С рассветом нам виден весь залив, порт Алькудия и на северной стороне – Польенса. В бинокль я изучаю берег. В бухте снуют катера, на якоре – небольшой пароход, рядом – маленький танкер. Он, наверное, привез горючее для итальянской базы гидросамолетов.
Днем ведем круговое наблюдение за заливом и дорогами. Ни одной колонны с войсками или грузами, что могло подтвердить подготовку десанта, мы не заметили. Ни в Алькудии, ни в Польенсе нет сосредоточения войск. В таких маленьких городах войска были бы сразу заметны, но на улицах малолюдно. Никаких признаков десанта.
Днем перед нами открылись дали острова. За проходящей вблизи дорогой росли тополя и несколько ив у ручья. Дальше шли поля и луга, расстилавшиеся ковром разноцветных трав и цветов, еще дальше – оливковые рощи, за ними опять луга и зеленое море посевов. Над этим простором неслись облака, их тени скользили по земле. Виднелись деревни, они краснели черепицей крыш, белели колокольнями церквей...
Наблюдая за своим участком, Виктор рассказывал занимательную историю о своей учебе в морском корпусе в Петербурге и службе на миноносце на Черном море. Разглядев что-то заслуживающее внимания, он, не делая перерыва и не меняя тона, сообщал мне о своих наблюдениях, ждал, пока я запишу, а затем продолжал свой рассказ. Таба, не прерывая своих наблюдений, слушал Виктора молча.
По очереди мы немного поспали. Но это был не сон, а так, дрема с полузакрытыми глазами...
В сумерках группа итальянских гидросамолетов, пробороздив воды залива, взлетела и, пройдя в сторону мыса Форментор, легла курсом на Барселону; полетели бомбить...
Виктор хорошо владел испанским языком. Долгие годы общался с моряками, докерами и рыбаками. Он был похож на южанина, к тому же сильно загоревший, немного картавил, одевался как все простые приморские жители. Короче говоря, Виктор ничем не выделялся из общей массы испанцев, обитавших в южных, приморских городах и на островах.
Два дня мы изучали район возможного сосредоточения десанта, вели наблюдение за движением на дорогах и в населенных пунктах Пуэрто-де-Польенса, Польенса и Алькудиа. Нет, там не было войск, если не считать итальянской гндронавигационной части, не было судов для перевозки десанта. Но в семнадцати километрах от Польенсы, в складке невысокого лесистого хребта, находился городок Эскорка, а под ним, на северо-западном склоне, на берегу острова – небольшой порт Сольер и несколько маленьких заливов. Оттуда до Барселоны было всего 195 километров. А что там?
Эта мысль не давала мне покоя, и я считал нашу миссию невыполненной до тех пор, пока мы не обследуем и этот небольшой район. Однако идти туда всем рискованно. Я водил пальнем по карте, когда Виктор, как бы угадывая мои мысли, сказал, указав на Эскорку и северо-западный берег.
– Важно посмотреть и там...
– Пойдете туда? – спросил я,
– Пойду, – ответил он тоном, говорившим, что мой вопрос был лишним. – Вы командир, приказывайте...
– Документов-то никаких нет. Что вы предъявите, если потребуют?
В двойной седельный мешок, какие носят крестьяне, перекинув через плечо, или кладут на спину осликам, Виктор положил две ручные гранаты "лимонки" и свой крупнокалиберный "стайер" с запасными обоймами.
– Вот это и предъявлю, – сказал он своим обычным не то шутливым, не то ироническим тоном, – Хотя уверен, что до этого не дойдет. Они здесь непуганые. Я потолкаюсь на рынке, поболтаю осторожно с людьми в кабачках, угощу вином, затем пройдусь но городку, спущусь по склону и посмотрю, что делается в Сольере. К заходу солнца вернусь... Ну а если не вернусь, вы меня не ждите, – просто, но уже серьезно добавил он.
Виктор крепко пожал нам руки и скрылся в кустарнике, обрамлявшем шоссе. А мы остались у дороги, под старыми дубами с густыми кронами.
Было еще темно, когда в сторону Польенсы пронеслись два крытых итальянских грузовика с солдатами, возвращавшимися, видимо, с гулянки в Эскорке. До нас донеслось их нестройное пьяное пение.
С наступлением дня движение на дороге должно было усилиться, и мы решили укрыться в кронах дубов. Вскоре потянулись крестьянские возы с кукурузой, мешками с зерном и древесным углем. Почти у каждого воза бежала собака. Один пес подбежал к дубу, на котором сидел Таба. Он задрал лапу по своим собачьим делам, но, почувствовав присутствие человека, поднял голову и яростно залился лаем. Хозяин, шагавший рядом с возом, позвал его, но пес продолжал лаять и прыгать у подножия дуба. Тот еще раз окликнул собаку, а затем направился к дереву, стараясь разглядеть, что же привлекло внимание пса. А воз тем временем продолжал двигаться по дороге, и возница в замешательстве смотрел то на него, то на свою собаку. Наконец он решительно зашагал к дереву, взял собаку за ошейник и потащил к дороге.
Дождавшись, когда дорога опустеет, мы спустились на землю и отошли подальше, укрывшись в густых кустах тамилары у небольшого ручья.
День в ожидании возвращения Виктора тянулся томительно долго. С наступлением темноты мы подошли к условленному месту встречи – белому дорожному столбику с цифрой "пять". Здесь был прямой участок дороги, отлого поднимавшийся в сторону Эскорки. Шоссе хорошо просматривалось в обе стороны. Но с наступлением сумерек дали постепенно расплывались и стушевывались. С моря дул ветер, шумели дубы, журчал ручей, сбегавший с хребта. Ночь наполнялась таинственными звуками. Наш настороженный слух ждал условного сигнала.
Наконец близко ухнул филин. Мы замерли в ожидании. Крик ночной птицы повторился еще два раза. Это был условный сигнал Виктора. Таба ответил. Через несколько секунд тень Виктора легла на светлую ленту шоссе.
– Буэнос ноче, компаньерос, – своим обычным тоном произнес он.
– Не будем терять времени, пошли, – приказал я. – Расскажете все по дороге.
– У них там ничего нет, кроме жандармов, шатающихся парами по рынку и пьющих вино в кабаках. Я говорил с людьми, расспрашивал... Войск здесь нет.
Наступала третья ночь пребывания на острове Майорка. Все было ясно. Надо поскорее возвращаться. Подлодка должна приходить за нами три ночи подряд. Вчера ночью она уже впервые, должно быть, подходила к высокому берегу у места нашей высадки и, не получив ответа на сигнал, опять ушла в море. Придет она и сегодня. Если мы не появимся в течение трех ночей подряд, она уйдет в Барселону, и товарищи будут считать нас погибшими...
До места встречи с С-4 предстояло пройти напрямик километров пятнадцать.
Южнее Ла-Пуэбла мы вышли на дорогу в Муно. В темноте можно было идти по проселку, что тянулся среди оливковой рощи. Полями мы обошли спящее Муно и вновь вышли на дорогу, ведущую в Санта-Маргариту. На полпути нужно было свернуть влево к берегу и пройти еще три километра до места встречи с подводной лодкой.
Ясная ночь. Над нами южное небо, усеянное звездами. Слышится треск цикад. У земли зеленоватыми огоньками носятся светлячки.
Мы тихо говорим о том, что все было бы по-иному, имея мы на острове своих людей, у которых можно укрыться,
– Арре, арре! – раздалось за поворотом дороги.
Мы залегли. Послышался легкий скрип. Два рослые мула, запряженных цугом, вытащили из-за поворота тяжелую повозку на двух огромных колесах. Высоко от земли, над мулами, под круглым матерчатым тентом сидел возница и что-то вполголоса напевал. Его лицо чуть-чуть розовело при каждой затяжке сигаретой.
Не сговариваясь, мы вышли на дорогу.
– Ойга ме, омбре[36], – негромко сказал Виктор, вплотную подходя к повозке. Таба шагнул вслед за ним и взял за узду переднего мула. Повозка остановилась.
– Кто там? – спросил возница, машинально натягивая вожжи. Собачонка, бежавшая под телегой, меж колес, подошла обнюхать нас.
– Спички есть? – спросил Виктор.
– Есть, – спокойно ответил крестьянин и спрыгнул на землю. Это был человек лет двадцати пяти. Из кармана короткой куртки он достал спички и протянул нам. Мы угостили его куревом, не торопясь начать разговор.
"Если удастся договориться с этим человеком, то Виктор отправится в Барселону, а мы с Габой на некоторое время останемся на острове", – подумал я,
– Алеманос?[37] – спросил возница, пытаясь получше разглядеть нас.
– Нет...
– Итальянос!
– Нет...
– Кто же вы? – без тени тревога спросил испанец.
Видимо наше произношение выдавало в нас иностранцев.
– Републиканос! – с расстановкой произнес Виктор.
– Реп... – Возница запнулся на этом слове. Рука с сигаретой повисла в воздухе, и, не говоря ни слова, он полез и повозку.
– Не спеши, приятель. Мы ничего плохого тебе не сделаем. Ты должен помочь нам. Мы сражаемся за свободу, против помещиков, за то, чтобы отдать землю крестьянам. Разве ты не слыхал об этом? – начал я. – Помоги нам, устрой на ночлег, расскажи, кто у вас сочувствует республике...
– У меня нет своего дома, я работаю у алькальда[38], ну как я вас спрячу? У нас в деревне уже несколько крестьян расстреляли – тех, кто был недоволен... а у меня семья, дети... Чем я могу помочь вам? Нет, вы уж меня не просите. Я никому не скажу, что вас видел... Вот у меня есть немного хлеба, – и возница протянул нам маленький, круто замешенный хлебец.
Мы молча переглянулись.
– Пусть едет, – сказал Таба и, обращаясь к испанцу, спросил: – Ты никому не скажешь, что встретил нас?
– Клянусь пресвятой девой Марией, пусть покарает меня всевышний, если я скажу хоть слово про вас. Идите с богом, я вас не выдам.
Мы постояли на дороге, пока поскрипывающий воз не скрылся за поворотом, затем зашагали по целине к морю, шумевшему невдалеке. Еще не дойдя до обрыва, услыхали, как вдали, в направлении Алькудии, прозвучал глухой взрыв и слабая зарница на мгновенье осветила небо. Сработала наша мина на мосту у перекрестка дорог. Взрыв подхлестнул нас, и мы почти скатились с обрыва к воде, где волны, как бы приветствуя, окатили нас своими солеными брызгами.