Таким образом, номинально единые Кастилия и Арагонская корона продолжали оставаться разделенными. Каждая сохранила свою политическую систему, экономическую систему и даже свои деньги. Обитатели Арагонской короны вели расчеты в libras, sueldos и dineros, а кастильцы использовали maravedi. К моменту воцарения Фердинанда и Изабеллы денежная система в Кастилии фактически пребывала в состоянии хаоса. Ее упорядочение оказалось сложным делом, но, в конце концов, этого удалось добиться благодаря королевскому указу 1497 года, который сформировал основы кастильской денежной системы на следующие века. Этим указом была учреждена следующая система:
Тем временем в Арагонской короне тоже были введены определенные денежные новации. В 1481 году Фердинанд ввел в Валенсии золотую монету по образцу венецианского дуката – excellent, а в 1483 году в Каталонии появился ее эквивалент – principat. Таким образом, кастильские реформы означали, что с 1497 года в Испании имелись три основные монеты практически одного достоинства: валенсийский excellent, каталонский principat и кастильский дукат. Это была единственная мера экономической унификации этих королевств, предпринятая Католическими королями, и она странным образом напоминала их достижения в области унификации политической. Короны Кастилии и Арагона объединились политически только в лице своих монархов, и точно так же их денежные системы объединились только на самом верху, на уровне монеты высшего достоинства. Всего лишь символы объединения при сохранении различий – эти золотые испанские монеты с первых лет XVI века стали одновременно свидетельством восстановления экономик и напоминанием о том, что деяния Католических королей были только началом. Экономически, как и политически, «Испания» по-прежнему существовала только в зародыше.
Открытое общество
Прескотт назвал царствование Фердинанда и Изабеллы «самой блистательной эпохой в анналах» Испании. Поколения испанцев, сравнивая свое время с эпохой Католических королей, будут смотреть на нее как на золотой век Испании. Завоевание Гранады, открытие Америки и триумфальный взлет Испании на европейской политической сцене придали непревзойденный блеск новому государству, созданному благодаря унии корон, и отметили печатью успеха политические, религиозные и экономические реформы этой королевской четы.
Однако вопреки общепринятой картине цветущей весны под властью Фердинанда и Изабеллы, слишком быстро сменившейся холодной зимой из-за глупости их преемников, следует указать менее удачные особенности их царствования. Они объединили две короны, но не сделали даже робких шагов для решения гораздо более сложной задачи объединения их народов. Они уничтожили политическую власть крупной знати, но не затронули ее экономического и социального влияния. Они реорганизовали кастильскую экономику, но сделали это за счет усиления системы latifundios и расширения пастбищ в ущерб земледелию. Они привнесли в кастильскую экономику определенные монопольные по своей сути арагонские институты, но не смогли сблизить кастильскую и арагонскую экономики. Они восстановили в Кастилии порядок, но по ходу дела разрушили хрупкие барьеры, стоявшие на пути абсолютизма. Они реформировали церковь, но ввели инквизицию. И еще они изгнали одну из самых активных и инициативных групп общества – евреев. Все это неизбежно омрачает общую картину, которую подчас рисуют слишком радужной.
Тем не менее ничто не может изменить того факта, что Фердинанд и Изабелла создали Испанию и что в период их царствования она получила международное признание и – благодаря творческому потенциалу кастильцев и организационным способностям арагонца – встала на путь создания единой испанской идентичности. Арагонцы, имевшие большой административный опыт, смогли предложить способы придания новой монархии институциональной формы. Кастильцы, со своей стороны, обеспечили динамизм, двигавший новое государство вперед, и именно этот динамизм придал Испании Фердинанда и Изабеллы ее отличительные черты. Испания Католических королей – это, прежде всего, Кастилия, переполненная творческой энергией, которая, казалось, вдруг открыла себя.
Это открытие самой себя ярче всего проявилось в культурных достижениях той эпохи. После нескольких веков относительной изоляции Кастилия в XV веке подверглась сильному и противоречивому культурному влиянию Европы, из которого она, в конце концов, сформировала свое национальное искусство. Коммерческие контакты с Фландрией несли с собой влияние севера: фламандский реализм в живописи, выразительный готический стиль в архитектуре и фламандскую религиозность в получивших широкое хождение молитвенниках. В то же время традиционные узы, связывавшие Арагонскую корону с Италией, познакомили испанский двор с новым итальянским гуманизмом и, пусть с некоторым опозданием, с итальянской архитектурой.
Эти зарубежные стилистические течения смешались с иудейскими, исламскими и христианскими традициями средневековой Кастилии. Результат часто представлял собой слияние враждующих влияний, но в определенных видах искусства, в частности в архитектуре, рождался уникальный стиль, который впоследствии был признан специфически испанским. Таким был стиль платереско – странная смесь мавританских и северных черт, сочетавшая в себе готические и ренессансные мотивы, воплощенные в фантастически украшенных поверхностях. Одинаково далекий от чистоты средневековой готики и идеалов ренессанса с его обязательным подчинением деталей общему, платереско был стилем, ярко говорившим о буйной и самобытной жизненной силе Кастилии Изабеллы.
Однако, как и другие кастильские достижения того времени, создание стиля платереско так же сильно зависело от направления и импульса, заданного правителями, как и от творческой энергии подданных. Платереско был богатым и экстравагантным стилем, требовавшим богатых и экстравагантных покровителей. Энрике де Эгас построил госпиталь Санта-Крус для кардинала Мендосы; строительство университета в Алкала-де-Энарес было поручено Педро де Гумиэлю кардиналом Сиснеросом. Кастильские гранды в качестве патронов соперничали с представителями высшего духовенства, строя роскошные дворцы, как, например, дворец герцога Инфантадо в Гвадалахаре с его чрезвычайно замысловатым декором. Но для недавно добившейся верховенства испанской монархии симптоматично, что многие из самых роскошных и впечатляющих сооружений строились для королевских учреждений. Это и госпиталь де лос Рейес в Сантьяго, и дом престарелых в Мирафлорес, и королевская часовня в Гранаде. Фердинанд и Изабелла вели широкомасштабные строительные и восстановительные работы и с помощью эмблем, медальонов и анаграмм оставляли на всех этих творениях свидетельства своей королевской власти.
Двор стал естественным центром культурной жизни Кастилии, и, поскольку в Испании еще не было постоянной столицы, двор путешествовал по стране, перевозя с собой новые идеи и влияния из одного города в другой. Поскольку Изабелла пользовалась в Европе репутацией покровительницы знаний, она смогла привлечь ко двору выдающихся иностранных ученых, таких как Пьетро Мартире из Милана, ставшего директором дворцовой школы. Благодаря частым визитам иностранных ученых и возвращению испанцев, учившихся в Италии, двор представал форпостом нового гуманизма, который в это время начал формироваться в самой Испании.
Одним из приверженцев нового знания был Элио Антонио де Небраха (1444–1522), вернувшийся домой из Италии в 1473 году, в том самом году, когда в Испании появилось книгопечатание. Небраха, занимавший пост королевского историографа, был грамматистом, лексикографом и издателем классических текстов в лучших гуманистических традициях. Но его интересы, как у многих гуманистов, распространялись и на родной язык, и в 1492 году он издал книгу кастильской грамматики – первую книгу грамматики, написанную на современном европейском языке. «Зачем она нужна?» – спросила Изабелла, когда он преподнес ей книгу. «Ваше величество, – ответил за него епископ Авилы, – язык – это идеальный инструмент империи».
Ответ епископа оказался пророческим. Один из секретов доминирования Кастилии в Испании XVI века заключался в триумфе ее языка и культуры над языками и культурой других частей полуострова и империи. Культурному и лингвистическому успеху кастильцев в XVI веке, несомненно, способствовал упадок каталонской культуры, а также преимущественное положение кастильского, как языка двора и бюрократии. Но, в конечном счете, источником культурного превосходства Кастилии стала изначальная живость и энергия ее языка и литературы конца XV века. Язык самого великого произведения, созданного в Кастилии Католических королей, Celestina, написанного конверсо Фернандо де Рохасом, одновременно энергичный, свободный и уверенный – язык, который действительно стал «идеальным инструментом империи».
Живой, энергичный язык был порождением общества, исполненного жизненной силы, чьи интеллектуальные лидеры разделяли пытливый дух, характерный для многих людей Европы XV века. Гуманизм, которому покровительствовал двор и который популяризировало издание классических текстов, нашел восторженных приверженцев среди конверсо и постепенно завоевал признание в университетах Кастилии. После основания университета в Алкала и публикации Полиглотты испанский гуманизм достиг зрелости. Королевское покровительство помогло привить уважение к новому образованию, а новое образование, в свою очередь, доказало, что является полезным ключом к королевским милостям. Кастильская аристократия, как и аристократия других европейских стран, быстро усвоила этот урок. Среди семи тысяч студентов, обучавшихся в XVI веке в университете Саламанки, всегда были представители знатнейших испанских фамилий, а некоторые дворяне, как, например, преподаватель греческого языка в Алкала дон Алонсо Манрике, сами становились выдающимися деятелями нового образования.
Иногда проявления испанского гуманизма, несомненно, бывали грубоватыми и незрелыми, но даже это в определенной степени искупается энтузиазмом, характерным для культурной жизни Кастилии Католических королей. В стране царила атмосфера интеллектуального воодушевления и жажды общения с внешним миром. И это, прежде всего, отличало Испанию Фердинанда и Изабеллы от Испании Филиппа II. Испания Католических королей была открытым обществом, с готовностью впитывавшим зарубежные идеи. Но учреждение инквизиции и изгнание иудеев – шаги в противоположном направлении. Однако они оказались недостаточными, чтобы отвратить Испанию от тех открытий, которые ждали ее за пределами собственных границ. Под управлением Католических королей Кастилия, решившая на тот момент свои внутренние проблемы, была готова со всей энергией, выплеснувшейся после долгого пребывания в замкнутом пространстве, идти навстречу новому опыту, как политическому, так и экономическому. Открывая Кастилии новые горизонты, Фердинанд и Изабелла привели эту энергию в действие. Именно Кастилия, а не родившаяся в конце XV века Испания внезапно проснулась и осознала свой потенциал. Для кастильцев Кастилия уже была Испанией, которую манило еще более великое будущее, а обстоятельства и дома, и за морем неумолимо толкали ее к роли империи.