В такой обстановке Каталония, ставшая куда более зрелой и ответственной, чем была в 1640 году, поняла, что совершила страшную ошибку. Правительство эрцгерцога Карла в Барселоне оказалось на редкость неэффективным и, вероятно, пало бы через несколько месяцев, если бы не поддержка союзников. В 1707 году Арагон и Валенсия подчинились Филиппу V и в наказание за поддержку проигравшей стороны были незамедлительно лишены всех своих законов и вольностей. Трудно себе представить, что принципат смог бы избежать той же участи, разве что союзники проявили бы твердость. Но твердость – это последнее, чего можно было ожидать от уставшей от войны Англии. Когда в 1713 году правительство тори заключило мир с Францией, оно бросило каталонцев на произвол судьбы точно так же, как сделали французы во время каталонского восстания против Филиппа IV. Оказавшись перед лицом одинаково мрачной альтернативы безнадежного сопротивления или сдачи, каталонцы выбрали сопротивление, и в течение нескольких месяцев Барселона с невероятным героизмом держалась против осаждавшей город армии. Но 11 сентября 1714 года силы Бурбона предприняли финальный штурм, и сопротивление пришло к неизбежному концу. С 12 сентября 1714 года Филипп V – в отличие от Филиппа IV – стал не только королем Кастилии и графом Барселонским, он стал королем Испании.
За падением Барселоны последовала полная ликвидация традиционных каталонских институтов, включая Diputacio и городской совет Барселоны. Планы правительства по проведению реформ были систематизированы в так называемом Nueva Planta («Новый план». – Пер.), опубликованном 16 января 1716 года. Этот документ ознаменовал превращение Испании из собрания полуавтономных провинций в централизованное государство. Вице-королей Каталонии сменили капитан-генералы, которые должны были править совместно с королевской Audiencia и вести все свои дела на кастильском языке. Принципат поделили на несколько административных районов, которыми на кастильский манер управляли коррехидоры. Даже университеты были закрыты с целью замены их новым, роялистским университетом, созданным в Сервере. Намерение Бурбонов заключалось в том, чтобы положить конец каталонцам как народу и уничтожить традиционное политическое деление Испании. Ничто не выражало это намерение лучше, чем ликвидация Совета Арагона, случившаяся еще раньше, в 1707 году. В будущем делами Арагонской короны должен был заниматься Совет Кастилии, который стал главным административным органом нового государства Бурбонов.
Несмотря на то что на практике административная реформа шла не так хорошо, как на бумаге, исчезновение каталонской автономии в 1716 году обозначило разделительную черту между Испанией Габсбургов и Испанией Бурбонов. Если бы Оливарес был более успешен в ведении войн, это изменение, несомненно, произошло бы на семьдесят лет раньше, и история Испании пошла бы совсем другим путем. Теперь же реформы оказались слишком запоздалыми, да и проводились они неправильно. Под властью Бурбонов Испанию предполагалось превратить в централизованное государство с политическим доминированием Кастилии, но преобразования пришлись на время, когда кастильская экономическая гегемония осталась в прошлом, и теперь централизованное правительство навязывалось более здоровым периферийным регионам силой – силой экономически отсталой Кастилии. Результатом стала искусственная структура, постоянно мешавшая экономическому развитию Испании, поскольку в течение следующих двух веков экономическая и политическая власть пребывали в хроническом разводе. Таким образом, центр и периферия остались антагонистами, и старые региональные конфликты упорно отказывались уходить в прошлое. Кастильско-арагонскую дихотомию невозможно было убрать одним росчерком пера… даже пера Бурбона.
Провал
Прочное закрепление новой бурбонской династии на испанском троне завершило одну эпоху в истории полуострова и открыло другую. Бурбоны считали, что в будущем Пиренеи как граница между государствами перестанут существовать. Со временем Испания станет частью Франции, так же как Каталония и Арагон – частью Испании. XVII век – эпоха очередной региональной фрагментации Испании и эпоха ее очередной изоляции от Европы – наконец, хотя и не быстро, подошел к концу.
Естественно оглянуться назад и посмотреть, что же пошло не так. И современников, и представителей более поздних поколений не мог не поражать чудовищный контраст между победоносной Испанией Филиппа II и сломленной Испанией, унаследованной Филиппом V. Не было ли это повторением судьбы Римской империи? И правы ли самоуверенные рационалисты XVIII века, интерпретировавшие это как наглядный пример того, к каким катастрофическим последствиям приводят невежество, суеверия и лень? Для эпохи, сделавшей своим евангелием идею прогресса, Испания, изгнавшая мавров и позволившая себе попасть в лапы невежественных монахов и священников, была обречена на поражение самим судом истории.
В ретроспективе заметно, что в этом анализе «упадка» слишком большое внимание уделялось тому, что считалось исключительно «испанскими» особенностями. Но хотя существуют действительно глубокие различия между Испанией и другими западноевропейскими странами, возникшие, в частности, из-за афро-европейского характера испанской географии и цивилизации, есть и заметное сходство, и было бы ошибкой его недооценивать. В конце XVI века не было никаких серьезных причин считать, что дальнейшее развитие полуострова будет так существенно отличаться от развития других частей Европы, как это произошло позднее. В конце концов, габсбургская Испания сделала шаг вперед по сравнению с остальной Европой в разработке новой техники администрирования, решавшей проблемы управления империей мирового масштаба. Казалось, Испания Филиппа II должна была иметь такие же шансы осуществить переход к современному централизованному государству, как Франция Генриха III.
То, что эта трансформация не удалась, относится в основном к XVII столетию, и прежде всего ко второй половине этого столетия. Экономическая депрессия начала и середины века, хотя и была чрезвычайно сильной в некоторых частях полуострова, не являлась чем-то исключительно испанским. В 1620-х годах Франция и Англия так же, как и Испания, переживали экономический кризис, а в 1640-х – политический. В действительности отклонение произошло только во второй половине века, когда повсюду момент самого острого политического кризиса остался позади. Именно после 1650 года определенные европейские государства взяли новый курс и стали строить свою мощь на основе более рационального использования экономических возможностей, а также военных и финансовых ресурсов. И это в то время, когда новая наука и философия начали учить, что человек может сам быть творцом своей судьбы и контролировать то, что его окружает.
Это время, которое для многих частей Европы стало периодом исключительно быстрого интеллектуального и административного движения вперед, для Испании было временем самой тяжелой политической и интеллектуальной стагнации. И Кастилия оказалась особенно неспособной ответить на вызов, брошенный кризисом середины века. В ней воцарились инертность и пораженчество, и понадобилась большая часть века, чтобы она смогла выбраться из этого состояния. Непосредственное объяснение этому провалу следует искать в катастрофических событиях эпохи Оливареса и, главное, в поражении Испании в войне. Тяготы войны подтолкнули графа-герцога к скорейшему проведению конституциональных экспериментов, подразумевавших радикальную реорганизацию административной структуры страны, но ему не хватило ни военных, ни экономических ресурсов, ни авторитета, который могли бы дать военные победы за рубежом, чтобы провести эти эксперименты успешно. Результат его неудачи оказался даже хуже, чем если бы эти эксперименты вообще не затевались. Стараниями Оливареса обострились проблемы между народами полуострова, и масштаб проблем отбил всякую охоту повторять эти эксперименты на целых полвека, в течение которых другие государства преобразовали свои административные системы, чтобы более успешно конкурировать в борьбе за власть на международной арене.
И все же принятие Испанией чрезмерных обязательств, связанных с ведением войн за рубежом, в то время, когда Кастилия не имела для этого ни экономических, ни демографических ресурсов, нельзя так просто приписать слепоте одного человека. Скорее, это отражает несостоятельность целого поколения правящего класса. Кастилия XVII века стала жертвой собственной истории. Она отчаянно пыталась возродить имперскую славу более ранней эпохи, будучи уверенной в том, что только таким способом сможет излечить свою политическую систему от болезней настоящего времени. То, что Кастилия отреагировала именно таким образом, не было чем-то неизбежным, но, благодаря масштабу ее триумфа в предшествующую эпоху, стало наиболее вероятным. Трудно повернуться спиной к прошлому, отмеченному такими многочисленными успехами, и еще труднее, когда эти успехи ассоциируются с самой квинтэссенцией страны. Ведь разве не были эти успехи следствием воинской доблести кастильцев и их беззаветной преданности вере?
Одна из трагедий истории Кастилии заключалась в том, что в конце царствования Филиппа I она пребывала в таком состоянии, когда казалось, что соответствия новым экономическим реалиям можно добиться только ценой отказа от самых почитаемых кастильских идеалов. Какими бы суровыми ни были предупреждения arbitristas обществу, взращенному на войне, ему трудно было найти достойную замену боевой славы в утомительных подробностях купеческих гроссбухов или признать высшую ценность упорного каждодневного труда, который оно привыкло презирать. Не менее трудным для этого общества было примерить на себя идеалы и опыт иноземцев, тем более что эти иноземцы так часто оказывались еретиками, и инстинктивное недоверие Кастилии к внешнему миру значительно усилилось в результате европейских религиозных революций XVI века. Благодаря трагическому стечению обстоятельств чистота веры в период царствования Филиппа II стала отождествляться с принципиальным неприятием идеалов и ценностей, распространявшихся в других частях Европы. Такое отождествление привело к частичной изоляции Испании от внешнего мира, заметно сузившей горизонты национального развития и снизившей ее способность адаптироваться к новым обстоятельствам за счет развития новых идей.