де других мест.
Человеком, которого выбрал Филипп для проведения поли тики умиротворения Нидерландов, стал дон Луис де Рекесенс, в то время губернатор Милана, член одного из самых знатных семейств Каталонии и свекор дона Педро Фахардо, вскоре ставшего третьим маркизом де лос Велес. Отправляясь в Нидерланды осенью 1573 года, Рекесенс гордился тем, что не зависит ни от одной из придворных фракций. Но «арагонское» решение проблемы Нидерландов, если таковое намеревались применить, оказалось не более реалистичным, чем «кастильское» решение герцога Альбы. Политика умиротворения и примирения была возможна только при жестком контроле над армией, но начало 1570-х годов – период, когда севильская торговля с Америкой переживала рецессию, – было временем острой нехватки королевских финансов, и Филиппу становилось все труднее обеспечивать регулярные выплаты войскам, находившимся в Нидерландах. В марте 1574 года Филипп согласился объявить восставшим всеобщее помилование (с множеством исключений) по образцу помилования, объявленного Карлом V после восстания кому нерос. Но в апреле войска взбунтовались и пошли на Антверпен, и, хотя бунт был подавлен, инцидент вызвал такую тревогу, что объявление о помиловании, сделанное Рекесенсом в июне, не имело успеха.
В течение следующего года в деле примирения не было достигнуто никакого прогресса, а финансовое положение усложнилось еще больше. 1 сентября 1575 года случилось второе «банкротство» Филиппа, когда он задержал выплаты банкирам. Задержка расстроила тонкий механизм кредитования, с помощью которого осуществлялись переводы денег из Кастилии во Фландрию. Кастильские ярмарки оказались парализованы; в начале 1575 года закрылись два севильских банка; а генуэзцы отказались брать на себя новые asientos, пока не будет достигнуто урегулирование. В условиях задержки жалованья испанская армия в Нидерландах (в которой на 1575 год было всего 3000 испанцев против 25 000 немцев и 8000 валлонов) проявляла растущее беспокойство. Рекесенс, который уже давно болел, умер 5 марта 1576 года, и с его смертью исчезла единственная пользовавшаяся некоторым авторитетом фигура рассыпающегося испанского режима. Теперь недовольные мятежные войска остались без хозяина. Шли месяцы, а деньги так и не поступали, и случилось то, чего можно было ожидать. 4 и 5 ноября войска взбунтовались и разграбили Антверпен.
«Испанская ярость» в Антверпене, положившая конец всем надеждам на примирение, случилась за день до прибытия в Нидерланды нового миротворца, дона Хуана Австрийского. Назначение дона Хуана преемником Рекесенса указывает на то, что Филипп II продолжал поддерживать политику Эболи, поскольку именно Фурио Серол предложил, что, если король не сможет сам отправиться в Нидерланды, ему следует послать туда дона Хуана. Кроме того, условия, на которых дон Хуан принял это назначение, были созвучны идеям Эболи. Он просил, чтобы в деле управления Нидерландами ему предоставили свободу действий, а также чтобы ему разрешили уважать их законы и привилегии. Он настаивал, что вся его корреспонденция должна идти через Антонио Переса, а не другого секретаря из северного департамента, Габриэля де Сайаса, являвшегося протеже герцога Альба. Кроме того, он требовал разрешения сделать то, против чего категорически возражал Альба, но что поддерживали и фракция Эболи, и папство – вторгнуться в Англию. Таким образом, дон Хуан ехал в Нидерланды, имея за спиной полное доверие Переса и его друзей, и намереваясь проводить их политику.
Помимо того что темперамент дона Хуана едва ли соответствовал роли миротворца, обстоятельства, так или иначе, сделали его задачу невыполнимой. Время примирения прошло, хотя теперь король был готов пойти на определенные уступки (включая вывод всех испанских войск), отраженные в подписанном доном Хуаном 12 февраля 1577 года «Вечном эдикте». Дон Хуан, который очень хотел уладить дело, чтобы он мог спокойно готовиться к вторжению в Англию, глубоко переживал унижение, подразумевавшееся этими уступками. Уже в тот самый день, когда был подписан эдикт, Антонио Перес написал королю записку от лица Кироги, лос Велеса и себя самого, выражая обеспокоенность отчаянным тоном депеш дона Хуана. Несмотря на то что король стремился к миру в Нидерландах, он был не готов к войне с Елизаветой. В результате он оставил дона Хуана в подвешенном состоянии – тот не мог заключить мир на приемлемых условиях и не имел денег для продолжения войны, – в котором ему оставалось лишь беспомощно смотреть, как гибнет его заветная мечта, завоевать Англию и жениться на королеве Шотландии Марии.
Испытывая растущее недовольство своим вынужденным бездействием, дон Хуан все больше убеждался в том, что политика примирения неработоспособна и нужно каким-то образом склонить короля к полномасштабному продолжению войны. Он был практически готов при необходимости ускорить возобновление конфликта, которое считал неизбежным, и в конце июля 1577 года, взяв закон в свои руки, захватил замок Немюр, откуда в августе выступил со страстным призывом к tercios вернуться в Нидерланды, чтобы воевать с восставшими. Одновременно с этим дон Хуан отправил своего секретаря Эскобедо в Мадрид, чтобы поднажать на короля по поводу денег. Эскобедо, который изначально был протеже Руя Гомеса и Антонио Переса, стал секретарем дона Хуана по наущению Переса, чтобы присматривать за своим деятельным хозяином. Но за время службы во Фландрии Эскобедо попал под обаяние дона Хуана и сделался горячим сторонником его амбициозных проектов. Таким образом, к тому времени, когда Эскобедо вернулся в Мадрид, его преданность Пересу заметно поостыла, тем более что идеи дона Хуана и Переса теперь совпадали не во всем.
Для Переса прибытие Эскобедо в Мадрид в конце июля было крайне нежелательно. Эти два человека – суровый, но не искушенный в политике Эскобедо и хитрый, лживый и тщеславный Перес – были естественными соперниками в борьбе за власть и влияние. Более того, Эскобедо слишком много знал и вскоре узнал еще больше. Перес, который всегда был жаден до денег, имел обыкновение продавать государственные секреты – факт, едва ли ускользнувший от внимания Эскобедо, в особенности с учетом того, что Перес сообщал дону Хуану обо всем, что происходило за столом совета в Мадриде. Кроме того, Эскобедо, видимо, наткнулся на чрезвычайно веские доказательства существования тесного союза между Антонио Пересом и вдовствующей принцессой Эболи, которая после трех бурных лет в монастыре вернулась в Мадрид в 1576 году и с головой ушла в мир политических интриг. В чем конкретно состояли ее интриги с Пересом, остается загадкой, но вполне возможно, что среди прочих частных предприятий принцессы и Переса были секретные переговоры с голландскими бунтовщиками. В любом случае Эскобедо быстро обнаружил достаточно, чтобы уничтожить Переса, а Перес, в свою очередь, понял, что если он хочет уцелеть, то должен немедленно избавиться от Эскобедо.
Главной надеждой Переса оставался король. Поведение дона Хуана в Нидерландах усилило врожденное недоверие Филиппа к своему сводному брату, и Пересу не составило труда сыграть на страхах короля. Очевидно, Пересу удалось убедить его, что Эскобедо злой гений дона Хуана, что эти двое замышляют обеспечить дон Хуану английский – а возможно, даже и испанский – трон и что смещение Эскобедо полностью соответствует интересам государства. Как только король был успешно убежден, Пересу оставалось завершить свое дело. После трех неудачных попыток убить Эскобедо с помощью яда Перес нанял трех убийц, которые ночью 31 марта 1578 года расправились со своей жертвой прямо посреди улицы.
Это убийство, которое, как считал Перес, спасет его от катастрофы, в действительности стало началом его падения. Друзья Эскобедо не собирались предавать это дело забвению и нашли союзника в лице Матео Васкеса, который первоначально был секретарем кардинала Эспиносы, а с 1573 года стал секретарем короля. Васкес, похоже, быстро догадался, как было дело, и начал настаивать, чтобы король принял меры. Несколько месяцев после этого Филипп мучился в нерешительности. С тревогой сознавая собственную вину в этом убийстве, он начал подозревать, что Перес поймал его в ловушку, вынудив отправить на смерть невиновного человека.
Представляется вероятным, что его растущие сомнения в благонадежности Переса усилились из-за поведения последнего осенью 1578 года. 4 августа в Африке в битве при Алькасаркивир погиб молодой король Себастьян Португальский, оставив наследником португальского трона своего престарелого дядю кардинала Энрике. Преемником кардинала Энрике мог стать один из троих: внебрачный член португальского королевского дома дон Антонио приор Крато, герцогиня де Берганса и сам Филипп II. Борьба за престол предоставляла широкое поля для интриг, а среди испанских придворных не было более искушенной интриганки, чем принцесса Эболи. Есть признаки – хотя и не являющиеся доказательствами, – что принцесса была сторонницей герцогини де Берганса, поскольку надеялась женить ее сына на своей дочери. Вполне естественно, что принцесса обратилась за помощью к своему союзнику Антонио Пересу, который в качестве секретаря по делам Португалии участвовал во всех переговорах о престолонаследии.
Любой намек на интриги Переса и принцессы в деле о португальском преемнике наверняка усилил бы сомнения короля в отношении своего секретаря. К концу 1478 года эти сомнения возросли настолько, что он лишил своей благосклонности аристократического союзника Переса маркиза де лос Велеса, который, как Перес и сам король, знал тайну убийства Эскобедо. Но, как ни странно, даже опала лос Велеса не смогла убедить Переса в том, что его собственное положение под угрозой. Уверенный, что причастность Филиппа к убийству Эскобедо делала любые действия короля против него слишком опасными, Перес упустил из виду упорную решимость монарха докопаться до сути дела, касавшегося самой чувствительной стороны его царствования. Фактически, все эти долгие месяцы у короля зрел тщательно продуманный план. Очевидно, что ему требовалось заручиться новыми советниками. Герцог Альба отправился в ссылку в свои поместья; Перес и его коллеги полностью дискредитировали себя. В тот момент, когда самое главное было не дать португальскому престолу выскользнуть из его рук, Филипп обратился к государственному мужу с огромным опытом, хорошо известному своей способностью думать быстро и действовать решительно, – к кардиналу Гран вилю.