– Стой! – воскликнула Грёза, прижимая ладошки к пылающему лицу. – Как раз накануне Варвара и Полина собирались вспомнить, куда делись недостающие фигурки…
– И вспомнили, на свою беду! – закончил за нее Жорж. – Одна уличила другую в воровстве, а та не стерпела позора и закрыла подруге рот… подушкой. А сама заработала инсульт – в результате стресса на фоне гипертонии. Убийство – не шутка. Тут даже больные мозги взрываются.
– Они не успели…
– Чего не успели?
– Рассказать. Им помешали…
– Одна из них не успела! – подчеркнул Глинский. – Потому что вторая, то есть почтенная Полина Прокофьевна, не позволила Варваре… э-э… распустить язык. Теперь подруга замолчала навеки, а сама виновница убийства унесет свою тайну в могилу. У нее ведь речь отнялась, кажется?
– Не могу в это поверить, – дрожа, прошептала Грёза. – Полина? Нет… они так любили друг друга…
– Коварная старушка напоследок еще подбросила тебе белую пешку, перед тем как ее хватил удар. Вот только зачем?
– Это те самые шахматы, – упрямо повторила девушка. – Они диктуют свою волю, и человек не в силах сопротивляться. Чтобы кто-то появился или произошло что-нибудь, кому-то суждено исчезнуть… погибнуть.
– Насколько я понял, появились уже две пешки и король, а умерла только Варвара.
– Наверное, шахматы теряют магические свойства, когда не хватает фигур, – неуверенно пробормотала Грёза. – Поэтому они возвращаются.
Но Глинский уже не слушал ее, он нашел подходящее объяснение странным и трагическим событиям и с облегчением вздохнул. Никаких страшных тайн! Все грубо и просто, как дважды два. Интеллигентные бабульки, бывало, и не такие номера откалывали.
– Господин Ирбелин просил передать тебе деньги, – опомнился он, достал конверт и положил рядом с браслетом. – Бери, не отказывайся. Его бес попутал… или твоя красота. А может быть, это одно и то же?
Глинский усмехнулся, а она вспыхнула, сжала руки и затрясла головой.
– Нет, ни в коем случае! Я не такая… не девочка по вызову. Что он себе возомнил?
Гость пожал плечами, для него самого поведение патрона оставалось загадкой. Ирбелин не был похож ни на бескорыстного благодетеля, ни на влюбленного, ни на обуреваемого похотливыми желаниями сластолюбца. Что заставляло его осыпать Грёзу дорогими подарками и весьма приличными денежными суммами? Черт его разберет!
– Послушай, какая тебе разница, что у него на уме? Он же никаких намеков не делает, никаких обещаний от тебя не требует. А деньги всегда пригодятся, особенно при переезде. Не потащишь же ты с собой старый хлам?
– Это не хлам, это память, – обиделась Грёза.
– Такое везение не каждый день случается, – не унимался Глинский. – Я по опыту знаю: когда деньги к тебе идут, их отвергать нельзя, это дурная примета. – Он запнулся, просиял, словно осознал что-то, и выпалил: – Может, это твои шахматы наворожили? Тем более грех отказываться!
На ее лице возникло замешательство, и гость воспользовался моментом, чтобы удалиться.
– Ладно, я побежал. А то у меня еще дел по горло.
Грёза вздрогнула, когда за ним захлопнулась дверь. Она сидела, уставившись на браслет в бархатном футляре и конверт с деньгами, не решаясь прикоснуться к ним. Сундучок с шахматами стоял на столе, раскрытый, а рядом на доске из темного и светлого дерева врассыпную теснились рыцари, всадники, пешки… белый король словно сам собой оказался бок о бок с белой королевой. Черный король, держась особняком, одиноко взирал на них, в его эмалевых глазах мерцала зависть.
Грёза, вне себя от тревожных предчувствий, торопливо смешала фигурки.
Глинский терпеть не мог запаха лекарств, болезни и смерти, поэтому с удовольствием вышел во двор, где вовсю звенела апрельская капель.
Потеплело. Мелкие сосульки свисали с крыш, сверкали на солнце. В воздухе стоял свежий и горький аромат весны. Черные ветки деревьев были мокрыми, по тротуарам бежали ручейки. Дети Курочкиных пускали в луже бумажные кораблики. Дворовая собака восторженно носилась за голубями. А мрачные подозрения и догадки насчет убийства Варвары Игнатьевны показались Жоржу наваждением, навеянным тоскливой атмосферой старого дома, который доживал свой век.
«Ничего, скоро тебя ждет праздник, – подумал он о доме. – Ты станешь еще лучше, чем был. Твои двери гостеприимно раскроются, впуская разодетую публику. Ты услышишь звуки музыки и хлопки открывающихся бутылок с шампанским, смех женщин и шутки мужчин. Твои люстры вновь загорятся, заблестит новый паркет, и легко, торжественно заскользят по нему танцующие пары…»
Высокий, как жердь, молодой парень в джинсах и черной куртке помешал Глинскому закончить сентиментальный внутренний монолог. Парень приблизился к дверям парадного, покачнулся и нырнул внутрь. Подчиняясь внутреннему импульсу, директор агентства «Перун» поспешил следом. В коридоре он схватил парня за рукав и не очень вежливо спросил:
– Эй, ты к кому?
– Какое т-тебе дело? – пьяно огрызнулся тот и дернул локтем. – Пу-усти!
Глинскому пришлось импровизировать.
– Дом в аварийном состоянии, – заговорил он, не особенно заботясь о правдоподобии своих объяснений. Главное – ошеломить собеседника обилием слов и громкой речью. – Здесь провода оголены и лестница вот-вот рухнет! Тебя покалечит, а мне потом отвечать? Под суд идти? Бродят такие где попало, а с меня потом начальство премию снимает. Не пущу!
– Ты… чего? – выпучил глаза парень. – З-здесь мой друг живет.
– Какой еще друг? Всех выселили!
– Как – вы… выселили? А Витька… Лопаткин? Где мне его и-искать?
– Лопаткин, говоришь? – Глинский ослабил захват, и парень выдернул рукав из его цепких пальцев. – Лопаткин еще, кажется, не переехал. Только его дома нет. Он на работе!
На сей раз Жорж говорил чистую правду. Приятель Лопаткина выглядел помятым, под глазами висели мешки. От него несло перегаром. «Алкаш! – констатировал Глинский. – С утра лыка не вяжет».
– В-вот облом! – расстроился парень. – Что же делать? Он мне д-денег обещал дать, вз…взаймы. Я ч-через весь го…го-род ехал. Н-нутро горит!
– Пойдем ко мне, – Глинский вежливо, но крепко взял парня под руку, и тот, не сопротивляясь, дал отвести себя на второй этаж, где в одной из пустых квартир уже нанятая Ирбелиным ремонтная бригада держала спецодежду, провода, доски и кое-какие инструменты.
Покупка дома была делом решенным, и строителям надлежало определить, что и как можно переделать, и составить предварительную смету.
Глинский толкнул запертую дверь, обрадовался отсутствию рабочих, открыл ее своим ключом и увлек внутрь приятеля Виктора Лопаткина. Не отдавал себе отчета в том, зачем он это делает, директор агентства «Перун» провел парня в холодную разоренную кухню. Там стояли колченогий стол и сбитые из досок на скорую руку лавки. Глинский еще вчера привез сюда несколько бутылок водки и спрятал в шкафчик под окном. На всякий случай. «Как знал, что понадобится, – похвалил он себя. – Ай да Жора!»
Водка произвела на парня магическое действие – он оживился, без разговоров плюхнулся на грязную лавку и вожделенно уставился на бутылку. Глинский поискал глазами одноразовые стаканчики, выбрал один почище и поставил на стол. Парень судорожно сглотнул слюну.
– Хочешь опохмелиться?
Парень кивнул и потянулся к бутылке.
– Э-э, нет, не так сразу! – охладил его пыл Георгий Иванович. – Я посторонним не наливаю. Сначала познакомимся, а потом выпьем! Усек?
– Угу… – промычал тот. – М-меня Костей зовут. С-синицын я!
– А я – инженер Петров. Давно вы с Виктором дружите?
– С детства. Мы н-на одной улице ж-жили. Потом Ви…Витька переехал.
– А работаешь где, Костя Синицын?
– Г-грузчиком… в магазине. Работал…
– Уволили, значит?
– За пьянку, – тряхнув головой, признался Костя. – Вся б-бригада бухает, а отдуваться пришлось мне о-одному!
Глинский сочувственно хмыкнул:
– Беда!
– В-выпить не на что! – пожаловался парень. – Жена у-ушла. Взаймы никто не д-дает. Я бутылки со…собирал, да бомжи прогнали. Это и-их… промысел. Слышь, дай глотнуть, а?
Он судорожно икнул. Глинский с выразительным вздохом налил ему неполный стаканчик. После водки Косте полегчало, язык перестал заплетаться, глаза его чуть прояснились, но все его внимание по-прежнему поглощала бутылка.
– Почему пить начал? – спросил «инженер». – Жизнь тяжелая?
– Да так, – махнул рукой Синицын. – Я хотел в шахматы играть, ну, это… профес-сионально. Не вышло. Ума не хватило! А кроме шахмат, мне все… по барабану.
«Опять шахматы! – отметил Глинский. – Это неспроста». И решил прощупать почву:
– А Виктор тоже любит играть в шахматы?
– Не-а… я его учил, учил, да без толку. Не каждому это дано. Зря я ему шахматы подарил… Он их все равно забросил.
– Я тоже шахматами увлекаюсь, – соврал Глинский. – Забава интеллектуалов!
– Во! А я что говорю? – оживился Костя. – Для шахмат мозги надо иметь. Это тебе не д-домино!
– И часто вы с Виктором играли?
– Иногда. А потом перестали. Мы на рыбалку ездили и Витькины шахматы с собой брали. Ну, один раз повезло нам: поймали щуку, уху сварили на костре… Как не выпить? Под хмельком решили сыграть партию – кто проиграет, тот будет котелок мыть. Не помню, чем рыбалка закончилась… – Он протянул «инженеру» стаканчик. – Налей еще!
Костя выпил водку одним глотком и замолчал.
– А в шахматы кто выиграл? – спросил Глинский.
– Не помню… как отшибло. Больше мы не играли.
– Поссорились, что ли?
– Не-а… просто мы тогда несколько фигур того… потеряли на речке.
– А твои шахматы? – удивился Глинский. – Тоже потерялись?
– Мои? – Парень долго смотрел на «инженера», пытаясь сообразить, чего тот от него хочет. – Так… я только и ездил к Витьке. А он ко мне – ни ногой. Они с моей женой не поладили, друг друга терпеть не могли. П-прямо как кошка с собакой!
Костя налил себе еще, Глинский не возражал. Вот и выяснилась тайна исчезновения шахматных фигур Виктора: он их потерял на рыбалке, будучи в подпитии. Никакого колдовства! И все же не мешает уточнить.