– Угу, – мечтательно сказала Маша, – настоящая любовь! Нанял человека из местных охранять дом, Лизе запретил выходить строго-настрого, и она его послушалась… Он ей не звонил, не писал, в доме не было Интернета. Моя сестра два месяца провела в информационном вакууме, уверенная, что мы за нее не беспокоимся, а вот приедет Егорушка, и все изменится. Но Ковальчук боялся. Когда ему редактор предложил поездку в новый пресс-тур (а торговцы алмазами это одобрили бы), он струсил и отправил Павла. Но он не знал, что все это время его боссы присматривали за мной. Ведь это моя сестра сбежала с бриллиантами! Мою почту мгновенно взломали, все звонки прослушивали, а я и не заметила. Меня и маму не тронули, так как быстро поняли: мы действительно не знаем, где Лизка. В кафе, откуда отправили письмо, приходил человек Родригеса, ничего не узнал и ушел. А потом я поехала в пресс-тур, и туда срочно отправили Дениса со Светой.
– А они-то кто? – спросил Вяземский. – Наемники, что ли?
– Ага, молодежь на заработках, – хмыкнул Павел. – В общем, они за нами присматривали, но ничего подозрительного не видели. И тут я звоню Ковальчуку и интересуюсь Лизой. Боссы забеспокоились, велели Денису избавиться от нас. Света намеревалась столкнуть меня с обрыва на Монсеррате, но не вышло, и тогда они пошли ва-банк.
– И меня Денис не столкнул, – пожаловалась Маша, – вокруг туристы были! Ну а Егор вылетел из Москвы в Барселону, чтобы взять Лизу и сбежать с ней и алмазами. Его повязали люди Родригеса в аэропорту, мы нашли Лизу, а потом Павел и его приятель всех спасли, вот так-то!
– Целый детектив, – уважительно сказал Володя. Его глаза смеялись, и Маша вдруг подумала, что, конечно, красотой он не блещет, но все же очень симпатичный человек. – Так почему вы обратно не летите? Вроде все выяснилось.
– Егор в больнице под охраной, а Лизка от него не отходит, – вздохнула Маша. – Прямо не знаю, что делать. Говорит – любовь до гроба, передачи будет носить ему в тюрьму. Ну, неизвестно еще, ей что-нибудь вменяют или нет. Разбирательство предстоит долгое. В Москве-то должны этих взять, которые оттуда отправляли. Никогда не думала, что раскрою целую преступную группировку!
– Статью небось написала уже? – проницательно прищурился Вяземский.
– Ну-у, почти.
Володя усмехнулся, допил кофе и встал.
– Ладно, авантюристы. Желаю вам скорее со всем разобраться, и пусть с сестрой все будет в порядке, Маш. С тобой-то все хорошо, я вижу.
Павел встал и пожал ему руку.
– Спасибо, Володь.
– Да мне-то за что?
– За солидарность.
– А-а, за это всегда пожалуйста. – Он вскинул рюкзак на плечо, но остановился. – Слушайте, голуби мои сизокрылые. Я подумал внезапно – я же вас вместе ни разу не сфотографировал. Такой отдых получился, а у вас совместных фото нет. Давайте-ка исправим. – И он принялся распаковывать фотоаппарат.
– Прямо тут, что ли? – уточнила Маша.
– А чем тебе аэропорт плох? Давайте-давайте, вот сюда встаньте. Вот так.
И он сфотографировал их – на фоне спешащих людей, отполированных полов и кусочка кафе. Потом спрятал фотоаппарат, пообещал прислать результаты на е-мейл, распрощался и ушел.
– Какая странная у нас получилась первая фотка, – сказала Маша, провожая Вяземского взглядом. Павел обнял ее за плечи, развернул к выходу, и они неспешно пошли к автостоянке, где оставили взятую напрокат машину.
– Нормальная получилась. Что ты страдаешь?
– Я не страдаю, я удивляюсь жизни. И все-таки… первая фотография. Это значимо.
– Маша, брось говорить ерунду. – Павел надел солнечные очки, снова сделавшись похожим на Терминатора. – Первая, не последняя.
– Точно не последняя? – спросила она придирчиво.
Павел вздохнул глубоко, а потом твердо сказал:
– Точно.