– Ну не кретин ли, – сказал Денис и дал Егору тычка в бок. – Давай, Ромео. Веди нас к Джульетте.
У Маши сдавило горло, и она больше ничего не могла сказать. Егор – руки у него тоже оказались связанными, только за спиной, – поплелся по дорожке, остальные последовали за ним.
Домик – небольшая загородная вилла, в какие ездят отдыхать испанские семьи, – стоял посреди цветущего сада, наполненного шмелиным гудением. Впереди произошло какое-то движение, упало что-то тяжелое, и, пройдя за конвоирами по дорожке, Маша увидела неподвижное тело, лежащее в кустах. Охрана?..
Испанец с худым лицом, похожий на персонажа с портретов Эль Греко, обогнал идущих к дому и взбежал на крыльцо. Треснула дверь, послышался короткий женский вскрик, и Маша насторожилась. Голоса взлетели, переплелись, и через пару мгновений Маша уже поднималась по ступенькам, а потом ее втолкнули в дом. Сумрачная прихожая, залитая светом гостиная – и Лиза, абсолютно живая и невредимая Лиза, пятящаяся от незваных визитеров.
– Лиза! – вскрикнула Маша и рванулась к сестре. Денис не смог ее удержать, и через секунду Лиза уже обнимала ее, смеялась и плакала, и Маша тоже.
– Очень трогательно, – сказала Света.
– Английский? – произнес худой испанец с ощутимым акцентом. – Мы все понимаем английский. Да? Говорить будем на нем.
– Где ты была? – судорожно шептала Маша в Лизино ухо. – Почему не дала о себе знать?!
– Ой, Машка! – Она с удивлением отстранилась. – Как не дала! Я же письма вам написала, и… Егор!
Денис подошел и оттащил Машу от сестры. Все стояли неровным кругом, солнечные полосы лезли под ноги, с кухни пахло вкусным – выпечкой, тушеным мясом… Маша чувствовала, как дуло пистолета упирается ей в бок, и испытывала самую настоящую тоску.
«Ну, я пошел, спасибо за внимание, сейчас, наверно, будут убивать».
– Итак, – по-английски сказал худой испанец, – меня зовут Серхио Родригес, будем вежливыми. Синьор Ковальчук, – он указал на Лизу, – эта женщина, как вы утверждали, украла бриллианты?
– Егор! – ахнула Лиза. Ее никто не держал, но за спиной ее маячил один из людей Родригеса.
Ковальчук промолчал. Тогда Родригес повернулся к Лизе:
– Где товар?
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Голос ее дрожал.
– Вы все прекрасно понимаете, синьора. Вы сговорились с нашим курьером, который вез партию товара, и украли ее у него – так он, во всяком случае, утверждал раньше. Но я предполагаю иное. Вы с синьором и этими людьми, – он поочередно указал на Павла и Машу, – решили меня обмануть. Да? Русская мафия против одного испанского предпринимателя. Понимаю, искушение велико, это большие деньги. Но я не очень добрый человек. Я не люблю, когда меня обманывают. Предлагаю сознаться, и тогда ваша участь будет легкой. – Он подождал немного и с удивлением спросил: – Нет? Диего!
Стоявший рядом с ним человек молча подал Родригесу пистолет; преступник вскинул руку и спокойно нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел, Егор заорал, повалился на бок: у Ковальчука было прострелено колено. От вида светлых джинсов, по которым расплывается кровавое пятно, Маше стало плохо, в ушах нарастал звон. «Не упасть бы в обморок», – подумала она отстраненно. Лиза визжала и рвалась к Егору, но бандит держал ее за локти.
– Где товар? – буднично спросил Родригес. – Я буду продолжать долго. Вас тут много, и кто-то скажет мне. Следующей будет твоя Элисабет. Ты хочешь, чтобы она страдала?
– Пожалуйста! – простонал Егор. – Пожалуйста!
– Где товар? – повторил Родригес.
Маша посмотрела на Павла. Тот стоял в расслабленной позе, опустив руки, и ответил ей коротким взглядом. Наверное, Санников тоже не знает, что делать.
Но она ошиблась: Павел заговорил.
– А почему вы решили, что товар у него, синьор Родригес? – спросил Санников. – Или у этой девушки? Прошло два месяца. Товар может оказаться где угодно.
– А вы не за ним приехали? – спросил испанец и махнул в сторону Павла пистолетом.
– Это вы сами догадайтесь, – усмехнулся Павел, и Маша воззрилась на него с ужасом: что он говорит?! – Но подумайте. Ведь если синьор Ковальчук и синьорина Элисабет украли товар, почему они оба до сих пор здесь? Возможно, его украл кто-то другой, а они пытались избежать вашей неминуемой и неотвратимой мести?
Родригес смотрел на Санникова с интересом. Егор тихо скулил, не двигаясь.
– Я думал о таком варианте. Но не увидел в нем смысла. Никто больше не знал об этой партии. Только синьор Ковальчук – а он проговорился синьорине, которая, по его словам, украла товар и сбежала. Теперь мне кажется, что они заодно решили нас обмануть. Или вы тоже в деле?
– Я не в деле, – покачал головой Павел, – а вот ваши добровольные помощники – могут быть.
Маша ощутила, как вздрогнул Денис.
– Это вздор! – возмущенно сказала Света.
– Это звучит неправдоподобно, – согласился Родригес. – Русские работают на поставщика. Зачем им обманывать нас? У нас хорошо налаженный бизнес.
– Затем, что очень удобно свалить вину на курьера, а самим забрать алмазы и вернуть их начальнику, после чего снова продать вам, получив двойную выгоду, – разъяснил Павел. – Эта простая схема отрабатывается в России веками. Кодекс кабальеро там не действует.
– Он врет! – сказал Денис. Павел улыбнулся ему.
– Докажите.
Воцарилось молчание; казалось, солнечные лучи дрожат, как натянутые струны. Наконец, Родригес негромко произнес:
– Я не знаю, кто из вас меня обманул. Но я обещаю: если вы скажете мне сами, то умрете очень быстро и без боли. Если нет… Ночь длинная. Я не тороплюсь и люблю собеседников.
И в этот момент за окнами взвыла полицейская сирена.
Потом Маша не могла восстановить в памяти точную картину произошедшего. Павел, стоявший расслабленно, вдруг взвился пружиной, отшвырнув Дениса и толкнув Машу в сторону – как оказалось, за диван. Журавлева благополучно грохнулась в узкое пространство, заполненное пылью (не убирала здесь Лизка, что ли?), и лежала, не шевелясь, слушая, как орут люди, топочут ноги, и даже одинокий выстрел прогремел. Из-за окон неслись команды на испанском, отданные в мегафон; с потолка, кажется, что-то сыпалось, и сквозь эту какофонию ровной нотой прорезался тонкий скулеж раненого Ковальчука. Потом стало потише, чьи-то руки извлекли Машу из-за дивана, она моргнула, чихнула и уткнулась носом в Павлову футболку.
– Ну все, – сказал он и неизвестно где добытым армейским ножом разрезал на запястьях Маши противную клейкую ленту. – Все.
Лента отрывалась неохотно, словно не желала лишать Машу удовольствия еще немного побыть в плену.
Здоровенный испанец в камуфляже подошел и хлопнул Павла по плечу.
– Это и есть твоя Дульсинея? – По-английски он говорил ужасно, но понять его все-таки было можно.
– Она и есть, – не стал отрицать Санников. – Маш, познакомься, это Эмилиано Гарсия Люсьентес, мой приятель, по совместительству – крупный чин в местной полиции.
– Очень приятно, – сказал крупный чин с нежным именем Эмилиано. – Вы красивая. Тебе повезло, Пабло!
– Откуда ты его знаешь? – шепотом спросила Маша.
– Помнишь, я рассказывал, что приезжал сюда охранять бизнесмена? Тут-то мы с Эмилем и познакомились. Сегодня я звонил ему из кафе, рассказал всю историю, а он пробил Егора по базе – и выяснилось, что Интерпол недавно взял Ковальчука на заметку. Так что поддержку нам обещали, и, как видишь, оказали вовремя.
– Ничего не понимаю. А как они нас нашли?
– Ну, Маш, – терпеливо вздохнул Санников. – Я когда в машину садился, свой телефон сунул под сиденье. Он был с выключенным звуком и не мог зазвонить внезапно. Но он работал. Эмиля я предупредил, что если я не отвечаю – значит, мы влипли. Они отследили телефон и приехали. От меня всего лишь требовалось потянуть время… Все, давай, нечего смотреть на меня такими глазами. Иди, тебя Лиза ждет.
Эпилог
– Лизка, глупая, влюбилась в Егора с первого взгляда, – рассказывала Маша, энергично размахивая руками. – А он приехал в Испанию и привез партию якутских алмазов. Он уже не впервые такое проделывал, да, Паш?
– Угу. – Санников помешал черный кофе в монументальной кружке. – Вообще, контрабанда алмазов и бриллиантов – дело не только отдельных лиц. За ними скрываются мощные организации, обладающие крупными капиталами и тесно связанные с фирмами ряда стран. Часто огранка сырья ведется в странах с более дешевой рабочей силой. Например, из Бельгии сырье контрабандой переправляется в Германию, где огранка бриллиантов осуществляется значительно дешевле, а затем тоже контрабандой бриллианты перевозятся обратно в Бельгию для продажи по более высокой цене. Потому бизнес это прибыльный. И торгуют все, кому не лень.
– Как страшно жить, – засмеялся Вяземский.
Они втроем сидели в кафе, располагавшемся в зале отлетов Барселонского аэропорта. До вылета самолета, который должен доставить журналистов обратно в Москву, оставалось два с половиной часа. Только группа значительно уменьшилась: ни Павел с Машей, ни Денис со Светой в Первопрестольную пока не возвращались. Первые – так как здесь еще оставались неоконченные дела, а вторые – так как пребывали под арестом.
Регине, конечно, пришлось дать объяснения, и вся группа уже знала о происшествии, но подробности Маша захотела рассказать только Вяземскому. Они с Павлом похитили его после регистрации на рейс и сейчас сидели втроем за шатким столиком, попивая крепкий горячий кофе.
– Егор утверждает, что тоже влюбился в Лизу, – продолжила Маша. – И решил встать на путь истинный, как он это понимал. Они договорились: Егор прячет Лизу и алмазы в Орриусе, где он снял дом, рассказывает мне и маме о том, что случилось, передает письма… Лиза не понимала, чем обернется кража алмазов для обычного курьера. Ковальчук – журналист, он часто выезжал за границу и вывозил камешки, но ему хотелось большего. И он подумал, что сможет сбежать с моей сестрой.
– Только наврал слишком много, – усмехнулся Павел. – Никаких писем не передал, опасаясь, что по ним вычислят его и Лизу, отправил Маше послание собственного сочинения, так как не хотел, чтобы Лиза когда-нибудь увиделась с семьей – это слишком опасно. И наврал своим боссам, что Лиза украла камни и сбежала. В подтверждение его вранья говорило то, что Егор возвратился в Москву и не пытался скрыться. Ему поверили и начали искать Лизу, но мой приятель ее надежно спрятал.