– Пожалуйста, проезжайте, – хором ответили они, и ворота широко распахнулись перед нами.
У входа в дом тоже стояли солдаты, вооруженные маузерами. Молоденький парень в форме лейтенанта, почти мальчик, в лихо сдвинутой набок фуражке,выставив ногу вперед, некоторое время молча рассматривал нас, играя свистком на серебряной цепочке. Но, узнав, откуда мы прибыли, он вежливо попросил подождать и тут же скрылся за дверью.
Несколько солдат, стоявших у входа, перешептывались между собой, с любопытством разглядывая нас. Наша потрепанная и грязная одежда красноречиво говорила о том, что мы недавно вышли из боя и прибыли из этого самого Брунете, молва о котором широко распространилась.
– Как там в Брунете? Крепко дерутся мавры и легионеры? – спрашивали они, обращаясь к Табе.
Вначале Таба просто отвечал на их вопросы, но вот в его глазах блеснул лукавый огонек, и он, в свою очередь, стал задавать им вопросы:
– А как у вас? Что-то тихо на вашем участке, а?
Анархисты переглянулись, и один из них после недолгой паузы сказал:
– Знаешь, амиго, тут они ведут себя тихо.
Такой ответ, видимо, должен был означать, что франкисты боятся анархистов. Таба с плохо скрытой иронией заметил:
– Вас они боятся...
– Кларо[20], – гордо подтвердил широкоплечий парень, небрежно подбрасывая на ладони ручную гранату.
Скорчив прискорбную рожу, Таба продолжал опасный разговор;
– Нас они не боятся. С нами они воюют, и мы их понемногу бьем!
Опасаясь, что плохо скрытая ирония все же будет понята, я незаметно толкнул Табу. К счастью, в этот момент из дверей дома вышел лейтенант, а за ним высокий человек в форме капитана. Посмотрев на странную фигуру Табы, капитан, обращаясь только ко мне, пригласил следовать за ним.
– Оставайтесь здесь, - сказал я своим спутникам и шагнул вслед за капитаном.
Мимолетные впечатления, полученные от первых встреч с людьми этой дивизии, – их подчеркнутая развязность, обособленность и напускная воинственность, – как бы дополняли все то, что я слышал и знал об анархистах вообще. "Что ждет меня в этом штабе?" – подумал я, оказавшись за дверью дома.
Пройдя через прихожую, где у стен стояли средневековые рыцарские доспехи, столь привычное украшение богатых испанских домов, мы вошли в обширную столовую, отделанную светлой корабельной сосной. В глаза бросалось необычное освещение этой комнаты. Над столом висела большая люстра с массой хрустальных подвесок, среди которых горели небольшие электрические лампочки. Одну стену занимал большой витраж, изображавший бой рыцарей на турнире, а на других стенах вперемежку с безвкусными картинами в дорогих рамах было развешано старинное оружие.
Капитан подвел меня к человеку, сидевшему во главе стола.
– Команданте Мера! – громко произнес он.
Я представился комдиву но всем правилам испанского воинского этикета. Не торопясь, Мера встал из-за стола и молча подал мне руку, а затем, показав на сидевших за столом, скрипучим голосом произнес:
– Офицеры моего штаба.
Сделав полуоборот, я откозырял им.
Мера был высоким и немного сутуловатым человеком, с широкими плечами, суровым, неприветливым лицом. Его глаза, сидевшие глубоко под спутанными бровями. смотрели жестко.
– Будем обедать, потом поговорим о делах, – сказал он и, усевшись в свое кресло, добавил: – На войне надо быть сытым. Ешь больше... – Он улыбнулся, видимо, проявив максимум добродушия и юмора, на которые был способен.
На столе искрилась дорогая хрустальная и фарфоровая посуда. Но пища была простой и обильной – куски жареной баранины на большом блюде. Запыленные бутылки старого вина из подвала какого-нибудь разграбленного анархистами замка. Овощи, сыр, горка маленьких испанских белых хлебцев из крутого теста. При виде такой еды у меня засосало под ложечкй: все дни боев мы питались плохо, от случая к случаю. Но все же я переборол желание немедленно сесть за стол по приглашению Мера. От предчувствия назревающей неудачи под Брунете, от жалости к гибнущим там людям, наконец, от голода и душившей меня злобы против анархистов, не оказавших помощи сражающимся частям, хотелось взреветь, Но я заставил себя улыбнуться. Помня наказ генерала Вальтера быть дипломатичным, я сказал, изобразив на своём лице самую любезную улыбку, на которую был только способен:
– Благодарю вас. Но, может быть, вы хотите сперва выслушать то, что поручил мне передать вам генерал Вальтер?
Мера вопросительно посмотрел на меня, не скрывая своего изумления.
– Полчаса ничего не изменят. Как ты думаешь? - проворчал он, разворачивая салфетку и засовывая ее за воротник.
Почувствовав, что выполнить поручение генерала будет совсем нелегко, я пожалел, что со мной не поехал Гриша Сыроежкин.
В отчаянии я решил пойти па все: просить, упрашивать, унижаться даже, а если потребуется, то и угрожать. Передо мной стояли картины ожесточенного боя за Брунете; кровь на горячих камнях, муки раненых под палящим солнцем и гибель сотен бойцов – испанцев и интернационалистов... А здесь эти сытые анархисты... Гранату бы нм на стол!..
– Товарищ Мера, я прежде всего хочу выполнить поручение генерала, поэтому я прошу выслушать меня сейчас, – проговорил я уже без улыбки.
– Что опять там стряслось у вас? – сквозь зубы презрительно прохрипел Мера.
– Разрешите доложить? – спросил я и шагнул в сторону двери, как бы освобождая ему проход.
Мера поднялся, сорвал с себя салфетку и бросил ее на стол с нескрываемым раздражением. Но затем, внезапно передумав, опять сел в кресло и, повернув ко мне злое лицо, сказал:
– Говори здесь, У меня нет секретов от своих людей!
Эти слова встретили полное одобрение всех сидевших за столом. Те из них, кто был помоложе, приняли нарочито небрежные позы, приготовившись слушать меня и всем своим видом давая понять, что и их мнение будет играть немалую роль.
В поведений эти людей, в их манерах сквозило желание во всем подражать офицерам старой королевской армии, замкнутой и недоступной касте аристократов, почти целиком перешедших на сторону генералов-мятежников. У всех до блеска были напомажены волосы. Тонкие подстриженные усики и бакенбарды придавали их лицам задорно-фатоватый вид, а страсть к золотым украшениям и побрякушкам убедительно говорила о том, кем они были на самом деле.
Кольца, браслеты и брелоки в большом количестве – трофеи сомнительного происхождения – украшали каждого из них. Можно было не сомневаться, что совсем недавно все они подвизались в притонах Мадрида, Барселоны, Валенсии и других больших городов. Эти люди пришли в революцию из мрака вертепов, и анархизм прикрыл их преступное прошлое. Ни о какой идейности здесь не могло быть и речи. Оли ни во что не верили, кроме темной силы, жив шеи в них самих. Это была грязная накипь бурных революционных событий, которая рано или поздно должна была быть сметена.
– Мы слушаем тебя, – сказал Мера, раскуривая большую сигару.
– После упорного боя мы взяли Брунете, – начал я, сдерживая волнение.
– Слыхали об этом, – вставил он.
– Мы несем большие потери... Противник подбрасывает подкрепления и с часу на час должен перейти в контрнаступление...
– Это вам точно известно?
– Да, точно. Именно поэтому нам сейчас и нужна ваша помощь. – Я сделал паузу, в который раз удивляясь, что, получив приказ командующего Мадридским фронтом о наступлении, Мера и не думал его выполнять, а нам приходится его уговаривать вступить в бой.
– Так... – неопределенно пробурчал Мера в ответ на мои слова. – Хм! Значит, мы должны развить успех?
– Ваша дивизия боеспособна, она хорошо вооружена, – продолжал я, намекая на то, что совсем недавно
14-я дивизия получила оружие, доставленное из Советского Союза.
– Говоришь, хорошо вооружены? Не мы одни получили новое оружие... Да и получили далеко не в первую очередь. Без оружия не воюют. Правильно я говорю? – проговорил Мера под одобрительные кивки сидевших за столом.
Я не знал, как все же повернуть разговор в нужное русло, добиться своего от этого демагога. Я пытался представить себе, как бы действовал в такой обстановке Сыроежкин, как разговаривал бы с анархистами. Наверное, он принял бы приглашение отобедать, спокойно сел за стол и своей обаятельной манерой разговаривать, непосредственностью и всем своим видом, внушавшим каждому уважение и веру в его слова, смог бы получить от этого анархистского вожака необходимое.
Но Сыроежкнна рядом со мной не было.
– Что же мне сообщить генералу Вальтеру? -сдавленным голосом спросил я.
– О чем?
– Когда ваша дивизия перейдет в наступление?
– Это не так просто, как вам там кажется, пробормотал Мера.
– Против вас стоят всего два марокканских табора и один батальон иностранного легиона...
– Кто знает? Может быть, и больше, – небрежно бросил Мера.
– Тогда нужно немедленно организовать разведку для захвата пленных, – продолжил я.
– Пленные мавры не очень разговорчивы...
– А у вас уже были пленные мавры?
На этот вопрос я не получил ответа. Горечь все больше захлестывала меня. От волнения, усталости и, должно быть, от голода я испытывал легкое головокружение. Все это мешало мне спокойно вести разговор с этим скользким человеком. Выждав несколько минут, я продолжал;
– В соответствии с приказом командования фронта ваша дивизия должна была начать наступление еще три дня тому назад, – выпалил я.
– Откуда ты это взял?
– Мне известен приказ генерала Миахи.
– Кто ты такой, что явился сюда проверять, как мы выполняем приказы! – грозно прорычал Мера. Ты приехал командовать нами? Не туда приехал. Мы вольные анархисты и командовать собой никому не позволим!
Что было делать? Я был на грани отчаяния.
Он неожиданно поднялся из-за стола, за ним поднялись остальные, бросая на меня злобные взгляды. Сделав несколько шагов к двери, Мера так резко повернулся, что шедший за ним анархист едва не наткнулся на него. С яростью глядя на меня, он заговорил.