– Из лука? – уточнил он, и Маша совершенно растерялась.
– Почему из лука?
– Потому что вы выглядите сейчас, как благородная леди, нанимающая разбойника в Шервудском лесу. А у нас тут не Шервудский лес. У нас пресс-тур по Испании, в котором мы, по плану, должны расслабляться и получать удовольствие. Какого ляда вам понадобился охранник?
Он все-таки очень странный, этот Павел Санников, подумала Маша, глядя на свое отражение в его терминаторских очках. Во-первых, он необычно выражается, а во-вторых, со вчерашнего вечера ей стало казаться, будто она его где-то встречала раньше.
– Тогда вы, наверное, благородный Робин Гуд, – пробормотала она.
– Почему?
– Потому что на грубого Малютку Джона вы никак не тянете.
И тут он улыбнулся.
Уголки губ раздвинулись, блеснула полоска крупных ровных зубов, от носа словно чернильные полоски пролились – мимические морщины, бывающие у всякого, кто не дурак посмеяться, – и Маша подумала, что ничего об этом человеке не знает. Ничегошеньки. Откуда бы, конечно.
– Значит, так, давайте сначала, Мария Журавлева, – сказал Павел, снял очки и тут же прищурился: солнце било ему прямо в глаза дивным платиновым светом. – Вчера вечером вы что-то выпытывали у мальчика за стойкой в Чинчоне, а сегодня вам требуется охрана. Мне кажется, или эти события действительно взаимосвязаны?
Маша сглотнула и стала смотреть в сторону.
Рассказать ему или нет? Она и так полночи думала об этом, а потом все утро решалась к нему подойти. Она не знала, как его попросить, но понимала: без помощи ей страшно. Без помощи она ничего не поймет, ничего не сможет, и еще она банально боялась. Она не знала, чего следует ожидать, Маше казалось, будто кто-то постоянно смотрит ей в затылок. Маша даже оглянулась – нет, никого, только жирный павлин на живой изгороди. Павлин, конечно, смотрел, но вряд ли прятал под хвостом пулемет.
– Слушайте, если вы будете молчать, мы ни до чего не договоримся, – сказал Павел.
Маша вновь на него посмотрела. Он уже притерпелся к солнцу и теперь глядел на нее испытующе, почти не щурясь и, кажется, не моргая.
– Я… вы извините, я, наверное…
– Вы хотели ко мне подойти. Вы подошли и попросили. Это ведь не шутка, так? Или журналистский розыгрыш, и кто-то из наших коллег сейчас сидит в кустах с камерой?
Интонации гопника полностью исчезли из его речи, и фразы звучали округло и правильно, как у человека с хорошим образованием. Маша тяжело вздохнула.
– Я боюсь, что вы сочтете меня дурой.
– А вам важно мое мнение? Или важно, умею ли я стрелять?
– Стрелять – это хорошо. – Он не послал ее на все четыре стороны, и Маша приободрилась. – Но мнение… тоже важно.
– Почему?
Он задавал уточняющие вопросы легко и резко, словно бил из снайперской винтовки.
– Потому что мне придется вам все рассказать, – объяснила Маша, перестав сомневаться. – А вы умеете хранить тайны?
– Вот блин, – сказал Павел Санников, взял Машу за руку и повел куда-то. Она по инерции сделала несколько шагов, но оказалось, что Павел тащил ее не в кусты – надругаться над девичьей честью, – а к следующей скамейке, стоявшей в тени.
Маша села, Павел тоже, на некотором расстоянии от нее. Очки он не надел и теперь постукивал ими по коленке, обтянутой джинсой.
– Давайте не будем плясать вокруг да около, – предложил Санников. – Я в танцах не силен. Что вам от меня нужно?
– Дело не во мне, а в моей сестре, – уныло объяснила Маша. – Это долгая история, и я боюсь, что не успею рассказать ее сейчас. Наши коллеги вот-вот вернутся. – Оба, не сговариваясь, посмотрели на вход во дворец. – Если вкратце, она, похоже, попала в неприятности в Испании, и я хочу узнать, что случилось. Но опасаюсь, что это… крупные неприятности.
– Наркотики, оружие, торговля невольниками? – осведомился Павел.
– Я понятия не имею. Но Лиза пропала. Я хочу выяснить, в чем дело.
– И боитесь, что наркодельцы вас пристрелят?
Конечно, он ей не поверил, сразу видно. Наверное, думает, что это розыгрыш.
– Я над вами не подшучиваю, если вы об этом, – сказала Маша.
Она была очень храброй в Москве, когда от нее требовалась храбрость. Она была храброй для мамы, для друзей, для себя самой. Говорила: я сумею, я найду, я так этого не оставлю! И вот она здесь и совершенно не понимает, с чего начать и куда это все приведет. И еще этот над ней смеется. Конечно, она смешная.
– Значит, у вашей сестры неприятности где-то тут, в Испании, и вы думаете, что вам понадобится телохранитель, – резюмировал Павел. – Звучит абсурдно. Настолько, что, наверное, это правда.
– Это правда, – кивнула Маша.
– А что же вы телохранителя с собой из Москвы не позвали?
– Я не думаю, что это было… целесообразно.
– Проще говоря, вы только тут сообразили.
– Ну да. – Она все сильнее ощущала себя полной идиоткой.
Вдалеке послышались голоса, и, обернувшись, Маша увидела, как журналисты выходят из дворца. Регина огляделась, заметила двоих отставших и помахала им рукой.
– Извините, что побеспокоила вас…
– Вы меня не побеспокоили, – перебил ее Павел. – Вы меня озадачили. Один вопрос, прежде чем мы с вами продолжим. Почему я? Почему не этот Вяземский? Мне показалось, вы знакомы.
Маша снова посмотрела на группу журналистов. Володя Вяземский отошел в сторону и фотографировал павлина, надувшегося от важности.
– Ну, вы такой… здоровенный и внушительный. И еще охранник. К тому же, – добавила она решительно, так как Санников продолжал смотреть на нее испытующе, – Володя – редкостное терпло. Через полчаса о моей просьбе знала бы вся группа.
– А я, значит, не трепло?
– Не-а. – Маша улыбнулась. – Вы неохотно идете на контакт и, кажется, хотите, чтобы вас все оставили в покое. Ну, я больше не буду…
– Я же не отказался, – негромко заметил Санников.
Маша замерла.
– Вы согласны?
– Я скажу после того, как вы мне объясните, в чем дело. – Он поднялся: Регина уже шла к ним, чтобы поторопить. – В Толедо после экскурсии у нас по разноцветному плану обозначено свободное время. Тогда-то вы мне во всем и сознаетесь.
– Вы сейчас пошутили? – спросила Маша, не уверенная, что опознала юмор.
– Угу, – кивнул Павел, сохраняя каменное выражение лица.
В автобусе Санников сел на прежнее место, а не рядом с Машей, однако плечом и затылком она все время чувствовала его внимательный взгляд. Вот теперь ей точно смотрели в спину, никакой паранойи не надо.
Ну и ладно, подумала Маша, на себя рассердившись. Ну и пускай. Он охранник, она заплатит ему денег и будет чувствовать себя спокойнее. Главное – побольше заплатить, однако на счету довольно много денег. Он сказал, тысяч двенадцать-пятнадцать… Ах нет, это склад охранять. Сутки – двое. А тут ее, Машу, и круглосуточно… Ну, положим, не круглосуточно (при мысли о том, что охранник Санников будет спать в ее номере на коврике под дверью, Маша даже покраснела немного), но целый день и иногда немного вечером. До того, как все пойдут спать. Наверное.
Она окончательно запуталась, и как выпутаться, не представляла.
В Москве все казалось довольно простым. Маша думала, что, приехав, сразу найдет, как пишут в детективах, зацепку. Она зацепится за оброненный Лизин кошелек, парочку свидетелей, послание на коре старого дуба или надпись мелом на дверце шкафа в номере бывшего монастыря. Ничего такого не случилось, и Маша, растерявшись, поняла: она все себе придумала. Про зацепки и то, что в Испании будет так легко найти – пускай не Лизу, но хотя бы новости о ней.
Никому тут не нужна Лиза Журавлева. Никто ее не видел и знать не знает.
И если уж совсем честно, дикая идея нанять охранника Машу посетила потому, что ей показалось, будто Павел… поможет.
Конечно, он весьма неприятный тип. Конечно, он нес какую-то ахинею в самолете и разговаривал, как крутой перец, имевший три-четыре ходки. Именно это Машу и насторожило. Это – и Буссенар. Почему бритый тип с ленивым говорком поучал ее Буссенаром?! Или он в тюремной библиотеке сидел, ночей не спал, чтобы прочитать книжку – букварь, вторую и синюю! – и ходить перед братанами этаким гоголем?..
И Маше показалось, что если уж сходить с ума, то не одной. Что она теряла?
«Нам нечего терять, кроме своих цепей».
Одолеваемая дурацкими мыслями, Маша и не заметила, как подъехали к Толедо. Город словно соткался из жаркого послеполуденного марева, встал на горе, ощетинился шпилями, горками черепичных крыш, колокольнями и башнями, зубцами крепостных стен. Древняя столица, «корона Испании и свет всего мира».
Маша любила черепицу. Ее кажущаяся пестрота – это ответ на просьбы души о сказочных домиках, в которых живут если не сказочные принцы, то хотя бы их добрые тетушки. К ним можно заходить, пить чай у окна, на подоконнике которого стоят горшки с цветами, и слушать местные сплетни или «преданья старины глубокой». По вечерам в таких местах хорошо засыпать рядом с открытым окном, слушая, как трещат цикады. И Чинчон был таким. А вот Толедо производил совершенно другое впечатление, даже издалека. Столица не перестает быть таковою, даже если больше не зовется столицей.
Толедо – столица провинции Толедо и автономного сообщества Кастилия – Ла-Манча.
Расположен в 73 км от Мадрида. Первые упоминания о поселении на этом месте относятся к 192 году до н. э.
Река Тахо, что течет через всю страну, а затем в Португалии превращается в реку Тежу – так произносят ее название шепелявящие и жужжащие португальцы, – закладывала вокруг холма, на котором раскинулся город, изящный виток. И легко было поверить, что Толедо совсем не изменился за прошедшие века – с тех пор, как пал под натиском арабов, пришедших с иных берегов, чтобы поселиться на испанских землях.
– История короля Родриго, проигравшего великие битвы за страну, известна в двух вариантах – хроникальном и романтическом, – рассказывала Регина, пока автобус торчал в пробке перед светофором. – В семьсот одиннадцатом году Испания находилась под властью вестготов, и Толедо был столицей их королевства. Король Родриго, получивший трон в результате длительных интриг, прозевал вторжение арабов на полуостров. Хроники дают этому вполне приемлемое историческое объяснение, а романтическая легенда гласит, что король пал жертвой красоты невинной девы по имени Ла Кава. Дева та была прислана к толедскому двору отцом, губернатором Сеуты – приграничной крепости, как раз и защищавшей Испанию от вторжения извне. Нравы тогда были простые, – вздохнула Регина, – и Родриго, привыкший получать все, что ему хочется, взял Ла Каву силой.