– Какая жизнь, Вяземский? Он вообще женат.
– Слушай, Журавлева, – ответил он с досадой, – что ты как маленькая, ей-богу. Женат он. Ну, женат. У нас тут не тринадцатый век, чтоб разводились только с благословения папы римского. Если он тебе нужен – разведешь его, делов-то.
– Вяземский, – сказала Маша, – я тебя люблю, честно-честно. Только, извини, не так.
– Ладно, – важно кивнул он, – на первый раз прощаю.
Они засмеялись и повернулись к сцене.
Павел договорился с испанцем и теперь сидел на его стуле, с его гитарой, настраивая под себя, а испанец, явно радуясь передышке, пил вино и болтал с музыкантами. Санников закончил что-то там накручивать на колке, пододвинул к себе микрофон и заговорил по-английски:
– Прошу всех гостей парадора извинить меня за то, что я прервал концерт. Скоро я верну синьора Санчеса на место. – Испанец помахал присутствующим и осклабился. – Я из группы русских журналистов, многие из которых впервые в Испании. Но у наших стран есть много общего – да взять, например, вот эту гитару. – Павел нежно погладил коричневый лаковый бок. – Поэтому я хочу спеть песню о гитаре и о дружбе, о тех, кто здесь, и от тех, кого сегодня нет рядом.
Он помолчал, видимо, дожидаясь тишины – и действительно, народ в ресторане попритих, – заиграл и запел:
– Изгиб гитары желтой я обнимаю нежно…
Он пел и смотрел на Машу – ей казалось, что на нее одну, что для нее одной, конечно, она себя обманывала, потому что пел он для всех. У Павла оказался неплохой голос, вполне приличный баритон, и гитару он явно держал в руках не впервые.
Когда он закончил петь, ему зааплодировали; Павел отдал гитару синьору Санчесу, обменялся с ним рукопожатием и возвратился к столу.
– А я и не знала, что ты петь умеешь, – сказала Маша, глядя на Санникова снизу вверх большими восхищенными глазами. Павел ей подмигнул.
– Я еще и танцевать умею, вернее, ноги оттаптывать. Пойдем? – и он протянул руку. – Наш друг Санчес – а мы с ним теперь друзья до гроба – обещал сыграть нечто забористое.
14
Свободу, царство, счастие нашел
Тот, кто при жизни выбрал ореол
Высокой чести и нетленной славы.
…Итак, на осмотр города и достопримечательностей у нас есть целый день. Конечно, чтобы подробно изучить все, что мы сможем лишь увидеть, потребуется далеко не один день, поэтому мы будем покидать автобус не так часто, как вам, может быть, хотелось. Правда, наш маршрут построен таким образом, что вы сможете составить достаточно полное впечатление о большинстве объектов. – Голос гида доносился из расположенных над креслами динамиков четко и без искажений. – Начнем мы наш маршрут с парка Гуэль, который особенно хорош утром, затем двинемся в сторону исторического центра и моря, посетив перед этим Олимпийский квартал и Монжуик. Как вы наверняка уже узнали из путеводителей, едва ли не самыми известными достопримечательностями Барселоны являются работы архитектора Антонио Гауди. Шесть из этих архитектурных объектов включены в список «Всемирное наследие ЮНЕСКО».
Автобус, преодолевший с утра пораньше девяносто километров от Кардоны до Барселоны, тем временем катил по широкому и прямому, как полет стрелы, проспекту Диагональ. Город давно проснулся, люди стремились начать и завершить дела до того, как станет жарко и придет время сиесты. Когда повернули на Виа Аугуста, пейзаж достаточно резко изменился, дорога, извиваясь, карабкалась в гору.
Гуэль – впечатляющий парк, созданный Гауди, где можно долго прогуливаться и наслаждаться видами. Часы работы: с 1 апреля по 30 сентября с 10.00 до 20.00 (последнюю группу запускают в 19.00); с 1 октября по 31 марта с 10.00 до 17.30 (последнюю группу запускают в 16.30). Дворец закрыт по понедельникам (рабочим), а также 25 и 26 декабря, 1 января и с 6 по 13 января. Вход свободный.
– Когда-то эта гора была самой высокой точкой Барселоны, – предвосхищая вопросы, сообщила Регина. – Дон Эусебио Гуэль купил здесь участок, намереваясь разбить свой собственный город-сад, утопический идеальный город. К этому времени дон Гуэль уже давно сотрудничал с Гауди, поэтому полностью доверил ему строительство.
Автобус остановился у ворот в парк, по обе стороны от которых возвышались два «пряничных домика». Группа вышла на свежий воздух, а Регина напомнила всем, что не стоит расходиться: парк большой, а время на осмотр весьма ограниченно. Все послушно окружили гида и принялись смотреть туда, куда указывала изящная рука Регины.
– Планировалось, что в парке разместится более сорока домов и вилл для состоятельных барселонцев, но тут дона Гуэля подвело его деловое чутье. Место здесь, конечно, живописное, но в то время, в начале двадцатого века, его нельзя было назвать ни городом, ни пригородом. Недостаточно далеко от центра для загородных имений, недостаточно близко для городских домов. В итоге в парке было возведено лишь два дома – вот эти, часовня и разбиты дорожки, лестницы и переходы, а также зал Ста Колонн, который планировалось использовать в качестве торгового павильона. Сейчас же там проходят концерты, чему способствует великолепная акустика. В домике привратника с тысяча девятьсот шестого года и до смерти жил сам Гауди.
Домики и вправду выглядели, словно их слепили из имбирных пряников и сахарной глазури. Домик привратника был увенчан башенкой, напоминающей гриб, а вот над служебным павильоном возвышалась башня, один в один похожая на карамельный леденец, этакую палочку из застывшего крашеного сахара. Так и хотелось стать великаном, отломить ее и с наслаждением облизать – или откусить и захрустеть конфеткой. Не устояв, Маша даже отделилась от группы, чтобы прикоснуться к стене домика и убедиться, что она не из теста и не пахнет имбирным печеньем. Но сомнения насчет карамельного происхождения башенки все же остались.
Тем временем Регина увлекла группу дальше, в парк, где перед ними открылась расходящаяся двумя ветвями знаменитая лестница с гербом Каталонии и скульптурой дракона, выложенной мозаикой из керамической плитки. Лестница вела к залу Ста Колонн и знаменитой изгибающейся скамье. Все члены группы погладили дракона, которого некоторые непочтительно называли ящерицей, и потянулись вверх по ступеням, в тень и прохладу павильона с колоннами.
– На самом деле колонн здесь восемьдесят шесть, а не сто, – сообщила Регина, но Маша снова отвлеклась.
Колонны были самые обыкновенные, дорические, а вот потолок… Даже не верилось, что все это камень и бетон, покрытые керамической мозаикой. Казалось, словно это расшитое белое покрывало, накинутое сверху на колонны и провисающее, колышущееся при малейшем дуновении ветерка. Когда Маша отвлеклась от рассматривания очередного мозаичного медальона, оказалось, что группа уже куда-то ушла. Голос Регины, рассказывающей что-то невероятно интересное, доносился сразу со всех сторон, колонны не давали увидеть, но совершенно не мешали распространению звука, даже усиливая его. Решив, что рано или поздно группа выйдет к скамье-парапету, Маша отправилась на террасу. Действительно, как и говорилось в путеводителях, скамья оказалась необычайно удобной, хотя таковой и не выглядела. Но рассиживаться долго не пришлось, группа во главе с Региной появилась на террасе через пару минут.
– Простите, но разве мы не погуляем по знаменитым акведукам и колоннадам? – Алла, как всегда, нашла способ выразить свое недовольство окружающей действительностью.
– Погуляем, – легко согласилась Регина, – но не очень долго, у нас на сегодня грандиозные планы. Я привела вас сюда, чтобы рассказать об этой скамье и назначить общий сбор на этом же месте через полчаса. Эти полчаса вы можете потратить по собственному разумению.
Алла удовлетворенно кивнула.
– Эта скамья – первый в мире объект, созданный по принципам эргономичности, – продолжила Регина. – Хотя, конечно же, Гауди и его соратник, архитектор Жужоль, который приложил руку к проектированию скамьи, такого слова не знали, но, тем не менее, это так. Профиль этой скамьи точь-в-точь повторяет изгибы человеческого тела, чего Гауди добился довольно просто – усадив на сырую глину одного своего рабочего и по оттиску его тела создав скамью. Мозаичные коллажи, украшающие спинку, создавались из подручных материалов: архитектор просил рабочих приносить найденные по дороге битые бутылки, посуду, любые осколки, а затем создавал из них шедевры, вдохновлявшие многих художников-сюрреалистов.
Все члены группы посидели на скамье, чтобы убедиться в ее эргономичности, а затем разбрелись по дорожкам парка. Маша осталась на террасе. День обещал быть длинным, так что стоило поберечь ноги. Павел не подходил к ней, ушел куда-то, но это Машу не волновало. После вчерашнего вечера и ночи она чувствовала себя так, будто он с нею, где бы ни находился.
Когда вся группа собралась в автобусе, Регина сообщила о дальнейших планах:
– Следующие несколько остановок будут также связаны с Антонио Гауди, так что, пока мы едем, я вам немного расскажу про самого архитектора и про стиль модерн. – Маша заметила, что некоторые соседи заметно поскучнели, кажется, им не хотелось слушать лекцию по искусствоведению. Ну, что же, это их проблемы, сама Маша очень любила узнавать новое. Хотя, если положить руку на сердце, представление о модерне она имела, да и Гауди не был для нее пустым звуком. Впрочем, лекция не оказалась слишком длинной, потому как до следующей остановки, дома Винсенс, ехать было совсем недолго.
– Модерн в Испании в целом и у Гауди в частности, – рассказывала Регина, – изначально был связан с готикой и стилем мудехар, который стал образцом синтеза арабской и испанской культур, соединив затем как общеевропейские, так и чисто испанские традиции. Парк Гуэль – образец зрелого стиля модерн в творчестве Гауди, а сейчас мы подъезжаем к дому Винсенс, примеру раннего творчества архитектора, этот проект стал его первым крупным заказом. Семья Винсенс была крупным производителем кирпича и керамической плитки, поэтому Гауди использовал оба этих материала для декорирования фасадов из природного камня. Так как здание является частной резиденцией, зайти внутрь нельзя, поэтому мы не будем выходить из автобуса, а полюбуемся им с противоположной стороны улицы. Обратите внимание на башенки на крыше – это характерная черта, свойственная стилю мудехар.