Стало ясно, что именно Асанья будет формировать правительство. От коммунистов туда предложили ввести Хосе Диаса, Долорес Ибаррури, Андреу Нина и Хоакина Маурина. Очень серьезна дискуссия велась и по поводу военного министра, на должность которого Мануэль Асанья хотел провести «независимого», но уже не слишком энергичного героя Рифской войны генерала Карлоса Маскелета Лакаси. Сначала новый премьер-министр вообще хотел обойтись в правительстве без коммунистов, но уж слишком у тех оказались хороши результаты. И с этим нельзя было не считаться. Потом предложил два министерских портфеля, но, когда социалисты заявили о своей позиции, вынужден был «удвоить осетра», «выделив» уже четыре портфеля. И сейчас обсуждалось, какие именно. Но для меня принципиальным было именно назначение военного министра. Почему? По моим воспоминаниям (я не был уверен в их точности, но всё-таки) именно инертность военного министра правительства республиканской Испании и сыграло свою роль в том. что выступление армии не удалось подавить в первые же дни. А после переброски Рифской армии на континент уже стало поздно — мятеж набрал силу и стал слишком опасным для республики. И началась война на истребление оппозиции. Медленная, упорная, когда противникам правых оставалось либо бежать из страны, либо погибнуть. Другой альтернативы просто не было.
А еще стало известно, что Геринг и Муссолини всё-таки сумели договориться по Испании, они решили задавить республику и воссоздать на Пиренейском полуострове монархию или военную диктатуру. Такой выбор был связан с тем, что среди правых подавляющее большинство составляли монархисты двух течений: карлисты и альфонсисты. В смысле сторонники Карла Бурбона и приверженцы бывшего короля Альфонсо. Те еще крысы. Плюс фалангисты — те же нацисты испанского разлива. Плюс генералитет, а армия в республике оставалась независимой силой, которая сама играла важную политическую роль. Особенно надо было учитывать, что при королевской власти было произведено в генеральские чины огромное количество офицеров, которые еще и висели тяжелым грузом на бюджете страны — у них были весьма внушительные оклады. И с теплого места никто так просто уходить не хотел. В МОЕЙ истории полыхнуло летом, когда правительство Асаньи не смогло справиться с вызовами, которые стояли перед обществом и предложить какой-то выход из исторического и экономического тупика. Сложной была и позиция Сталина (соответственно и Коминтерна) по этому клубку противоречий. Опять же в МОЕЙ ветке истории вождь принял решение не поддерживать радикальных земельных реформ по типу «чёрного передела» в России. И на ПОУМ (троцкистов) началась кампания пропаганды и противостояния с нею, во время гражданской войны произошли даже столкновения между поумовцами и республиканскими войсками. Как вы понимаете, на пользу республике это не пошло. Позиция Иосифа Виссарионовича была, в принципе понятна и обоснована. Во время череды революций девятнадцатого — начала двадцатых годов именно слишком радикальные преобразования на селе приводили к противостоянию социалистической власти и крестьянства. Типичный пример — та же Венгрия, где революция победила, но потом ее странные шевеления в крестьянском вопросе привели к поражению. В тоже время именно затгивание земельной реформы правительством Асаньи вызовет массу крестьянских волнений, что будет способствовать усилению влияния фалангистов на селе.
Рано утром девятнадцатого я встретился с Долорес Ибаррури и передал ей информацию о том, что генерал Годед ведет переговоры с гарнизонами крупнейших городов страны с целью совершения переворота и отмены результатов выборов, в чем нашел понимание как со стороны временного премьер-министра, так и президента. Ситуация становилась критической. Правда, были данные, что командиры столичного гарнизона пока не готовы пойти за генералом, но ведь время так быстро утекает сквозь пальцы, а военные могут и передумать. Ситуацию необходимо использовать, и делать это быстро и оперативно! И тут я предложил сделать военным министром Себастьяна Посаса Переа. Генерал Посас, как один из героев Рифской войны был достаточно популярен в армии и имел серьезный вес в жандармерии, его даже прочили в генеральные директора последней организации. При этом он заслуженно считался убежденным республиканцем и продемонстрировал свою верность выбранным идеалам. Как компромиссная фигура он показался мне более-менее подходящим для работы военным министром.
Надо сказать, что Пассионария сумела «взорвать» совещание победивших союзников. Её сообщение о готовящемся перевороте не было чем-то необычным, Асанья и прочие товарищи такой ход событий не исключали. Но вот получив все расклады и по фамильный состав сторонников переворота, республиканцы напряглись. Это действительно делало ситуацию критической. Решение о выдвижении ультиматума президенту Самора было принято единогласно. Так же были преодолены разногласия по назначениям министров, военным министром стал «независимый» то есть, не состоявший ни в какой из партий генерал Посас. Важнейшим для нас стало назначение министром по делам крестьянства Маурина, сторонника «чёрного передела». Асанья в сопровождении группы военных и жандармов отправился на прием к Алькале Саморе. После часовых переговоров, которые сопровождались многотысячной демонстрацией левых у президентского дворца, президент подал в отставку. Тогда же объявили, что внеочередные выборы состоятся на очередном собрании Кортесов. И мало кто сомневался, что им станет сам Мануэль Асанья. Было решено, что новым премьер-министром и министром финансов станет Хуан Негрин Лопес. Известный ученый-физиолог принадлежал к довольно умеренным силам в Народном фронте, он был сторонником социалиста Индалесио Прието и считался убежденным приетистом. Поэтому он устроил центристское крыло НФ, но тем не менее, по многим вопросам Негрин поддерживал позицию коммунистов. То есть, оказался неким компромиссом между большинством сил в новом правительстве. Первое заседание новых Кортесов назначили на двадцать третье февраля, чтобы не откладывать это дело в долгий ящик. Страна нуждалась в стабильном управлении и срочных политических и экономических реформах.
Генеральный директор аэронавтики и третьей инспекции армии (довольно высокий пост) Мануэль Годед Льопис пребывал в отвратительном состоянии души и тела. На его лице, напоминающем бультерьера, застыло брезгливое выражение, он никак не мог отойти от многочисленных переговоров и звонков, которые совершал в эти напряженные дни. Увы, пик карьеры, казалось, он уже проскочил. Будучи короткое время начальником Генерального штаба генерал Годед так и не стал авторитетом для большинства военачальников страны. Таким, как тот же Санхурхо. Да, он помнил, с каким энтузиазмом выполняли приказы этого португальского беженца. И тут же зло ощерился: но и выступление самого Санхурхо удачно так провалилось. И весь его авторитет коту под хвост. Слишком много генералов, и каждый трясется за свое место. Подлые, лживые и трусливые ублюдки!
Мануэль родился в далеком Сан Хуане де Пуэрто-Рико, в семье высокопоставленного чиновника. Пошел по военной стезе, закончил Высшую военную школу в Толедо, с тринадцатого года — офицер Генерального штаба, отличился в военных действиях в Марокко, участвовал в высадке испанских войск в заливе Алусемас, что стало ключевым фактором в победе над местными племенами. Был начальником штаба у генерала Санхурхо. За боевые заслуги оказался произведённым в бригадные, а потом и дивизионные генералы. Из-за критики диктатуры Примо де Риверы отправлен в отставку. Но с приходом к власти республиканцев стал начальником Генерального штаба. Санхурхиада. Новая отставка, немилость… и постепенное возвращение к рычагам власти. Довольно бурная биография!
Тут в комнату вошел адъютант и сообщил, что прибыл Хиль-Роблес. Мануэль кивнул, разрешив пригласить бывшего министра. Хосе Мария Хиль-Роблес и Киньонес был во временном правительстве военным министром, именно он выбил для Годеда эту должность, достаточно высокую, но недостаточно значимую для столь амбициозного военного. Можно было сказать, что они были друзьями. Ревностный католик, он считал ошибочным и неправомерным излишний антиклерикализм республиканцев, после чего перешел в лагерь правых, хотя и был в числе противников диктатуры Примо де Риверы. Потом он стал организатором и фактическим лидером Независимой конфедерации испанских правых (CEDA), главной «фишкой» которых стала борьба за восстановление прав католической церкви. Во время его министерства начальником Генерального штаба стал покойный ныне генерал Франко, они вдвоем продвинули на руководящие должности много офицеров и генералов с крайне правыми взглядами. Среди них оказался и Годед. Несмотря на участие последнего в санхурхиаде[37] Мануэль получил возможность отличиться при подавлении восстания рабочих в Астурии. Бои были сложными и жаркими, рабочие дружины, хорошо вооруженные и дисциплинированные, оказывали серьезное сопротивление правительственным войскам. Но Франко и Годед действовали решительно и беспощадно. Это и дало им возможность подавить начинающуюся революцию. Плюс удалось реквизировать запасы оружия в других провинциях страны, не дав очагу восстания разгореться и стать всеобъемлющим.
— Мануэль, у меня плохие новости. — поздоровавшись, произнес бывший министр. — Наши планы раскрыты. Президент ушёл в отставку. Портелла струсил. Нам не на кого опереться. Теперь любое выступление будет казаться мятежом. И обречено на поражение.
— Нам действительно не на кого опереться, Хосе. Те несколько гарнизонов, которые готовы выступить никакой роли не сыграют. Мадрид молчит. Ни одна сука гарнизонная не телится! А ведь именно сейчас, до заседания новых Кортесов они уязвимы. Хватай и расстреливай прямо тут, на месте! Все в одном городе! Почти все…
Последнюю фразу он произнёс уже не так энергично, как будто воздушный шарик благополучно сдулся.