– Угу. – Павел снял ноутбук со стола, поставил на колени и принялся читать; Маша присела рядом и тоже читала, хотя знала текст наизусть.
«Дорогая сестра!
Прости, что отсылаю тебе такое письмо, но у меня очень мало времени. Со мною случилось невероятное: я влюбилась, и это на всю жизнь. Хулио – самый лучший человек на свете, и я хочу выйти за него замуж и родить от него пятерых детей. Одна маленькая проблема: он желает обладать мною безраздельно, а потому запрещает мне контакты с моей прежней семьей. Это очень грустно, но ради его любви я готова на все! Пожалуйста, не ищи меня и не волнуйся, со мной все хорошо. Возможно, однажды я дам знать о себе и познакомлю тебя с Хулио, и ты поймешь, ради кого я так поступила!
– «Обладать мною безраздельно»? – процитировал Павел с убийственной иронией. – Что, кто-то еще так пишет?
– Это меня тоже насторожило, – кивнула Маша. – Лиза выражается совсем в другом стиле. И вот это еще – она обращается только ко мне и ни слова не говорит о маме. Лиза бы составила письмо для нас обеих, даже если очень торопилась бы. Поэтому я и решила, что е-мейл отправил кто-то другой.
– Одна неувязка, – заметил Санников, – если это писал пламенный Хулио, что же он так хорошо говорит по-русски?
– Может, он учился в РУДН по обмену? Может, у него русская бабушка? Я не знаю. Но я уверена, что сочиняла это не Лиза.
– Маш, – сказал Павел и снял свои почти круглые очки; его лицо было так близко, что Маша чувствовала ровное дыхание. – Давай я скажу тебе откровенно. Вероятность, что твоя сестра жива, – очень мала.
– Я знаю. – Она посмотрела на ковер, на стол, на экран ноутбука. – Я все время об этом думаю. Думаю, что Лиза никогда бы не написала такое письмо сама, но и без боя не далась бы. Если дело в любви, она сообщила бы так, чтоб мы действительно не беспокоились.
– Тебе придется объяснять это маме.
Маша сглотнула.
– Я готова ей объяснить, когда… когда я буду точно знать, что случилось. Хотя бы это я могу для Лизы сделать.
– Если тебе потребуется поддержка, то я готов ее оказать.
Маша даже рот приоткрыла – вот чего она не ожидала от Павла, так это подобного предложения.
– Слушай, тебе совершенно необязательно это делать. Мы ведь едва знакомы, и если что…
– Во-первых, – перебил ее Санников, – это «если что» еще не наступило. Остается вероятность, что мы обнаружим твою сестру или хотя бы поймем, куда она делась. Во-вторых, если новости окажутся печальными, я хотя бы объясню тебе, как их преподносить. Несколько раз я ходил с друзьями, которым нужно было… рассказать родителям других друзей, как они погибли. Это непростая задача. И с ней не все хорошо справляются.
Маша молчала.
Она думала о том, как ей хочется, чтобы Лиза осталась жива – и как ей хочется, чтобы человек, сидящий сейчас рядом с нею, был… свободен.
Этот синьор Торрес так хорошо говорил о свободе, равенстве и братстве сегодня за столом, что Маша представила себе на минутку, как все могло бы быть. Она шла после ужина к Павлу, несла под мышкой ноутбук и представляла. Если бы у нее не имелось в закромах Вольдемара (впрочем, и так ясно, что Вольдемар однажды в ее жизни благополучно закончится), а у охранника Санникова – жены и рассады. Если бы они оказались свободными людьми, встретившимися в пресс-туре и заинтересовавшимися друг другом. Интересуется ли ею Павел, Маша не знала, а вот она им – даже очень. Что она бы сделала тогда?
Ну, излишней скромностью Маша не страдала никогда: ее мама научила, что скромность – это, конечно, прекрасно, до тех пор, пока ты не видишь перед собою то, что действительно желаешь получить. И тогда, взвесив это желаемое на весах совести, решай: на что именно ты пойдешь, дабы оно стало твоим?
Маша очень хотела бы заполучить Павла Санникова в свое полное и безраздельное пользование.
Она вообще ничего о нем не знала, кроме того, что однажды он уже мелькал на периферии ее жизни, и тогда она думала о нем как о герое, а теперь вот едва узнала. Он знала, что он женат, что он попытался однажды быть борцом за честность, и сгинул в безвестности – а до этого писал такие статьи о войне, что скулы сводило. И этого для Маши оказалось достаточно, чтобы ее совесть и скромность кивнули и отошли в сторонку.
Маша Журавлева больше не стала думать о том, что правильно, что неправильно, и вообще, так неприлично и не полагается. Маша Журавлева взяла ноутбук, поставила его на пол, чтобы не мешал, и поцеловала Павла Санникова.
Альгамбра обнимала своих гостей широкими рукавами аллей, манила журчанием воды в каскадах, зачаровывала арабской вязью на фасадах легких, словно в облака летящих зданий. Настоящее чудо, сохранившееся в сердце католической Испании после изгнания мавров и пережившее смены правительств и эпох. Сейчас, в начале мая, безжалостное солнце еще не успело изгнать изумрудную краску из листвы, и Альгамбра казалась хорошенькой молоденькой девушкой, вышедшей прогуляться на улицу. Тенистые сады, внутренние дворики, изразцы, фонтаны, стройные колонны и узорчатые окна – все протягивала Альгамбра на раскрытых ладонях, и можно было взять это осторожно и с восхищением рассмотреть. Кипарисовые аллеи уходили вдаль, апельсиновые рощицы благоухали, над цветущими клумбами вились пчелы – и надо всем этим вставала четко обрисованная и оттого словно ненастоящая мощь горных вершин Сьерра-Невада.
Альгамбра – архитектурно-парковый ансамбль, ныне – музей исламской архитектуры, основное строительство которого началось в XIII веке. В состав комплекса входили мечети, жилые дома, бани, сады, склады, кладбище; многое из этого сохранилось до сих пор. Часы работы: с 16 октября по 15 марта 8.30–18.00, по пятницам и субботам до 21.30; с 16 марта по 15 октября 8.30–20.00, в вечернее время, кроме воскресенья и понедельника, 22.00–23.30. Цена билета: 13€, только сады 7€, дети до 2 лет бесплатно.
Маша бродила за группой подобно сонной мухе и пару раз отстала на повороте. В третий раз Володя Вяземский притормозил, дождался ее и полюбопытствовал:
– Ты что, плохо себя чувствуешь, Мария?
– Не-ет, – протянула Маша хриплым грешным голосом, – я себя чувствую очень хорошо. Я просто не выспалась.
– С чего бы это?
– Работу делала срочную, – соврала она.
«Срочная работа» – на самом деле Павел Санников – бодро вышагивала в голове журналистского стада, рядом с Региной, оживленно рассказывавшей. И как назло, нынешним утром Павел выглядел так, будто спал часов восемь, не меньше. Но Маша точно знала, что он не спал.
– Кто же с собой возит работу в отпуск? – удивился Вяземский и слегка подтолкнул Машу вперед, чтобы совсем не отстать от группы.
– Я вожу. Я ответственная.
– Иногда слишком. – И без перехода добавил: – Маша, приедем в Москву, сходишь со мной кофе выпить?
Она так удивилась, что спросила первое, что пришло в голову:
– Зачем?
– Кофе выпить, – терпеливо повторил Вяземский. – Поговорить, посмеяться. Можно поужинать. Сходим?
– Володь, я… не уверена. – Ей не хотелось вот так ему отказывать, и Маша не понимала, он в шутку или всерьез, и с какими намерениями. – Я сейчас тебе пообещаю, а потом в Москве закручусь, и не получится, и выйдет неловко.
– А ты сходи со мной до Москвы.
– Ты же приглашаешь в Москве.
– Ну, сходи до.
Маша вздохнула.
– Не хочу ничего обещать.
– Я все понял, – засмеялся Вяземский, – когда девушка не хочет ничего обещать, это значит «нет».
– У тебя словарик, что ли, есть специальный?
– У меня есть жизненный опыт.
– Володь, – сказала Маша и тронула его за рукав, – я почти не спала и плохо соображаю. Давай потом об этом поговорим. А сейчас вот Регину послушаем, она что-то интересное, наверное, рассказывает. Давай?
– Давай я тебя пофотографирую лучше, – предложил необидчивый Вяземский, – вон у того фонтана. Ты сегодня прямо фотомодель.
– Да ладно, – протянула Маша.
– Я не вру. Ты в зеркало смотрелась?
Она чуть не сказала ему, что не смотрелась почти – не успела, успела только причесаться, высушить волосы феном и выбежать к завтраку, после того, как прокралась в свой номер часов в шесть утра, – но, к счастью, промолчала.
Она молчала всю ночь – они с Павлом едва парой слов перекинулись, потому что, как выяснилось, слова им оказались не нужны. Слова, которыми так хорошо пользоваться в повседневности, которыми зарабатываешь себе на кусок хлеба и пробиваешь дорогу в жизни, слова, на которые полагаешься и им веришь или не веришь, жонглируешь ими, как горящими факелами, – они совершенно не требовались в полутемном номере Санникова. Он не дал Маше никаких обещаний. Она не наговорила ему никаких глупостей. Они просто были вместе, не загромождая эту ночь разговорами и мыслями о будущем, и утром Маша была Павлу за это очень благодарна.
Потому что она не знает, как с ним быть. Потому что он тоже этого не знает.
И пусть все идет как идет.
Возможно, прошлой ночью они оказались вместе потому, что отчаянно нуждались в поддержке: она – из-за Лизы, он – из-за прошлого. Маша прекрасно представляла, какими болезненными могут быть воспоминания о событиях, которые заставляют мир пошатнуться. Даже такие здоровенные бугаи, как Санников, могут не устоять. Он и не устоял ведь. Или…
Да, ничего она о нем не знала.
– Регина, я хотела уточнить, – Света подняла руку, как школьница, – почему у нас такой маршрут странный?
– В смысле? – удивилась гид.
Автобус тащился по шоссе за натужно пыхтящим трактором и никак не мог обогнать его через двойную сплошную.
– Ну, мы сначала были недалеко от Мадрида, делали небольшие переезды, а теперь вот даже Гранаду осмотреть не успели…
– Мы осмотрим Валенсию. Дело в том, что пресс-тур сосредоточен на парадорах, мы показываем, рядом с какими прекрасными объектами расположены эти государственные гостиницы. Причем разными объектами. Туристические маршруты немного отличаются от нашего и обычно включают меньше парадоров и больше экскурсий, но вам мы хотим показать как можно больше. Мы видели Чинчон и Толедо, типичные города, созданные вестготами, а сегодня мы посмотрели Альгамбру – образец арабского искусства. Сейчас мы движемся вдоль берега на северо-восток, и здесь тоже расположено несколько парадоров, но я хочу, чтобы вы увидели Валенсию и затем – парадор де Тортоса.