным за свою жестокость Исидором