ияние валенсийского аристократа дона Франсиско де Сандовал и Рохас, маркиза Дениа. Как только старый король умер, Дениа перебрался во дворец, и высшие посты в государстве заняли его друзья и родственники. Дон Кристобаль де Моура, занимавший пост первого министра в последние годы царствования Филиппа II, был отправлен, от греха подальше, в Лиссабон вице-королем Португалии; Родриго Васкеса де Арсе сменил на посту председателя Совета Кастилии пасынок Дениа граф Миранда; а в 1599 году очень вовремя появившаяся вакансия позволила Дениа сделать своего дядю архиепископом Толедо.
Вскоре стало ясно, что режим маркиза Дениа едва ли будет проводить столь необходимые стране реформы. Сам Дениа был обходительным человеком с легким характером, заботившимся, прежде всего, о том, чтобы обогатить свою семью и остаться у власти. И в том и в другом он преуспел необычайно. Будучи сравнительно бедным человеком в то время, когда ему удалось завоевать расположение короля, он быстро сделался очень богатым. Получив в 1599 году титул герцога Лерма, он стал один за другим занимать высокие государственные должности и получать mercedes. Пост командора Кастилии приносил ему 16 000 дукатов в год; 50 000 дукатов он получил в подарок от короля; еще одним подарком короля (чтобы порадовать его, когда он был нездоров и в дурном настроении) стали бриллианты на 5000 дукатов; доходы от поместий и других земель помогли поднять его годовой доход к 1602 году до 200 000 дукатов и позволили в том же году купить у маркиза Ауньона за 120 000 дукатов город Вальдеморо.
Фактически, Лерме удалось занять в государстве положение, равного которому не было ни у кого со времен фаворита короля Хуана II, Алваро де Луна. Помимо того, что он занимал пост первого министра, Лерма стал Privado, или Valido, – официальным фаворитом короля и первым из тех, кто правил Испанией на протяжении всего XVII века. Поначалу испанцам, привыкшим к манере Филиппа II, было трудно свыкнуться с системой, в которой король только царствовал, а фаворит правил. Однако со временем наличие Privado стало общепризнанной особенностью национальной жизни. То, что фавориты стали занимать такое высокое положение в управлении государством, было отчасти результатом личных качеств потомков Филиппа II – людей, которым недоставало как способности, так и умения править самостоятельно. Но еще это отражало растущую сложность управления, делавшую все более необходимым наличие компетентного министра, способного выработать решение на основании целой горы consultas, громоздившихся на столе короля.
Уже в последние годы царствования Филиппа II делались попытки помочь больному монарху с выполнением его административных обязанностей путем создания небольшой Junta de Noche, которая играла роль информационного центра по изучению consultas, поступавших от разных советов. После того как на престол взошел Филипп III, эта хунта была упразднена, но вскоре Лерма обзавелся аналогичным подспорьем. Отчасти это, безусловно, произошло потому, что смерть старого короля мгновенно привела к ослаблению королевской власти, и магнаты, с такой решимостью вытесненные Карлом V и Филиппом II из всех советов, теперь неудержимо стремились пробиться туда. Так, после 1604 года Государственный совет, состоявший теперь из пятнадцати человек, постепенно перешел в руки грандов. Всевозрастающее влияние аристократов в некоторых советах сделали для герцога Лермы – если он хотел удержать власть в своих руках – крайне желательным создание небольшой группы доверенных лиц. В то же время определенные аспекты управления, например состояние королевских финансов, требовали подробного экспертного изучения, которое нельзя было организовать на заседаниях совета в полном составе, что, естественно, привело к появлению специальных групп, создававшихся для решения отдельных вопросов.
Таким образом, в XVII веке в Испании наметилась тенденция к созданию небольших комитетов, действовавших независимо от советов. На годы правления герцога Лермы пришлось лишь робкое зарождение этой тенденции. Реальный переход к управлению с помощью хунт пришелся на 1620—1630-е годы. Но в конце концов Лерма, как и его преемник герцог Оливарес, пришел к выводу, что советы слишком погрязли в рутине и стали так сильно заботиться о своем престиже и старшинстве, что все больше превращались в органы, непригодные для управления империей. Использование различных хунт, чтобы обойти советы, стало очевидным способом решить проблему, но их эффективность определенно зависела от качеств назначенных туда людей. Выбор людей, прошедших путь, отличный от традиционного cursus honorum («курс чести», иными словами, «служебная лестница». – Пер.), ведущего к месту за столом совета, давал большие возможности вдохнуть в управление свежие идеи. Но то, насколько правильным будет этот выбор, зависело от фаворита.
Выбор доверенных лиц, сделанный Лермой, был, как правило, катастрофически неудачным. Попадаясь на удочку внушавших доверие мошенников, легковерный герцог возносил на важные должности самых сомнительных персонажей. Так, в частности, выбор Лермы пал на двух авантюристов: дона Педро Франкесу и дона Родриго Кальдерона, которым удалось втереться к нему в доверие. Франкеса – младший сын из семьи мелких каталонских дворян – сделал головокружительную карьеру под милостивым патронажем Лермы, доверившего ему задачу реформирования королевских финансов. Прежде чем все его прегрешения вышли наружу, ему удалось получить титул графа де Вильялонга и огромное состояние. Его падение в 1607 году было столь же стремительным, как и взлет. Франкесу арестовали за присвоение казенных денег, предали суду и заставили вернуть около 1 500 000 дукатов (порядка одной пятой всех королевских расходов за год). Карьера его коллеги Кальдерона была на удивление похожей, хотя оборвалась не так резко. Пользуясь неограниченным влиянием на фаворита, он сумел сохранить свою власть столько же времени, сколько и его хозяин, и потерял место – а в конце концов и жизнь – только с приходом нового режима.
Правящая верхушка в составе таких людей, как Лерма, Франкеса и Кальдерон, едва ли могла обеспечить обнадеживающие перспективы крупной кампании по реформированию и реновации, которой ждала страна и требовали arbitristas. Они люди очень быстро показали себя приверженцами уклончивой политики, которая, вероятно, вызывала противодействие со стороны влиятельных и решительных оппонентов. Это было особенно очевидно в налоговой политике. Одна из важнейших задач, стоявших перед правительством Испании на тот момент, заключалась в том, чтобы начать деликатную работу по выравниванию налоговых сборов с разных провинций монархии в надежде снизить налоговое бремя в Кастилии. Правда, в 1599 году Лерме удалось выбить из кортесов Каталонии субсидию в 1 100 000 дукатов, а в 1604 году получить субсидию в 400 000 дукатов от кортесов Валенсии. Однако при этом на взятки в этих двух провинциях ушло так много денег, что корона не получила от этих субсидий практически никакой пользы. Помимо этого, в 1604 году правительство попыталось увеличить размер millones в Бискайе, но быстро оставило эту попытку, столкнувшись с решительными протестами бискайцев. Таким образом, решение задачи перераспределения налогового бремени внутри полуострова оставили до лучших времен, когда изменившаяся международная обстановка позволит более решительному правительству начать эффективнее и равномернее использовать ресурсы подданных монархии.
Не сумев перераспределить налоговое бремя в стране, правительство Лермы точно так же не смогло выровнять его внутри Кастилии. Любые фискальные меры, которые могли уменьшить страшный разрыв между очень богатыми и отчаянно бедными, тщательно избегались, и Лерма пятился назад к более комфортным способам, таким как продажа привилегий и должностей, получение субсидий от португальских евреев и манипуляции с чеканкой кастильских монет. В 1599 году была санкционирована чеканка vellon – монеты из чистой меди, но в 1603 году ее вернули на монетные дворы, чтобы продолжить чеканку с двойной стоимостью против номинала. Несмотря на то что в 1607 году кортесы обусловили свою субсидию прекращением чеканки веллона, соблазн сделать деньги на производстве денег был настолько велик для правительства, постоянно находившегося на грани банкротства, что в 1617 году чеканку запустили снова, и закончилась она только в 1626 году, наводнив Кастилию монетами, которые ничего не стоили.
Живя постоянно за счет уловок и беспокоясь только о собственном спокойствии, пассивное и бесцветное правление герцога Лермы было примечательно не тем, что оно сделало, а тем, чего оно не сделало. Сам Лерма был по натуре человеком вялым, склонным к безотчетной меланхолии, которая по нескольку дней подряд не давала ему заниматься делами. Король, большой охотник до театров и расточительных дворцовых пиршеств, вместе со своими министрами посвящал этим забавам все свои дни, и дипломатические представители постоянно жаловались, как трудно добиться аудиенции и провести переговоры. Такие срочные дела, как вопросы налогообложения Кастилии, тихо ложились на полку в тщетной надежде, что со временем все благополучно разрешится само собой.
Единственным действительно хорошим делом, сделанным этим режимом, было подписание в 1609 году Двенадцатилетнего перемирия с голландцами – решение, которое Лерма провел с определенным мастерством, учитывая серьезное сопротивление. Хотя в конечном счете оно было навязано ему опустевшей казной. В остальном действия его правительства были неразумными и неудачными, как, например, перенос столицы в Вальядолид в 1601 году, оказавшийся настолько бессмысленным, что в 1606 году пришлось возвращать ее назад в Мадрид.
Однако был один акт, который это правительство провело с самой нехарактерной для него решимостью, – изгнание из Испании мавров. Дате официального одобрения кортесами декрета об изгнании придавали особую значимость, поскольку именно в этот день 9 апреля 1609 года было подписано «Двенадцатилетнее перемирие». Умелый выбор даты позволил сгладить унижение от вынужденного договора с голландцами за счет славы, которой осеняла себя корона, изгоняя из Испании последние следы мавританского доминирования, что позволило бы сделать 1609 год памятным не поражением, а победой.